Осенью в Астрахани смеркается часов в восемь. Поэтому было уже темно, когда мы прогуливались по нашему району. Грязь хлюпала под туфлями, а в воздухе стояла теплая сырость… Нас трое, мы в спортивных штанах и китайских куртках ветровках, у Сани и Вовы вышиты орлы на спине, у меня ничего такого нет, но тоже прикольно, - куплена одежда на вьетнамском рынке недалеко от улицы Карла Маркса. Оттуда и наши шапки-гондоны.
Не люблю я носить шапку - в ней потеет голова. Но это нужно делать, чтобы не заболеть менингитом. «Надует голову, заболеешь менингитом и станешь дурачком», - так моя матушка говорила.
Мы сели на «пьяную» лавочку, чтобы перекурить. Она так называлась на районе, потому что на ней братва часто бухала.
Вова достал «Приму» и сплюнул на асфальт. Позади нас грязный подъезд, впереди теплотрасса. Горячая труба подтекает, и от этого по району ползет туман. Около лавочки перевернута урна, из нее вывалилась куча мусора: окурки, пивные бутылки, какой-то тухляк. Мы всего этого не замечаем, привыкли – это наша улица, она называется Куликова. В 90-х годах прошлого века, когда происходили события, о которых я пишу, город был лишь чуть грязней и опасней, чем сейчас. Если не верите, то поезжайте и сами посмотрите.
А наш район не самый паршивый.
Большую часть города, в том числе и его центр, занимают домики на курьих ножках. Они давно прогнили. В них живут нищие бабушки, дедушки, их спившиеся, скурившиеся дети. Там обитают и работяги, они тоже пьют, но не очень много, иногда курят «план». У них все ровно. Правда, денег особо нет и существовать в гнилом доме, особенно с семьей, неудобно.
На Куликовой хоть и грязно, как во всём городе, но живем мы не в хибарах или бараках, а в девятиэтажках. Они разного цвета: белые, зеленые, коричневые, розовые, синие. Мы, когда на районе разборки начинаем, по делу или без дела, если видим, что пацан мелькал на районе, то спрашиваем:
- Ты, братан, с какого дома? Ты с коричневого дома? Там одни биксы и лохи живут!
Так разбираемся - что он за человек, откуда, кого знает. Мы не беспредельщики. Даже если лоховый пацан попадется, не бьем и особо ничего не отнимаем. Только сигареты.
Иногда, конечно, били за слова. Иной раз борзой попадется. Скажет:
-- Да вы рамсы попутали!
Или:
- Да вы знаете, куда попали? Вы Севу знаете? – это к примеру.
Ну а мы-то знаем и что? Раз по морде, два. Упал. Ногами хоп-хоп.
Только один раз из-за такого «баклана» стрелку нам забили, а так всегда обходилось.
Конечно, у нашего района была одна проблема, и часто нужно было её решать: нариков очень много развелось.
Те, которые курили «план», у нас не считались нариками, я и сам иногда был не дурак курнуть, а вот те, что сидели на маке, эти задолбали. Квартиры вскрывали, своих на районе гопали.
Беспредел от нариков, как начался, так и закончился. Собрались нормальные старшики, мы им тоже помогли, и опустили наркош. Они после этого на соседнем районе тусовались. Здесь только на цыпочках до своего подъезда крались.
Тоже, конечно, западло. На том районе биксы красивые, а с нариками тусят. Нафига? Кое-кого из девок они, как водится, на свою тему подсадили, но и без этого подруги к ним липли. Аж пищали.
Я никогда не понимал, в чем дело.
Короче, наши наркоманы с местными наркоманами обитали в Жабах, а мы, ровные пацаны, у себя на Куликовой. Иногда с нариками всё равно непонятки случались. Об этом ниже.
***
В общем, сидим мы на «пьяной» лавочке, курим. Темно.
Вован, Саня. А меня Никита зовут. Смотрим, идет какая-то толпа и вроде в руках у них палки. Уличный фонарь вдалеке людей осветил, но мы толком не разглядели. Какие-то пацаны, толи наши, толи чужие. Двигаются к нам в район.
Вован из нас самый осторожный:
- Может ноги в подъезд сделаем? Из окна посмотрим кто.
Саня его родной брат, на год старше, он всегда над Вовцом издевался:
- Ну ты и очко. Это же наши пацаны идут.
Действительно, пока мы говорили, толпа подошла ближе.
Там Матрос, Башка, Мосол, пацан какой-то мутный Виталик, я его видел несколько раз, но кто он и что не скажу. И еще пацаны с нашего района, но из дальних домов. Мы иногда на трубах осенью тусили, когда делать было нечего.
- Привет банда! – говорю я.
Они остановились, присмотрелись, стали здороваться.
Присели с нами. Кто на лавочку, кто на корточки.
- Курить есть? – спросил Матрос.
Вован говорит:
- «Прима».
- Не, такие не курю.
Оборзел в этом году Матрос, раньше то он тихий был, а сейчас в «качалку» пошел, скорифанился с какими-то деловыми. Где-то на Ахшарумова бабки с лохов с ними сшибает. И ведет теперь себя борзовато. «Приму» не курит.
- Мы идем с нариками махаться в Жабы. Пойдете с нами?
Блин, и в лом идти махаться куда-то, и нельзя отказать. За район впрягаться -- нужно, иначе от авторитета ничего не останется. Начнутся проблемы, только успевай решать. Начнут прессовать, прикалывать. Лучше пойти, только сначала разобраться из-за чего кипиш получился.
- А чё за базар то с ними?
- Наших вчера прессанули. Пришли к подругам, местные до них докопались. «На пацана» стали проверять.
- И че, проверили?
- Мы в отмазку пошли, они нас свалили и забили, - вмешался в нашу беседу Башка.
Остальные смотрели на Матроса и на нас с тупыми овечьими выражениями морд.
- Тебя-то, малой, -- говорю я, - забить легко. Кто еще был?
- Кирилл…
Мне всё понятно, идти придется, Кирилл в авторитете. Поэтому дальше я тупорылого Башку не слушаю. Говорю Матросу:
- А где он сам-то?
- Щас к зеленому дому подойдет.
- Ну че пойдем тогда набьем Жабам, - говорю я.
Поднимаемся и идем к зеленому дому. Кирилл со старшаками что-то трет около подъезда.
У зеленого дома тротуар разбитый, - грязь, лужи. Из мусоропровода воняет, потому что двери, которые должны сдерживать вонь от контейнера, давно сняли и куда-то унесли.
Да, и тухлой водой тянет из подвала, но это по всему району так. Зеленый дом грязнее всех, зато пацаны злее.
Здороваемся со всеми за руку, особенно со страшаками. Не дай Бог кого-то пропустить, скажет, что ты его не уважаешь, что тебе западло с ним за руку поздороваться и прессанет. А потом еще долго будет вспоминать расклад этот, пока братва не заступится.
Старшаки у нас стрельнули курить.
- Ну что, жиганы? Идете Жаб мочить? – покровительственно сказал здоровый Арнольд.
Говорят, он служил в спецназе. Ростом со шкаф.
Мы загудели, мол да, конечно, а как же.
- Так и надо, -- он чему-то заулыбался.
Обкуренный.
Вообще рядом со старшаками мы находиться не любили, от них всякого можно было ожидать. Сейчас Арнольд улыбается, а через пять минут у него крышу сорвет, и он тебя ногами забьет.
Или зашлет - за водкой, закуской, стаканами. Ты молодой - иди. Или своих молодых напряги.
Но сейчас мы долго не сидели. Дело понятно и нужно его делать. Кирилл прощался со старшаками за руку, они смотрели на него по-дружески. Это потому что у Кирилла два старших брата в авторитете. Отец вообще отсидел. Да и сам он пацан энергичный.
Они с Матросом впереди пошли, типа ведут. Я их догнал, закурить у Кирилла попросил. Тут главное показать, что ты не лох. Тоже идешь впереди всех и курить стрельнуть можешь, хоть он и у старшаков в авторитете.
Шли, прикалываясь над тем какие Жабы лохи, курили.
А в Жабах нас уже ждали. Или кто-то стуканул, или они сами догадались, что после вчерашнего беспредела к ним придут разбираться.
Мы подтянулись к дому, около которого они постоянно тусят, а там толпа немеренная. Они нас увидели, их больше намного, но прессовать нас Жабы не спешили.
Мы у подъезда с начала дома, они у другого подъезда в конце.
Вован с Саньком вперед не лезут, сзади стоят. Осторожные. Тоже верно.
Я бы не высовывался и сам, если бы авторитет не хотел поддержать в глазах пацанов.
Белобрысый щегол, из Жаб, стоял к нашей толпе ближе всех. У него ремень солдатский в руках. Смотрит борзо.
Биксы в толпе стояли какие-то перепуганные, было пару, которые «лыбу» давили.
Одна, в короткой юбке и с синей лентой в волосах, к пацану белобрысому подошла, руки ему на плечи положила. Посмотрела на нас так же, как он, дерзко.
Так и хотелось этих двоих замесить.
Понятно, что нас тут самих замесят. Но бежать первый никто не решается. Потому что если первый палево поднимешь, то потом пацаны могут предъявить.
Может не предъявят, а может и предъявят, как фишка ляжет. Опустят на районе, потом долго нужно будет доказывать, что ты не лох. Проверки устроят «на пацана»: поставят лося здорового, он тебя прессанёт, а ты должен в ответ бить и желательно, чтобы ему что-то от этого было.
Толпой будут заставлять ботинки чистить кому-то из братвы или на колени ставить. И ты должен или с толпой добазариться или пытаться биться.
А могут и забыть о том, кто первый побежал. Очко-то у всех играет. Понятно, что нас здесь полюбому уроют.
Пацан с биксой стоят наглые. Прям чего-то хотят… Сильную «жлобу» я на них, особенно на него, испытал. Казалось бы, если возник вариант ему «ворвать», то я бы ТАКОЕ облегчение почувствовал.
Тут из подъезда мужик с палкой вышел и к нам. Жабы стали за ним подтягиваться. Мы помешкали, пока Миша Бардин, мой одноклассник, не закричал
- Шубись!
И мы побежали.
Жабы заорали и за нами.
Как потом мне сказали, поймали одного из двух толстых братьев - Мурзака-младшего. Попинали маленько.
Мы бежали через гаражи к себе на район. В темноте кто-то спотыкался и падал. Было страшно попасть в руки к Жабам.
Мне казалось, что если я попаду к ним, то меня убьют, и не просто убьют, а заживо сдерут кожу. От этого внутри холодело, поэтому ногами передвигал, что было мочи.
Во дворе зеленого дома мы уже шубились кто куда: по квартирам, по другим домам, по чердакам.
Я осмотрелся. Сзади никого не было. Толи Жабы устали бежать, толи они боялись на наш район заходить.
Блин, стопудово местных нариков, которые в Жабах тусуются, цеплять сегодня будем. Забьем гадов.
Зла не хватает!
Я пошел к своему, белому, дому. Предположительно я знал, где Вовец и Санек. Если они не ушли домой, то на чердаке.
Там было место, где мы тусили. Типа слушали мафон, курили, пили. Иногда всё это мы делали не одни, а с биксами.
Я поднялся на девятый этаж. Лестничная площадка была темная.
Мы сами лампочки и выкрутили, чтобы соседи в глазки за нами не палили.
На ощупь полез по стальному трапу, открыл люк. Пацанов нет.
Я зажег свечу. На стенах прикольные надписи: «Сектор газа», «ХОЙ», «Красная плесень», AC/DC, КИНО, ЦОЙ ЖИВ. Я поискал, нашел заначенный бычок и закурил.
Стало слышно, что кто-то поднимается на чердак.
А если менты?.. Я задул свечу, затушил окурок.
Через некоторое время люк поднялся, чиркнули зажигалкой, и я увидел белобрысую башку Вовца. Следом за ним поднялся Санек.
- Два брата акробата в натуре. Менты по району не ходят?
- Нет, но говорят, Жабы цепляют пацанов на улице… Короче Матрос сейчас сюда с Кириллом придут. - сказал Санек.
- Чуть не догнали меня, блин. – Вован закурил.
- Слышь, а зачем они придут?
- Толпа со Спутника собирается и с нашего района. К Жабам пойдем типа. – Санек присел на корточки и сплюнул.
- Опять?
- Да.
Мне совсем не хотелось снова идти на район к нарикам, но сказать пацанам об этом я не мог.
Хотелось выпить, а выпить было нечего. И денег тоже нет.
Повезло, что Матросу, Кириллу и еще двум «весовым» пацанам со Спутника тоже хотелось выпить. Они принесли с собой бутылку водки и три бутылки портвейна.
У нас были заныканы стаканы.
Пили молча, закуривая каждую порцию «Примой». Только Матрос говорил, когда давал мне или Вовцу стакан с выпивкой:
- На, только сразу. Не грей её, а то закипит. Пацанам тоже хочется.
Мы не могли выпить водку одним махом, давились. Но ни капли не оставляли.
Во-первых, потому что пацаны не поймут. Во-вторых, пьяным махаться будет легче. После такого бега, возвращаться на район к Жабам, где чуть не замочили, тоже нелегко.
Допили и вышли к подъезду.
Мне уже было всё по барабану. С чердака я захватил ржавую цепь, тяжелую, на такой собак держат.
Матрос сказал:
- Я подарок им несу, - и вытащил из-под куртки велосипедную цепь.
Я загоготал.
- Я тоже взял. Прям в тему, - и показал свой «подарок».
Почувствовал, что Матрос меня зауважал. Поступок конкретный, правда, если я цепь не использую, то его уважение превратиться в презрение. Но я использую, - нариков нужно наказать.
Мы спрятали цепи, чтобы не палиться.
- А мы так с братом помахаемся с ними. Без цепей. Правда, Санек? – спросил Вовец.
- Да, без цепей. Мне с ноги нужно удар отработать… Сзади когда с поворотом. Корпусом так.
-- Пока будешь удары отрабатывать тебя завалят, -- мудро заметил Матрос.
Вовец и Саня просто очковали. Они знали, что кого менты поймают с цепью, на того могут списать что угодно. А в групповой драке случается всякое.
Мы стояли около подъезда, ждали толпу со Спутника и толпу с нашего района.
Собирали пацанов по районам шестерки Матроса и Кирилла. Пока нас было семеро.
И зачем мужику нужно было делать это…
Пьяный просто. Планка упала, вот и попал под раздачу.
Мужик прошел с женщиной, наверно ему было лет тридцать. Он вдруг бросил ее руку и вернулся к нам.
- Кто меня козлом назвал?
Матрос ответил культурно:
- Мы между собой разговариваем. Никто тебя козлом не называл.
Мужик сделал свирепое выражение лица:
- А то смотрите у меня.
И он хотел отойти в сторону.
- А че смотреть-то? – спросил Матрос.
- Чё ты сказал… Да ты знаешь я кто? Я живу там, - и показал на дальний дом.
- А я живу здесь, - ответил Матрос.
Мы смотрели на мужика молча.
Женщина, которая была с ним, потянула его за руку:
-- Пойдем, пойдем отсюда, Юра…
Но мужик не останавливался.
- Ты Лешу-Железо знаешь?
- Я тебе приведу сотню Леш. И что?
Мужик несильно ударил Матроса по лицу. И тут понеслось.
Повалили, стали бить ногами.
Женщина орала в стороне.
- Всё! Всё, пацаны! – сказал Матрос и позвал женщину, - Возьми его.
- Пойдем, Юра. Пойдем быстрее.
Но Юра не успокаивался.
- Ты ответишь за это…
- Ты угрожаешь что ли?.. – и Матрос ударил мужика.
Мы снова начали его пинать.
- Хорош, - остановил нас Матрос.
Женщина подняла мужика, и они заковыляли к своему дому.
- Блин, как бы ментов не вызвали. Пойдем к зеленому дому, - сказал Кирилл, - Туда походу пацаны должны стекаться.
Мы пошли, по дороге обсуждая, как мы круто набили мужика.
Я тоже был этому рад. Ведь в жизни как? Главное себя в обиду не давать.
Вспомнил, как впервые почувствовал злость и «вписался» за себя, и за район.
Кстати, Матрос и Кирилл были при этом. Как раз тогда я на районе получил кое-какой авторитет.
***
Короче. Недалеко от нас есть пожарная часть. Там футбольное поле, баскетбольное. Там мы летом часто играли в квадрат, в футбол или баскетбол.
Какие-то «левые» пацаны заняли наше поле. Матрос подошел разбираться первым. Потом Кирилл подтянулся с пацанами. Потом я с Вовцом и Саней.
Их было пятеро, нас человек девять, но вели они себя нагло. Да, совсем забыл… Не Матрос первый подошел. Сначала мы «молодого» нашего послали. Его звали - Яйцо.
Кругленький, упитанный, с наглой мордой. Он подошел и сказал точь в точь, как мы велели.
- Эй, какого вы тут делаете на нашем районе? Вы откуда ваще?
Они подозвали его ближе. Худой длинный пацан дал ему пощечину и что-то заговорил со злостью. Тут начали подтягиваться мы. Главный у них был толстяк.
Он обернулся к пацану с выбитыми передними зубами и сказал:
- Кеша, пока ничего не вытаскивай, - потом обратился к нам, - Мы пришли сюда, и мы будем тут играть. А вы пошли…
Я почувствовал глубокую злость. Его наглая морда сочилась превосходством. Он нас презирал и был уверен, что он лучше нас.
Лучше меня, пацанов.
Я сказал твердо:
- Кеша, доставай, что там у тебя. И ко мне иди. Один на один.
Я сделал шаг вперед. В глазах Кеши появился страх. И у толстого тоже.
Остальные вообще опустили голову.
Мы их набили очень сильно. Потом заставили Кешу собирать окурки вокруг пожарки. Был как раз напряг с деньгами – курить нечего. Нам помог добрый Кеша.
У толстяка я отнял одноразовую зажигалку. После этого он с разбитой мордой, пыльный, в рваной одежде побежал.
Над остальными мы поглумились часа три, потом выгнали пинками из пожарки. Они поковыляли к себе на район - опущенные и заплаканные.
Так я понял, что врагам нельзя давать спуску. И что моя злость мне помогает, когда драться страшно, но нужно.
***
А толпа на Жаб собиралась.
Пацаны подтянулись и со Спутника, и с нашего района.
Группки стояли в трех разных дворах. Человек сто, наверно, было. Может чуть меньше.
Тронулись постепенно друг за другом.
Я шел в первой толпе с Матросом и Кириллом.
- Хочется тому с ремнем голову пробить, -- это говорил не я, а водка, во мне.
А может быть и я. Мне хотелось драться.
Жабы расслабились. Почти все разошлись по домам, осталось человек десять около подъезда. А тот пацан, который был с ремнем, теперь сидел с гитарой. Около него стояла та самая в короткой юбке. На поводке у её ног вился черный пудель.
Типа он играет своей биксе и её собаке.
Я действовал жестко.
Вытащил цепь и ударил пацану по лицу. Наотмашь двумя руками.
Девка заорала, но ее с ноги успокоил Кирилл. Кто-то из пацанов ударил собаку.
Началось махалово.
Белобрысый с разбитым лицом уже не вставал. Потом я узнал, что убил его с одного удара.
***
Через несколько минут нашего махалова с Жабами подъехали менты. Патруль какой-то.
Мы сорвались в стороны.
Мои легкие разрывались. Блин! Столько бегать!
Но только бы не попасться.
Я забежал в камыши и провалился по пояс в грязь. Выбираться не стал, и вообще притих, потому что мелькнули фонарики. Кто-то из ментов или хуже того из Жаб видел, как я юркнул в заросли и теперь меня искал.
Так в грязи я простоял, пока всё не успокоилось, до глубокой ночи.
Мое сознание, будто отключилось. Мысль мелькала только одна: «Не попасться!»
Когда стало можно, я прокрался до подъезда, поднялся на лифте и ключом открыл дверь. Матушка и младший брательник спали. Я снял мокрую одежду, кое-как вымылся и упал в кровать. Легкие болели, я уснул нервным, неглубоким сном.
***
А на утро пришел Санек. Он сказал, что в драке погиб один из Жаб, - белобрысый, тот который, когда ходили в первый раз, стоял с солдатским ремнем. У меня было странное чувство. Я только сейчас понимаю, что с вечера, а именно с того момента, как ударил цепью, я уже знал, что убил его. Но ничего не чувствовал.
То ли потому что я убил врага - наркомана из Жаб. То ли потому что тогда еще не понимал в полной мере, что такое смерть. То ли просто от шока.
Потом мне сказали, что он все равно бы недолго прожил, он кололся давно и недавно стал делать это в пах.
Как говорят наркоманы: «Открыл пах, значит, считай, открыл крышку гроба». Колются в пах, когда уже больше некуда. А вены там тонкие, быстро забиваются, и скоро начинается гангрена. И все. Конец котенку.
Менты особо дело не расследовали. Кому этот отброс нужен? Пацаны сделали вид, что ничего не знают. Может и, правда, не видели. В групповом месилове каждый следит за тем, чтобы между рог не получить, а не за своими корешами.
Матрос один раз намекнул, мол, догадывается, кто белобрысого мочканул. Но я не среагировал, и он замолчал. Так что никаких последствий не возникло. Скоро я стал забывать о том, что убил человека.
Раскаянье пришло потом. Сейчас я думаю, что тогда, в 90-х, я не боялся смерти и поэтому не сожалел об убийстве. Я чувствовал и любил единение со своей волчьей стаей и ненавидел чужаков. По таким законам мы существовали все.
Но сейчас… С годами я стал сентиментальным. И теперь иногда мне снятся глаза всех тех людей, которых я когда-то убил. Некоторые из них могли бы жить и по сей день…
Александр Гриценко,
gricenko.livejournal.com/577325.html
