У нас большой многоквартирный дом, очень много соседей. Я прожила здесь полтора года, но до сих пор не знаю, как зовут тех, кто с нами на одной площадке. Мы здороваемся, один сосед даже как-то помогал мне донести сумку с продуктами. Но бывает другое соседство. Этому меня научила семья Мартиросянцев, многолетние соседи тогда еще моей бабушки, а потом и сестры.
Он, Степан Аванесович (потом, для нас, детей, просто Стёпа) – высокий, статный, известный капитан дальнего плавания. Она – Лина, интеллигентнейшая армянка, дочка Карина, музыкант. Они жили в центре Баку, соседствовали с молодой Ириной Аллегровой. Жили богато, дочь растили, точно принцессу. А потом война. Чудом удалось погрузить какую-то мебель, минимум вещей на пароход папы и бежать. В Астрахань. В район Правобережной больницы. В разгар осенней слякоти. Это сейчас там коттеджей понастроили, а в то время – глиняный пустырь, который в дождь развозило, хоть на лыжах езжай.
Въехали в квартиру, рядом – квартира моей бабушки. Страну сменили, а армяно-азербайджанские традиции куда денешь? Однажды Лина постучала в дверь с подносом в руках, на нем – еда. Так и пошло: отгородили общий коридор, и двери в квартиры больше не закрывались. Еду всегда готовили все и на всех, все праздники – вместе, дружно, душевно, по-семейному. Я без спроса забегала к ним и усаживалась за пианино, Лина меня хвалила, хотя слушать, как кто-то просто бьёт по всем клавишам разом – то ещё удовольствие. То ли дело Карина и Стёпа. Магнитофоны на праздниках мы не включали – «Московских окон негасимый свет» в Стёпиной импровизации на инструменте покруче любых винилов и кассет.
Диабет убивал Лину с особой жестокостью, частями. Она передвигалась в инвалидном кресле, приговаривала: «Я такая страшная, беззубая, инвалидка», но никогда не вызывала жалость, потому что к ситуации она сама относилась с офигенной юморцой.
9 дней Лины были у моей бабушки, готовили голубцы огромными кастрюлями.
Мне скоро 33, но я не помню, чтобы хоть раз видела Стёпу в трико и футболке. Даже один на один в своей квартире он неизменно надевал костюм. Всегда. Рубашка, жилетка, пиджак, брюки. Ботинки, выставленные в ряд в коридоре, были начищены до блеска. За столом всегда вилка и нож. Ел красиво, аристократично. Одна беда у них с Линой была – Бог не дал внуков. Помню, как принесла к нему новорожденного Женьку. Стёпины глаза на треть лица (линзы очков делали их огромными), полные слёз, попросил подержать на руках, а сам не знал, как к малышу подступиться.
В последний раз виделись со Стёпой 12 апреля, ему было 89. Как всегда, в костюме. Был особенно счастливым в тот вечер, почти час играл нам «Московских окон негасимый свет», «Я люблю тебя жизнь» и «Summer time» Эллы Фиджеральд и Армстронга на пианино. А мы пели. Он дожил до своего 90-летия и очень тихо ушёл.
Они с Линой теперь вместе на облачке. На свадьбе моей сестры он пожелал новобрачным «любить друг друга всю жизнь и состариться на одной подушке». Я благодарна Богу за то, что эти соседи были в моей жизни и стали нам родными людьми, а еще подарили нам очень много музыки.
Дарья Ральникова, журналист
