КОРР.: Экономика России поразительно парадоксальна. Чтобы ни происходило в мире и стране, она неизменно работает на рост двух показателей: социального расслоения населения и цен. При такой специфической стабильности все рассуждения о крепнущей макроэкономике вызывают только озлобление. Особенно сейчас — подавляющая часть россиян судит об эффективности борьбы с кризисом не по триллионам рублей, брошенным на спасение избранных банков и корпораций, а по быстро растущей дороговизне жизни. По оскудевшим кошелькам и пустеющим кошелкам в руках. Прилавки, правда, не пустеют, но становятся все менее доступными. Продавцы просто не успевают переписывать ценники на товарах. Чем вызван стремительный рост цен?
ОЛЕГ ШЕИН: Начнем со статистики. За 2004—2008 годы, по официальным данным, инфляция в моей родной Астрахани составила 63 процента. За это время тарифы ЖКХ увеличились: на воду — на 542 процента, на вывоз мусора — на 480, на отопление — на 455, на жилищные услуги — на 300. При этом качество услуг, оказываемых комплексом, существенно ухудшилось.
КОРР.: Но все эти годы росли и зарплаты, доходы.
ОЛЕГ ШЕИН:Рост росту рознь. Тем более что у всех заработки разные, а цены для всех одинаковые — и для богатых, и для бедных. Поэтому люди с доходами средними и ниже средних страдают прежде и сильнее всех. Они вынуждены жить в режиме строжайшей экономии, отказывая себе в самом необходимом. Есть важный индикатор социального благополучия общества — коэффициент децильности, показывающий соотношение доходов 10 процентов наиболее богатых и 10 процентов самых бедных граждан. В начале прошлого года он составлял 16,8:1 — в развитых европейских странах это соотношение 7:1. Вывод очевиден: в России национальный доход необоснованно и несправедливо перераспределяется в пользу богатых. Пики этой несправедливости приходятся на середину разрушительных 90-х (соотношение доходов в 1991-м — 4,5:1, в 1994-м — 15:1) и на “тучные годы” (2000-й — 13,9:1, 2007-й — 16,8:1). Десятки миллионов россиян так и не ощутили благодатности этих лет. В моей родной Астраханской области у 40 процентов жителей за последние 8 лет уровень жизни не повысился.
Это означает, что рынок спроса формирует небольшая часть населения — богатые, вокруг которых сложился немногочисленный и неустойчивый так называемый средний класс. Это офисные сотрудники, квалифицированные рабочие, быстро теряющие прежние заработки. Исключение пока составляют те “синие воротнички”, которые организовали реальные, защищающие их профсоюзы, — авиадиспетчеры, докеры. При низких доходах населения, следовательно, и при искусственно сжатом под флагом борьбы с инфляцией спросе отечественный производитель не способен развиваться — слишком узок круг потребителей. Например, 20 процентов наиболее обеспеченных жителей Астраханской области покупают столько же товаров и услуг, сколько все остальные (80 процентов) астраханцы. Если же исключить из общего объема товаров и услуг те, что входят в потребительскую корзину, то есть обеспечивающие выживание, то контраст будет еще более разительным. Думаю, доля 20 процентов наиболее обеспеченных составит 70—80 процентов всего объема потребления.
Это крайне ненормальная ситуация. Необходимы государственные решения, обеспечивающие повышение благосостояния большинства россиян, их платежеспособный спрос. Как это сделать, известно: ввести прогрессивное налогообложение, повысить зарплаты, стипендии, пенсии, социальные пособия. Расширение спроса подтолкнет развитие отечественного производства и внутреннего рынка. Экономический блок Правительства должен перестать запугивать себя и всю страну инфляцией. Ее ограничение превратили в самоцель, ради достижения которой народ посадили на “голодный паек”. Доходы россиян должны, наконец, хотя бы догнать рост цен.
КОРР.: Все это так. Но уже сегодня для многих становится недоступным самое необходимое: хлеб, молоко, мясо, рыба, даже овощи. О лекарствах даже вспоминать не хочется.
ОЛЕГ ШЕИН: Цены растут не оттого, что у людей денег добавилось. Корни инфляции в дефиците товаров, а не в избытке средств. Это первая причина. Вторая — искореженность экономики, крайняя монополизация всех ее сфер, в которой одинаково кровно заинтересованы и нечестный бизнесмен, и корыстный чиновник. Возьмем злополучный бензин, уже ставший притчей во языцех. При самой высокой стоимости нефти его литр в США стоил 19 рублей — сейчас 12. А в России? При удорожании нефти корпорации повышали внутренние цены на горючее, чтобы не терять прибыли. Подешевела нефть — корпорации отчаянно бьются против сокращения цен на ГСМ, чтобы компенсировать свой недобор на внешних рынках. Попытки антимонопольной службы привлечь монополистов к ответственности малоэффективны.
Самое действенное средство борьбы с монополизмом — законодательное ограничение нормы прибыли. В России она может быть любой — и 300, и 500 процентов. Огромные сверхприбыли, остающиеся у хозяев корпораций, искажают рынок, всю экономику, систему ее регулирования. Государственное регулирование нередко направлено не на развитие конкурентной среды, а на поддержку отдельных крупных компаний. Вспомните, в 2004 году налог на прибыль был снижен с 36 до 24 процентов. Но примерно тогда же подняли налог на производственные организации Всероссийского общества инвалидов — мол, справедливо уравняли всех. Еще более “демократично” поступили, снизив налог на прибыль после начала кризиса. Опять “равный” подход ко всем. Фактически же решение принято исключительно в интересах “Газпрома”, “Лукойла”, “Роснефти”, других сырьевых корпораций, энергетических компаний. Предприятия станко-, судо- и авиастроения, обрабатывающей и легкой промышленности в сложившейся ситуации о прибыли и не мечтают. Они просили о реальных налоговых льготах, но Минфин и обсуждать их не намерен...
КОРР.: Вы говорили о росте тарифов ЖКХ.
ОЛЕГ ШЕИН: Этот рост — тоже порождение монополизма. Отрасль, по определению, является естественной монополией (исключая ЖЭКи), стоимость услуг которой устанавливает государство. Точнее, чиновники — члены специальных комиссий. Объективны ли они? Если рост цен на услуги комплекса в 5—8 раз обгоняет инфляцию, то этот вопрос вполне обоснован. Тем более что ценообразование даже в государственных компаниях, занятых в сфере жизнеобеспечения, закрыто для общества. Безусловно, тарифы должны обеспечивать модернизацию и развитие ЖКХ. Но отрасль продолжает разрушаться — огромные собираемые с населения средства уходят явно не по назначению, используются нецелевым образом.
Собственник естественных монополий — государство фактически отказалось от регулирования их деятельности, не контролирует внутренние цены, по которым закупается оборудование, комплектующие. Они нередко приобретаются у “родственных” структур по стоимости, в разы превышающей рыночную. Понятно, все эти переплаты, как и расходы на содержание непрофильных активов, в скрытом виде “сидят” в тарифах. Если в отрасли не будет наведен порядок, то цены на их услуги и дальше будут расти как на дрожжах.
Еще вольготнее процветают за счет населения неестественные монополии...
КОРР.: Что вы имеете в виду?
ОЛЕГ ШЕИН: На том же рынке жилищно-коммунальных услуг есть монопольные виды деятельности — отопление, подача воды. Ими должны заниматься социализированные госпредприятия, а стоимость тарифов контролировать общество. Но есть, например, и ремонтные работы — тут возможна конкуренция. Но известно, как трудно “посторонним” предпринимателям получить доступ к ремонту домов — местные власти не дают в обиду свои подшефные фирмы, выдумывая всевозможные преграды для чужаков, создаются даже липовые ТСЖ. Один московский чиновник стал председателем 33 товариществ... У нас, в Астрахани, развитие ТСЖ пошло достаточно нормально. Знаю немало случаев, когда компании качественно выполняли ремонтные работы в 2—3 раза дешевле, чем запрашивали муниципальные организации.
Такой же неестественной монополией стали сети, скупающие сельхозпродукцию у крестьян. Большая удача для сельчанина, если он “сдаст” закупщику знаменитые астраханские помидоры по 4 рубля за килограмм. Чаще всего приходится отдавать дешевле. В Москве же, других больших городах даже в разгар сезона помидоры продаются по 40—50 рублей за килограмм. Такое десятикратное удорожание не объяснить транспортными накладными расходами, торговой наценкой. Горожане многократно переплачивают за продукты, а крестьяне остаются без средств. От такой жизни молодежь бежит в города, лишая село будущего. Сформировалась мощная индустрия, работающая против крестьянина, вынуждающая его в полном смысле батрачить на пришлых перекупщиков, которые кормят чиновников и на местах, и в городах.
КОРР.: И противостоять этой индустрии невозможно?
ОЛЕГ ШЕИН: Только усилиями государства. Несколько лет назад на заседании Государственной Думы я предложил тогда министру сельского хозяйства Алексею Гордееву создать крупную госкомпанию, которая по твердым обоснованным ценам закупала бы сельхозпродукцию и доставляла на рынки городов. Совершенно ясно, что необходимо возрождать потребительскую кооперацию, бывшую в советское время мостом между крестьянином и покупателем. Государственные интервенции на продовольственном рынке, безусловно, нужны, но они — разовые, избирательные акции, которые не заменяют, и не заменят, систему стимулирования производства и реализации продуктов...
Точно так же, как несерьезно сводить государственное регулирование рынка продовольствия к попыткам сбить торговые наценки или побудить оптовую и розничную сеть добровольно сдерживать цены на продовольствие. Торговля — последнее звено на пути к покупателю, но как ни тянуть за него, всю цепь не вытащить. Начинать надо с первого звена — с отношения к земле и крестьянину. Пока государство выделяет отечественному агрокомплексу менее процента своего бюджета, оно обречено тратить в десятки раз больше средств на импорт продовольствия. Земля из кормилицы превращается в инструмент спекуляций и “сохранения” капитала. Огромные площади в Центральной России скуплены современными латифундистами “на будущее”. Нужно значительно поднять налог на сельхозугодья, владельцы которых ничего не выращивают и не производят.
Второе звено — закупка, хранение, переработка сельхозпродукции. И только третье — оптовая и розничная торговля. Вся эта цепочка не заработает без государственного регулирования и стимулирования. Красивыми призывами, даже угрозами монополистов не унять — их аппетиты безграничны.
КОРР.: Разве это не понятно?
ОЛЕГ ШЕИН: Очень понятно. Поэтому даже рекомендации первых лиц государства, не побоюсь сказать, нагло, вызывающе саботируются. Пример — отношение чиновников к малому бизнесу, который способен занять и дать заработок миллионам людей — и в городах, и на селе, составить конкуренцию монополиям. Президент требует: перестаньте “кошмарить”, а в жизни почти ничего не меняется. Год назад, отвечая на просьбы, Дмитрий Медведев пообещал, что соответствующие ведомства решат проблему контрольно-кассовых машин в малом бизнесе. Мелкие предприниматели работают на вменяемом налоге, который доводится заранее и не зависит от оборота средств и заработка. Но финансисты и налоговики заставляют предпринимателей покупать эти ККМ, тратить немалые средства на их обслуживание. Зачем? И по закону эти аппараты не обязательны, и Президент пообещал, а решения до сих пор нет. Понятно почему — нерушим сговор владельцев заводов-изготовителей машин с некоторыми правительственными чиновниками. Всех этих заинтересованных лиц человек двадцать — не больше, а расплачиваются миллионы людей, занятых в малом бизнесе и тех, кто пользуется их товарами или услугами. В конечном счете за все платит население.
Расплачивается оно, а это сегодня совершенно очевидно, и за непродуманные положения Закона о рынках. Он обязывает в течение нескольких лет закрыть все рынки, переместив торговлю в крупные специальные комплексы. То есть полностью отдать ее хорошо отрегулированной системе, концентрирующей теневой бизнес и криминальные элементы. Конечно, на рынках необходимо было навести порядок, дать возможность крестьянам спокойно продавать свою продукцию, не выплачивая дани за место за прилавком. Вместо этого был принят закон фактически о монополизации рыночной торговли. Благодаря ему хозяева комплексов легко договариваются между собой и чиновниками, определяя ценовую политику. Отсюда и парадокс: производители сельхозпродукции снижают ее стоимость, а для покупателя она поднимается до недостижимых высот. Сетевики ликуют. Один из них намеревался слетать в космос. Правда, полет сорвался.
Конечный результат Закона о рынках противоположен главной идеи, ради которой он и задумывался. В результате от этого документа выиграли десятки тысяч чиновников разных уровней, сохранившие возможность не думать о собственных тратах: ежегодно обновлять, допустим, “ауди” или приобретать недвижимость на Багамских островах. Узкая бюрократическая прослойка кровно не заинтересована и противится любым мерам, ограничивающим монополизм. Чтобы экономика становилась действительно конкурентно-рыночной, работала на повышение благосостояния страны и всех ее граждан, необходима реальная конкуренция и в политическом пространстве — и при принятии решений и при их исполнении.
КОРР.: Олег Васильевич, более частный вопрос: государственная антимонопольная служба недееспособна сама по себе или у нее много обязанностей и мало прав?
ОЛЕГ ШЕИН: Я знаю эту службу и многих ее сотрудников. Они — профессионалы и хотели бы оперативно реагировать на то, что происходит на рынке. Но в сформировавшейся в основном еще в 90-е годы общей системе невозможно, чтобы одна какая-то служба была эффективнее остальных. Что может сделать ФАС с теми же нефтяными монополиями, бензиновыми или торговыми королями, энергетическими или транспортными корпорациями, если Россия фактически не имеет антимонопольного законодательства. Я уже говорил, что у нас не ограничена норма прибыли. Она может быть просто гигантской — даже любой — в регулируемом государством секторе экономики. Недавно, выступая в Государственной Думе, Владимир Путин отметил, что антимонопольное законодательство излишне либерализовано. В этом, уверен, корни высокой инфляции, бесконечного роста цен. Экономика, значит, и вся страна задыхается под гнетом монополий.
Журнал "Российская Федерация" №9, июнь 2009г.