У Владимира Владимировича Путина день Рождения.
Сегодня будет сказано о Путине вообще много. Но хотелось бы вновь вспомнить всего два важнейших явления, которыми мы обязаны ему и за которые его всегда «и ныне и присно и во веки» должны благодарить и поздравлять. Первое – стабильность, о которой сегодня мечтает полмира или даже больше. Ельциным была дана условная «свобода», а Путиным реальная стабильность и уверенность в завтрашнем дне. Стабильность сегодня одно из самых великих богатств, ибо только благодаря ей можно рассчитывать и планировать настоящее, можно развиваться, собирать, накапливать.
Стабильность – это зерно, из которого прорастает будущее, перспективы, зерно, в котором скрыты возможности. Именно она есть непременное условие свободы, ибо свободы в разрухе, потрясениях не бывает – там все подчинено стихии, обстоятельствам, чьей-то чужой воле.
И второе, напрямую связанное с первым, это то, что мы, страна, «зажили» – точное и емкое слово. Столетиями люди вздыхали и говорили «когда-нибудь заживем», «наши детки будут в Мекке, если нам не суждено». И вот зажили. Сегодня возмущенные разговоры о полицейском государстве, войне, тоталитаризме, нечестных выборах, немытой России, стране рабов и господ, о том, как всякий зулус счастливее нас, ведутся в прекрасных квартирах, за изобильными столами, с машиной под окном и дачей под Москвой.
А зажили потому, что Путин.
Поэтому хотелось бы, пользуясь случаем, просто поблагодарить его. За то, что нам повезло быть его современниками. Пожелать ему сил и терпения. А нам – не забывать того, что им сделано. И поднять за него сегодня за обедом, ужином или даже просто так бокал. Пусть сбудутся самые искренние пожелания. И пусть мы с ним и со страной будем вместе.
А остальное приложится.
***
О Путине сегодня написаны миллионы статей и сотни книг. 95% это мусор, где его фамилия нужна просто как повод или предлог. Остальные 5% пытаются рассматривать его более серьезно, в этих текстах он объект, но объект бессущностный, суть его бессимптомна, потому что оптика не настроена. Она видит, распознает Путина, как политическую функцию, субстрат, а не его самого. То есть помещает объект в пространство, где невозможна никакая репрезентативность, никакая рефлексия, а только рефлексы и реакции. Соответственно вся его политика и социальное поведение трактуются вне человеческих свойств и качеств, а если последние и подключают, то картинка становятся похожей на «17 мгновений», где фрау Заурих ввели в повествование только для того, чтобы очеловечить Штирлица. То есть и эти человеческие черты внесены извне, взяты напрокат у других политических лидеров и оттого ходульны и житийны. «Мудр», «глубок», «дальновиден», «проницателен» – много ли бывало в России, особенно в переломные моменты, тупых, мелких и близоруких вождей?
Впрочем, как говорил Ильф в одном из писем: «Считайте лирическую часть моего письма оконченной, я начинаю с середины, закройте дверь, я ожидаю к себе уважения. Именно так, и я сказал то, что сказал». Мне всегда было странно, что говоря о Путине, никто не подумал над тем, что его сформировало именно как человека, как сущность. А это, на мой взгляд, две вещи – библиотека юридического факультета ЛГУ (а это была одна из лучших факультетских библиотек) и годы, проведенные в Германии. Библиотека дала его характеру и личности, как говорил персонаж Чехова, «что-то такое юридическое», имплицитную точную осведомленность во многих вещах без чтения специальной литературы, интуицию, когда точно не знаешь, что происходит, но точно понимаешь, что истинно, а что ложно. На этот фундамент были поставлены знание и опыт.
Что касается Германии, то это вопрос сложный. Германия в русской культуре, общественном сознании всегда занимала особое место (отсюда многовековое притяжение и отталкивание двух стран, о котором я писал) возможно, потому, что, как и Россия, была одинока, стояла особняком в мире. Россия спасала мир, Германия спасала Европу. Цветаева точно сказала: «Германия – мое безумье, Германия – моя любовь». Многие из классиков, кому довелось жить и подолгу бывать в Германии (а бывали там все - от Пастернака до Тэффи) отмечали диффузное свойство немецкой культуры – способность глубоко проникать в другую культуру, в характер человека, инфицировать его идеями, порядком, задавать масштаб личности, возбуждать в человеке способность чувствовать то, чего у него нет, достраивать себя, причем так, чтобы достройка не отличалась от постройки.
Думаю, именно Германия, немецкий язык, культура, весь порядок вещей, в среде которых много лет существовал Путин, окончательно «достроила» его внутреннюю структуру, историческая, национальная германская идея ресентимента, публичного, масштабного восстановления попранного национального достоинства с опорой на прошлое (чего в России не было – при Петре, Ленине, в 90-х все прошлое объявлялось опасным врагом прогресса и успеха) в сочетании с российской великодержавностью стали двумя фундаментальными чертами его личности, оформившей «эпоху Путина».
Именно поэтому к Путину так тянутся в Германии, и любят и ненавидят и завидуют – в нем видят воплощенную национальную мечту о новом Бисмарке, которая сбылась, но не у них, а в России. И Путин, без сомнения, видит себя не просто спасителем мира, но в особенности Европы, и в особенности Германии, ибо последняя уже не может никого спасти – спастись бы самой. И если раньше для Европы немцы были Дон Кихотами, а русские Санчо Пансами, то сегодня все переменилось, Германия пишет комментарии на полях своего прошлого, а Россия защищает право европейцев быть разными и не стесняться своих соборов, витражей и донжонов. Но они все равно неразделимы.
Сегодня, на мой взгляд, важно постараться понять (!) Путина. Постичь. С помощью мышления, интуиции, опыта жизни при нем. И помнить, что с исторической точки зрения еще рано выносить оценки.
Борис Якеменко
