Бессменный глава местечковых записывателей с возрастом плавно впадал в маразм. Виной этому были в числе прочего и весьма конкретные слухи об увеличении пенсионного возраста, а ведь это означало, что Щюра не увидит пенсии как ушей без зеркала…
- А ведь уши без зеркала действительно нельзя увидеть, - задумчиво проговорил Щюра, упершись своим мутным взглядом в Моню и Мину, как всегда сидевших на старом продавленном диване в офисе с вполне современной обстановкой и множеством компьютеров, которыми никто не пользовался кроме Мины, когда она находилась в адекватном состоянии, - я несколько раз пробовал – ничего не получается.
- Можно увидеть, - неожиданно для самого себя возразил Моня, - можно, если быстро повернуть голову…Уши на мгновение остаются на месте, а голова уже повернулась и один из глаз видит своё ухо…
- Какое ухо? – не понял Щюра.
- Правый глаз может увидеть правое ухо, а левый глаз – левое…
- Бред, - пробормотала Мина, - вред, след, интернет, обед, - как штатная поэтесса Мина постоянно рифмовала, - причём уши?
- Притом, что пенсию мы не увидим! – рявкнул Щюра.
- И увидим, и получим, - постаралась успокоить поэта поэтесса, которая тоже впадала в маразм, но не так быстро.
В это время заработал вызов по сотовому Мони на мелодию «Я в весеннем лесу пил берёзовый сок».
- Это моя мелодия! – загордился Щюра, - и мои слова!
- Как твои? – подняла брови Мина, - музыка Миши Ножкина, слова Жени Аграновича… Музыка была написана, когда тебе было 14 лет, а слова вообще в твой год рождения или даже раньше… Как это может быть?
- Вообще-то, - неожиданно в разговор снова вмешался Моня, - слова и музыку этой песни написал Евгений Агранович в один год… Он мой двоюродный дядя, потому и знаю…
- Значит, ты написал эту песню, едва родившись или даже ещё не родившись, - улыбнулась во все зубы Мина. – Как это могло быть?
- Во мне творит мировой дух, - совершенно серьёзно заявил Щюра.
- А как же быть с Аграновичем? – допытывалась Мина.
- Агранович – сионистский чёрный маг, - терпеливо объяснил Щюра, - Он воспользовался моим беспомощным положением и астрально обворовал меня, присвоив мою интеллектуальную собственность…
- А меня Белла Ахмадулина обворовала, - заявила Мина.
- А меня Андрей Вознесенский обокрал, - поддержал подругу Моня.
- Серьёзно? – поверил Щюра.
В ответ Моня и Мина начали петь свою песню о своём друге-начальнике:
Голый Щюра в лесу пил, вернее сосал
Не берёзовый сок, а свою же мочу
Что-то он не нашёл,
нечто он потерял
Был он очень удачлив,
а счастья не знал…
И носило его, как берёзовый лист.
Не менял города, не менял имена.
Был он раньше казак, а теперь коммунист
Пьёт хмельную мочу,
как сухого вина…
- Хватит! – сипло закричал Щюра. – На что вы расходуете свой талант?!
Моня и Мина смущенно смолкли, не допев до конца свою песню.
- Я серьёзно хочу подать в суд на Евгения Аграновича, - топнул ногой Щюра.
- Но он умер, - смущенно произнесла Мина.
- Когда? – деловито поинтересовался глава записывателей.
- Евгений Данилович Агранович скончался в 2010 году, - почти прошептала Мина.
- Какие он ещё сочинил песни? – Щюра достал из стола распечатанный текст искового заявления, куда надо было вписать данные по ответчику, претензии и сумму морального ущерба.
Мина подсела к компьютеру, и уже через несколько минут перед Щюрой лежал список из 12 песен.
- Главное – это создать прецедент, - важно провозгласил Щюра, подписывая иск.
- Я тебе подгоню важного свидетеля – с лукавой улыбкой заявила Мина, прочитав исковое заявление, - это моя хорошая знакомая белая ведунья Наталья Заморина. Она вызовет на суде дух Аграновича, который обязательно подтвердит факт твоего авторства… Ведь, как известно, духи не могут лгать…
- И вы верите, что у вас получится? – у Мони буквально глаза полезли на лоб.
- Я уверен, - отвечал Щюра, доставая сотовый, - Привет, Мальвина, - ласково заговорил главный записыватель, - выручай, дорогой…
Через месяц Щюру решением суда признали автором 12 песен Аграновича. Глава записывателей стал богаче и гораздо увереннее в себе. А наследники Аграновича дошли до Верховного суда, но проиграли и там, - у облдумовского Мальвины были хорошие связи везде.
Теперь Щюра мог подать в суд на любого писателя и поэта, произведения которого желал считать своими.
Сначала Щюра хотел завалить все суды страны своими исками, но известный сутяга и прощелыга Чурбай посоветовал более лёгкое и продуктивное решение.
Щюра стал требовать откупного с каждого живого поэта и писателя России, со всех родственников усопших талантливых создателей нетленных литературных образов, творивших на территории Российской империи и СССР. Пример с Аграновичем впечатлял, и все покорно платили Щюре.
Щюра уже не думал о пенсии и не радовался своему депутатству. Он стал очень богатым и знаменитым. Желать большего было не реально. Но потом он вспомнил о зарубежной литературе, о фильмах по произведениям американских, английских, французских, польских писателей и у него захватил дух.
Первой жертвой стал Ян Потоцкий, писатель-мистик сам напрашивался на скандал. Кто, как не этот колдун мог украсть у Щюры замысел и воплощение великого романа «Рукопись, найденная в Сорогосе»?
Всё складывалось прекрасно. Потоцкий сам напрашивался на Щюрино кидалово, но вот только всесильность Мальвины действовала исключительно на территории бывшего Союза, где коммунистический беспредел замордовал людей и сделал их ярыми врагами коммунизма его криминальных изысков.
Родственники Яна Потоцкого без особых усилий поставили на место сомнительную правозащитницу, взявшую на себя защиту юридических интересов Щюры в суде.
Потом Щюру поставили на место родственники Франца Кафки. Но эта победа здравого смысла пошла в развитие. Нобелевский комитет отказался признать Щюру автором произведений российских литераторов – лауреатов этой престижнейшей премии – Бунина, Шолохова, Пастернака и Солженицына.
Литература Россия оказалась в жёсткой изоляции. Западные издатели отказались признавать величие записывателя Щюры.
Процесс антищюризма набирал обороты – Государство Израиль взяло на себя защиту интересов родственников Евгения Аграновича и победило в Гаагском суде по правам человека.
Щюра оказался в конце концов в положении жадной и глупой старухи у разбитого корыта…
Щюры сидел в своём офисе, где он сохранил свою власть благодаря своему облдумскому Мальвине, и с непередаваемой грустью взирал на Моню и Мину, восседающих и воркующих друг с другом на своём продавленном диване.
Даже им был не интересен Щюра, как творческая личность. Они ждали от Щюры только предложений в очередной раз промочить горло по совершенно надуманным поводам, и таки дождались своего.
- А не выпить ли нам в честь 120-летия со дня рождения Сергея Александровича Есенина? – вопросил Щюра.
- Эка вспомнил! – воскликнула Мина. – У него день рождения в октябре, а теперь уже ноябрь.
- Никогда не поздно вспомнить и отметить того кто достоин этого! – настырно твердил Щюра, доставая из кармана деньги, которые Мина ловко подхватила и быстра понесла в ближайший магазин.
Уже через полчаса записыватели поднимали первые тосты за Есенина, которому они и в подмётки не годились.
Рос Эзопов, астраханский областной общественно-политический еженедельник «Факт и компромат», № 43 (653)