Если это не является богохульством, то это повествование достойно того, чтобы его начать литургическим возгласом: «Вонмем!», а затем и ещё более торжественным: «Премудрость!», ибо… не обошлось здесь без Божьего промысла.
Короче, 1980 год, двухсуточные осенние занятия по тактике, учениями назвать нельзя, так как особых задач нет, а есть плановое опускание завтрашних лейтенантов в окопную жизнь. Ноябрь, холодно, идёт дождь, украинский чернозём мешает нашему батальону перемещаться на местности. Идти нужно с полной выкладкой добрых 10-12 километров, затем, рыть окопы, щели и блиндажи. Утром обещаны танки, напалм, взрывы и много стрельбы, затем, атака на боевые порядки условного противника и триумфальное возвращение домой. Повторюсь, дождь и непролазная грязь. Наши преподаватели тактики пижонисто и неутомимо делят с нами тяготы и лишения марша, смеются и сыпят между собой анекдотами. Нам не до смеха, вся амуниция намокла и превратилась в коровье седло, мешающее двигаться и жить. Под шинелью мокрая от пота гимнастёрка и галифе, внизу пудовые от грязи сапоги, вверху озябшая, из-за постоянно струящегося по ней ручейка дождя, моя шея, по бокам, на спине и груди всё то тяжёлое и неудобное, что необходимо для войны, на кой пёс она бы мне была нужна. Короче. Всё, что только можно, вывернуто наизнанку, находится в дисбалансе, никак не сочетается со здравым смыслом, и нет возможности это всё прекратить.
Всё бы ничего, но впереди меня елозит по грязи мл.с-т Петя Федорченко, человек добрый и не плохой, но очень не складный и неуклюжий. За ним очень тяжело идти, из-за его корявых движений конечностями на меня летит какой-то навоз, его болтающийся, как коромысло, автомат постоянно грозит перебить мне переносицу. Иду грязный, злой, желающей Пете дать, как минимум, звездюлей.
Объявляют привал, мы останавливаемся под деревьями какого-то сада, ветки без листьев, но дождь слегка сдерживают. Автоматы мы поставили вокруг деревьев в пирамидки, курим, балуемся, греемся, как можем и остываем в некоторых местах одновременно. Это ощущение одновременно и жары, и холода помню даже сейчас.
Прошло минут 15-20, прошла команда на построение и дальнейшее движение батальона. Мы вновь поскользили по жирному украинскому чернозёму, вода уже была в сапогах, шея под дождём, мокрая от пота гимнастёрка вновь набирала кипятка. Идём врагу на встречу! Я вдруг понимаю, что что-то изменилось и мне комфортнее передвигаться. Смотрю на Петю, он так же хреново идёт, так же его ноги неуклюже разъезжаются и бросают грязь, НО! Нет автомата и в мой нос ничто не стремится ударить. Я оглянулся на место привала и увидел уже вдалеке, у дерева одиноко стоящий ствол. Я злорадно завибрировал, дескать, сейчас, Петя, ты огребёшь того, чего я тебе пожелал. Мы шли, Петя не замечал пропажи, место недавнего привала становилось всё дальше. Я уже испугался за Петину судьбу и стал оглядываться, нет ли там никого, кто бы мог украсть оружие. Нервы не выдержали и я заорал матом, Петя, где твой автомат? Началась паника, преподаватели остановили колонну и отправили бегом Петю и сопровождающих его курсантов к месту привала искать автомат. Козе понятно, если автомата не будет, то Пете грозит дисбат или что-то ещё неприятное. Я один знал, что автомат там и не пропал никуда, я же отслеживал это, и Петю ничего страшного не ждёт, просто взъерошат словесно его первобытный череп и всё.
Петя и сопровождающие пришли с добычей, Петя виновато улыбался, офицеры особо не изощрялись и прошлись по его нутру в щадящем режиме. И вдруг Петя говорит: «А это не мой автомат…». Как не твой? А чей же? ЕВ-2570… Холодок по спине, шапка с покалыванием в корнях волос поднялась над головой. Это же мой автомат! Мой, родной и мной хранимый и оберегаемый и мной же утраченный. У меня автомат Пети, который с этой минуты неподсуден, не наказуем, не порицаем. А все те эпитеты, которыми я в своих мыслях награждал, с этой секунды моё достояние и моё клеймо. АКМ ЕВ-2570 врезался в мою память на всю оставшуюся жизнь. Вина перед Петей была забыта нами обоими. Но урок Божий не прошёл для меня зря и когда Лукавый подмывает меня на злорадство или тайный гнев я произношу своё заклятие: «ЕВ-2570!» и он отступает. Потому и «Вонмем»! Ибо… Премудрость!
Ни слова неправды.
Илья Симачевский, город Ахтубинск
