Мне был нужен сад сначала на два дня в неделю, потом на три дня, потом на пять… В частный детсад «Ежевичка» мы пришли в конце прошлого года, буквально в его последнюю неделю. Я долго общалась с заведующей-директором-владелицей насчёт того, что мне нужен сад на два или три дня в неделю с оплатой этих самых дней. Это условие я сразу озвучила. Директор хоть и давила на меня рассказом о своей стотысячной арендной плате, согласилась взять моего Пашу на эти два-три дня.

В детсаду посчитали, что один день будет мне обходиться в шестьсот рублей. Руководство садика впервые столкнулось с ситуацией, когда их услуги клиенту понадобились не на полную неделю, а на несколько полных дней. Привыкли, что все платят по двенадцать тысяч рублей в месяц. Перерасчёт за пропущенные дни «Ежевичка» не делает. Это, видимо, и есть тот тонкий момент, который шилом где-то засел. Для меня было важно устроить сына в сад на два или три дня, чтобы освободить время для работы.

Повышенный тон директрисы сада я восприняла как личностную особенность, против меня не направленную. Решила, пусть кричит; если она не говорит «нет, на таких условиях мы услуги не предоставляем», значит, есть возможность договориться.

Мы заключили стандартный договор. В нём было написано, что оплата сада – двенадцать тысяч в месяц и единовременный взнос пять тысяч. На словах директриса сказала, что, несмотря на то, что пропечатано в договоре, я плачу по шестьсот рублей в день. Мы пришли к устному соглашению, что восемь дней в месяц я буду оплачивать заранее, с первого по пятое каждого месяца, если оставлю Пашу в саду в другие дни, буду оплачивать также с первого по пятое, только постфактум, по количеству дней.

Эти условия предоставления услуг я проговаривала вслух несколько раз, чтобы резюмировать наши переговоры. Это тоже важный и тонкий момент. Директриса разговаривала на повышенных тонах, эмоционально, многое не по теме, и хотя держать свою линию было тяжело, мне было важно договориться, поэтому я спокойно фиксировала все вехи переговоров и несколько раз озвучивала их – правильно ли я услышала.

В тот день я заплатила вступительный взнос – пять тысяч, ёлку – 250 рублей и пять дней предстоящего пребывания Паши в саду – 3000 рублей. На деле я просто отдала директрисе сада деньги без свидетелей, расписок и квитанций (это важно!).

Три дня Паша в сад отходил и заболел. На «ёлке» не был.

Год закончился, пришли новогодние праздники, я внимательно прочитала договор с садиком. Бумага обязывала подписавшего его родителя ежемесячно носить директору сада двенадцать тысяч рублей, независимо ни от чего. Я не осуждаю, смысл деятельности предпринимателя – получение прибыли. Хорошо, что в договоре был пункт, позволяющий его просто расторгнуть.

Шестого января Паша пошёл в сад, я расторгла договор и оплатила предстоящие восемь дней – это произошло внизу, возле входа, там были дети и воспитатели. Директриса снова была очень громкой, это уже раздражало, но мне нужен был сад, и было важно договориться с ней.

Я объяснила, что этот договор не отражает условий предоставления услуг, о которых мы договорились ранее, поэтому я хочу его расторгнуть. Заявления я подготовила заранее в двух экземплярах.

Далее повторился первый разговор. В нём я описала, какого рода мне нужны услуги, выслушала про тяжелую предпринимательскую деятельность со стотысячной арендой. Подумала, что, может быть, ей интересно делиться финансовыми трудностями и на этой волне можно достичь понимания. Рассказала ей, что у меня двенадцать тысяч зарплата и двенадцать тысяч аренда квартиры. Директора это, конечно, не впечатлило, моих слов она как будто не заметила.

Несколько раз в течение беседы разговор №1 прокручивался от начала до конца. Эмоциональный и враждебный окрас речей директрисы раздражал, но не мешал держать свою линию. В конце она предложила мне составить договор, отражающий условия, которые мы приняли – 600 рублей день, оплата заранее за восемь дней в месяц, оплата постфактум любого количества дней. Я была удивлена, хотела предложить составить новый договор и никак не ожидала такого здравого предложения от директрисы. Я сказала, что подготовлю новый договор по образу и подобию заключенного ранее. Директриса попросила меня распечатать ей несколько экземпляров нового договора для других родителей.

Разумеется, что это надо было держать в строжайшей тайне от других родителей, потому что никаких индивидуальных условий тут не было. Ни для кого. Никогда. Я торжественно обещала никому ничего не говорить.

Паша походил в сад несколько дней и снова приболел. Прошла неделя, я позвонила директрисе, сказала, что завтра Паша возвращается. Она спросила, подготовила ли я договор, и я сказала, что нет, так как старый договор потерялся. Она предложила дать мне чистый бланк, когда я приду забирать Пашу. На следующий день вечером мы встретились с моей мамой, чтобы забрать Пашу из сада и немного прогуляться вместе. Ну, и чтобы показать маме детское учреждение и его сотрудникам её, чтобы она могла спокойно, когда надо, сама заходить за ним.

Мы поднялись в группу, там была директриса, мы отошли в соседнее помещение, тут же была моя мама и Паша.

Дальше очень сложно записывать хронологически и логически стройно. Я была ошарашена. На самом деле я была в шоке!

Я попросила директрису дать бланк, о котором она говорила. Она почти сразу перешла на крик. Я никогда не сталкивалась с таким поведением, не знаю, как его адекватно описать или с чем сравнить. Она орала, кто я такая, чтобы ей условия диктовать, что у неё аренда сто тысяч и много другой информации, неуместной в переговорах с клиентом. Я была обвинена в том, что мы ходим в детсад и ничего не платим. Схватила свою тетрадь, в которой ведет бухгалтерию, показала, что напротив Пашиного имени не стоит ни одной суммы. Хотя деньги она у меня брала три раза, всего 13 тыс. руб.

Какое-то время я старалась наладить с ней контакт (мне очень нужен детсад), пыталась спокойно с ней разговаривать, меня она не слышала совсем. Вобщем, кричала она довольно долго, пока я не поняла, что надо это прекращать. Я спросила её про игрушку, которую должны были Паше вручить на новогодней ёлке и так и не вручили. Игрушка стояла на стеллаже, я забрала её, Пашу, и мы с мамой спустились вниз. Внизу она догнала нас, поняла, видимо, что я решила прекратить с ней отношения, и стала лебезить. Тут же внизу она говорила, что будет ждать нас завтра, что оплата по дням, что ей надо, чтобы конкретная сумма конкретно в начале месяца к ней поступала. Я заметила ей, что если бы она не кричала, то смогла бы услышать, что речь шла об этом.

Несмотря на то, что вечером у меня был приступ мигрени, а у Паши истерика, я решила продлить эту агонию. Не знаю, на что я рассчитывала.

Потом Паша снова заболел, проболел почти три недели, разумеется, перерасчёта никакого не было.

На несколько дней в начале февраля Паша вышел в детсад и потом на три недели слёг с каким-то тяжелым вирусом, мы даже лежали в больнице.

В эти дни, когда он выходил в детсад, я заплатила директрисе за десять дней и сказала, что в течение месяца переведу Пашу на полную неделю.

Позвонила, сказала, что нас кладут в больницу. Директриса напомнила, что у нас «на балансе» ещё есть денежки, что они никуда не денутся, что когда Паша вернётся, всё будет нормально.

Паша вернулся третьего марта. Ходил четыре дня, я вычёркивала в календаре оплаченные дни, чтобы не путаться в оплате и планировать, как собрать в нужное время и в нужном месте без серьёзного ущерба для себя двенадцать тысяч рублей.

В среду мама забрала Пашу из сада и директриса передала мне через неё, что ждёт от меня оплату в сумме 4200 сегодня или завтра. В четверг я пришла за Пашей и принесла ей эти деньги. Во дворе, где гуляли дети, протянула ей деньги, удивившись сумме.

Что и как произошло дальше, я не поняла. Просто вдруг обнаружила себя в шквале внезапно обрушившегося негатива. Она орала на меня, обвиняла в том, что я провоцирую её, что я вывожу её из себя, что я выгляжу как-то не так, что по мне видно, что я такая стрёмная хабалка-скандалистка, что ни я, ни Паша никогда с ней не здороваемся и хамим, что я плохая мать и у меня ребёнок истерит из-за вафли… (Надо заметить, что Пашу там кормили вафлями, сладкими печеньями и пряниками – о том, что у него аллергия на сладкое, я сказала в первое посещение и повторяла каждый раз, когда видела, что они дают ему сладкие печенья, вафли или пряник; я даже просила убрать их, не давать, но сама директриса настойчиво бежала на кухню, несла эту вафлю и мимо моих протестов всучивала её Паше – разумеется, когда я забирала её, Паша кричал и протестовал.) Я достала телефон и включила диктофон, как хотела ранее сделать. С рычанием она бросилась на меня и попыталась отнять телефон. Дотронуться до меня ей, конечно, не удалось, однако ситуация была уже из ряда вон. Меня стали выгонять со словами, содержание которых я не смогу привести. Потом вдруг она схватила сумку, крича, чтобы мы пошли внутрь и разговаривали там. Я заметила, что надо подождать, когда выйдет воспитательница - если мы сейчас уйдем, во дворе дети останутся одни. На это она почему-то взъярилась пуще прежнего. Кричала, что ей уже плохо, что она сейчас вызовет «скорую» и обвинит меня в том, что я довела ее до приступа. Грозила тревожной кнопкой. У меня дрожало всё внутри, адреналин зашкаливал, и чтобы не принять адекватные по существу действия, мне приходилось затрачивать почти всю внутреннюю энергию. Потом она скрылась в помещении, прислав вместо себя воспитательницу. Я спросила воспитательницу, позволяет ли себе директриса такое поведение при детях – на самом деле ответ был очевиден (вокруг нас была вся старшая группа) – воспитательница сказала, что не будет отвечать.

Какое-то время мы пытались общаться через воспитательницу. Я подумала, что с третьим лицом можно сбросить накал. Со слов воспитательницы я поняла, что она обо мне уже имеет информацию, предоставленную ранее директором. Информация эта была, мягко говоря, искажённой. Почему вы ходите и не хотите платить? – вопрос, который меня поставил в тупик.

Мы ушли, чтобы не возвращаться.

Стоит добавить, что вечером у меня были проблемы с дыханием и приступ мигрени. С таким поведением я никогда не сталкивалась и, надеюсь, больше не столкнусь. Поведение директрисы сада вызывает тревогу – человек, руководствующийся критериями, которые позволяют ему кричать на родителей в присутствии детей, искажать и игнорировать реальность, подбирает персонал для работы с детьми, обеспечивает их едой. Какого качества этот персонал? Что за еду получают дети? Может быть больные диабетом едят ложками сахар, а аллергики имеют на полдник те самые продукты, от которых потом покрываются сыпью и задыхаются? Устраивает ли она истерики в прочее время? Кричит ли на детей? Неизвестно, но возможные ответы на эти вопросы по-настоящему пугают.

Читательница

ОТ РЕДАКЦИИ: Мы берём под контроль ситуацию в частном детском садике «Ежевичка», который располагается по адресу: ул. Фиолетова, дом 7в. О развитии непременно сообщим в ближайших номерах. Следите за публикациями!

Астраханский общественно-политический еженедельник "Факт и компромат" № 10 (571), 14.03.2014 г.