Николай Тарбеев — мещанский сын из села Черный Яр Астраханской губернии. В 1896 году 21-летний Николай Тарбеев закончил курс Астраханской гимназии и был назначен учителем церковноприходской школы при городской Казанской церкви.
Окончил курс Астраханской духовной семинарии, сдав экстерном экзамен.
31 мая 1898 года рукоположен в сан диакона Троицкой церкви села Среднепогромного Царевского уезда. 4 августа 1898 года переведен в Богородице-Рождественскую церковь с. Никольское Енотаевского уезда, а 19 мая 1899 года, — в село Владимировку того же уезда. В ноябре 1906 года назначен диаконом Ильинской кладбищенской церкви г. Красный Яр. 26 октября 1907 года перемещен ко Входоиерусалимской городской церкви, сменив на этом месте о. Николая Залесского.
Отец же Николай Залесский сменил о. Николая Тарбеева на его должности в Ильинской церкви г. Красного Яра. В это время они вместе участвовали в деятельности Кирилло-Мефодиевского братства, сменяя друг друга на посту заведующих его книжного склада.
Так продолжалось до 1910 года, когда о. Николай Тарбеев был рукоположен в сан священника в с. Киселево Черноярского уезда. 19 ноября 1912 года его переместили в с. Заветное того же уезда, а 15 февраля 1915 года — в Донскую церковь Косикинской станицы Енотаевского уезда. Здесь он совмещал священнические обязанности с должностью секретаря местного земельного отдела.
В 1919 году, после расстрела большевиками священника села Владимировки Енотаевского уезда о. Гавриила Богданова, о. Николай Тарбеев был назначен на этот приход. В селе Владимировке он прослужил до 1928 года, пережив и изъятие церковных ценностей и обновленческую смуту, давая твердый отпор попыткам «живоцерковников» завладеть приходом.
По прибытии на Астраханскую кафедру в 1928 году архиепископа Филиппа (Ставицкого) протоиерей Николай Тарбеев был назначен в Красный Яр. Положение здесь было неважное. Обновленцы захватили Покровскую и Ильинскую кладбищенскую церкви, предпринимали попытки склонить на свою сторону церковный совет Владимирского собора. Батюшка сумел завоевать уважение красноярцев, обновленческие храмы опустели. У о. Николая Тарбеева нашелся верный и смелый помощник, диакон местной церкви о. Михаил Смирнов.
Один из местных обновленческих священнослужителей дал такие показания в ОГПУ: «В бытность свою в должности священника в селе Красном Яру священник Тарбеев Николай в течение двух лет с 1928 года под видом религиозных действий организовал вокруг контрреволюционное ядро, состоящее из черносотенной монашеской братии, как то: священника Залесского Николая села Ватажного, Смирнова Михаила дьякона села Красный Яр, каковой служит с ним в одной церкви, монашку Веру Михайловну Попову, монашку Аристову Александру, Броженину Татьяну и Матвеенко Варвару, тоже монашки, каковые наряду с проведением религиозных убеждений вели контрреволюционную деятельность в деле разложения коллективизации, осенней и весенней путины и других компаний: ЕСХН, Заем, индустриализации и самообложения. К священнику Тарбееву Николаю приезжал священник Залесский Николай села Ватажного, к нему же также приходили на дом дьякон Смирнов Михаил и монахиня Попова Вера Михайловна, Аристова Александра, Матвеенко Варвара, Броженина Татьяна, где Тарбеев говорил, что коллективизация для религии не выгодна, что если будут осуществлять колхозы, то вера в народе отомрет, быстрей нам нужно в противовес мероприятий советской власти вести усиленно агитацию за религию, что всякое мероприятие коммунистов является преступлением перед Богом.
Таких сборищ я наблюдал несколько в конце мая перед каким-то религиозным праздником, после Всенощной у Тарбеева собирались Попова Вера Михайловна, Броженина Татьяна и ктитор церкви Попов Абрам Михайлович, в июле-месяце сего года днем в доме Тарбеева были монашки Матвеенко Варвара и Броженина Татьяна, также присутствовал дьякон Смирнов Михаил, где в разговоре Смирнов говорил: «Сволочи, Советская власть начинает нагло открыто уничтожать духовенство, дураки верующие, нужно было бы так делать: пока арестовывают представители власти, то всем как один выступить один — два раза, так Бог сделает, то никого бы не стали больше брать».
Тарбеев больше молчал, только сказал на слова Смирнова: «ничего, мы, видимо, Богом посланы страдать, но долго так продолжаться не будет».
Тут сидевшая монашка Татьяна Броженина сказала: «Если нашего священника будут арестовывать, то надо только сказать одно слово женщинам, они всех коммунистов подушат, а мы будем в стороне». Числа 8-9 августа сего года в доме Смирнова сидел Попов Абрам Михайлович и Попова Вера Михайловна, где Попов говорил: «Вот какой батюшка у нас хороший (речь шла о Тарбееве), как бы коммунисты не агитировали, а все одно к ним на собрание никто не стал ходить, а у нас народу полная церковь». Попова Вера Михайловна говорила: «Мы целыми днями ходим по домам к женщинам, рассказываем о порядках советской власти, о издевательстве над крестьянами, разве кто к ним пойдет, нам батюшка Таребеев говорил: религия и Православная вера будет крепка тогда, когда мы сами активно будем агитировать за неё, ну мы так и делаем в свободное время: я иду в одну сторону, Броженина Татьяна в другую, Матвеенко Варвара в третью, Аристова Александра — в четвертую».
С подачи обновленцев чекисты занялись разработкой обширного «церковного заговора» в Красном Яру, который быстро связали с заговором «кулацко-монархической группировки». Под внимание следователей попали священники о. Николай Тарбеев, о. Николай Залесский, диакон Михаил Смирнов, церковный ктитор Абрам Попов и называвшиеся в Красном Яру «монашками», бывшие послушницы женских монастырей: Астраханского Благовещенского — Вера Попова, Воскресенско-Мироносицкого — Александра Аристова и Лысогорского — Браженина Татьяна и Матвеенко Варвара. Послушниц-«монашек» выставляли самыми активными помощницами о. Николая Тарбеева: «Он (о. Николай Тарбеев) сгруппировал вокруг себя черносотенец-монашек Варвару и Татьяну. Их он использовал для контрреволюционной агитации против Советской власти, которые, вращаясь в повседневной жизни среди верующих христиан, агитировали о том, что Советская власть доживает последние дни, а религия староцерковников возьмет руководство над православной верой ... вокруг себя Тарбеев Николай организовал темную монашествующую братию монашек: Попову Веру Михайловну, Корастелеву Анну, Матвеенко Варвару и Броженину Татьяну, через которых Тарбеев ведет контрреволюционную работу. Корастелева и Попова ходят по домам и распространяют слухи о войне, о том, что коммунисты хотят народ уморить».
Сам о. Николай Тарбеев в свете таких показаний вырисовывался как центральная фигура «заговора», его вдохновитель, организатор и предводитель. Ему более всех и досталось от обновленцев: «С момента его приезда в с. Красный Яр, он, Тарбеев Н., прежде всего занялся вопросом поднятия религиозности среди верующих и организацией вокруг себя и староцерковнической сергиевской ориентации темных контрреволюционных сил... Тарбеев в разговорах среди верующих всегда говорил, что советская власть не имеет революционной законности, она всей своей политикой хочет задушить православную религию, издевается над православной верой, нам нужно не только укрепить свою веру, но и закреплять вокруг себя православных христиан с целью предотвращения коммунистов от посягательства над религией»; «агитируя повседневно среди верующих, он, Тарбеев, сколотил вокруг себя верующих, закрепил религиозность среди верующих до фанатизма. Даже верующие приходили к Тарбееву за благословением тогда, когда хотели вступать в колхоз. Таких случаев было много... на Пасху, на 3-4 день о. Николай (Тарбеев) по выходе из церкви на паперти говорил, что нужно призывать народ к вере, чтоб вера не ослабевала, иначе наш храм закроют коммунисты, нам нужно быть стойкими, как Христос страдал за людей, так и мы должны пострадать за веру... Тарбеев Николай говорил: «Нам советская власть не страшна, за нас в любой момент пойдут в защиту наши соседние государства, они не дадут нас в обиду. Если бы коммунисты не боялись иностранных государств, то они нас, священнослужителей давно бы повешали, еще верующим нужно быть смелее, не давать закрывать храмы, с массой они ничего не сделают, вот посмотрите, сколько церквей было закрыто в нашей округе, все открыли. В Енотаевке получилось целое восстание на почве закрытия церкви — так надо бороться за православную веру».
25 августа 1930 года в Астрахани, куда о. Николай Тарбеев приезжал к своей семье, с него взяли подписку о невыезде, а 19 сентября был арестован. Обвинялся он в том, что «вел антисоветскую агитацию, выражавшуюся в том, что советская власть долго не просуществует, что советская власть не имеет революционной законности и делает беззаконие, отбирая серебро (церковное), распускает разные слухи о войне и т.п.»
На допросе о. Николай Тарбеев отвел от себя возводимые на него обвинения, как в отношении обновленчества, так и в отношении антисоветской агитации: «В отношении новоцерковников (т.е. обновленцев) я лично отношусь к ним не враждебно. Мои, конечно, убеждения, как староцерковника, есть убеждения личные, я их никому не навязываю, а остальное — дело совести каждого человека. Верно, что указывал гражданам на разницу тех и других взглядов и убеждений, но этим я не хотел никого заставить идти за мной и моими убеждениями, это дело совести каждого человека. Что же касается послушниц, а их было четыре, то как они, так и я к ним никогда не ходил и с ними ничего и никаких разговоров не вел. Делали они свое дело, порученное им, т.е. выпекали просфоры, и что прикажет по службе им совет (церковный). Я же ими никогда лично не распоряжался, а если мне что-либо было нужно, примерно, выстирать облачение или вычистить, я обращался через ктитора. Что касается моих советов или благословений граждан перед входом в колхоз, то таких случаев не было, за исключением одного... когда я входил в ограду, ко мне подходила наша сторожиха и спросила меня, что ее одна родственница как с месяц записала со всем семейством в колхоз, и хочет знать, правильно ли она сделала, что поступила в таковой, мучается и думает: можно ли ей ходить молится Богу. Я сказал, что случаев запрещения ходить в храм колхозникам, кажется, не было. Вообще должен сказать, что я никогда против советской власти нигде не выступал, и ничего ни с кем в частных разговорах не говорил».
Арест о. Николая Тарбеева всколыхнул Красный Яр. Верующие стали собирать подписи под ходатайством об его освобождении. Это событие впоследствии органами ОГПУ оценено было как часть заговора с целью поднять восстание. Особенно высоко в этом событии выставлялась роль о. Николая Залесского, в котором чекисты стали видеть преемника о. Николая Тарбеева по руководству «церковными заговорщиками».
11 ноября 1930 года были произведены аресты о. Николая Залесского, о. Михаила Смирнова, ктитора Абрама Попова и бывших послушниц: Веры Поповой, Александры Аристовой, Брожениной Татьяны и Матвеенко Варвары. Ни один из обвиняемых не признал своей вины, и все обвинение было построено на показаниях лжесвидетелей. Расписав деятельность группировки Клюковского В.Г., следователи в обвинительном заключении заявляли: «Тем временем, в этом же Красном Яру вела к/р работу другая группировка церковников, во главе с попом Тарбеевым Н.Г. и его ближайшими помощниками: попом села Ватажное Залесским Н.Д. и старостой Красноярского собора Поповым Абрамом Михайловичем. Имея одно и то же стремление классовых врагов — подорвать и ослабить мощь пролетарского государства с целью свержения Советской власти и возвращения своего прошлого положения эксплуататоров и паразитов, кулаки и церковники связались между собою и объединившись к началу осенней путины в одну группировку, повели бешенную агитацию среди колхозников и ловцов, используя для этого и монашек, членов церковной группы, каковые на ряду с религиозной пропагандой вели к/р агитацию среди жен колхозников и ловцов, действуя на малосознательную верующую часть их угрозами расправой на земле и наказанием Божиим в загробной жизни. Для проведения своей к/р работы кулаки и церковники в Красном Яру собирались в доме Клюковского В.Г., посещая его по 2-3 человека, под видом писания им заявлений о восстановлении (в правах), также собирались на квартире дьякона Смирнова... На этих совещаниях они разрабатывали и намечали планы своей к/р деятельности».
Всего по делу было привлечено: «кулаков 25, середняков (сыновей кулаков) 3, б/пристав 1, служащих 1, священнослужителей 3, церковников 5. Всего 38 человек».
17 декабря 1930 года постановлением тройки ОГПУ по Нижне-Волжскому краю о. Николая Залесского, о. Николая Тарбеева, о. Михаила Смирнова, а также еще четырех обвиняемых, приговорили к высшей мере наказания — расстрелу.
В ночь под Рождество о. Николай Залесский решил отслужить праздничную рождественскую утреню. Его поддержали и другие священнослужители. Пели они громко, не таясь, несмотря на то, что охранники кричали на них, требовали прекратить, беспрерывно стучали в дверь. Но службу отслужили до конца. Все заключенные, находившиеся в камере, молились вместе с духовенством. А наутро о. Николая Залесского и других, бывших здесь священнослужителей, потребовали с вещами. Они не вернулись.
Расстрел состоялся 8 января 1931 года в 11 часов 15 минут «вне черты города, в месте, гарантирующем полную секретность».
Кирилл Харатьян, Полит.ру
