Кто он, современный «интеллектуал»?

Историк, член Общественной палаты России Борис Якеменко порассуждал о том, кто он, современный российский интеллектуал. Приводим текст автора полностью, без купюр, и предлагаем читателям прокомментировать затронутую тему.

«Портрет современного модного и востребованного тусовкой «интеллектуала» или того, что им считается, примерно таков. В его загроможденной случайными знаниями и схемами голове все равно всему, нет главного, части не составляют целого, он не различает цвета, а видит только полутона. И, что самое главное, есть классовая, генетическая, родовая неприязнь ко всему цельному, системному, последовательному, намекающему хоть на какие-то глубокие идеи, на масштаб.

Отсюда распространенное отвращение к христианству или вывороченное наизнанку, упрощенное его понимание, незнание элементарных вещей (это вообще хороший индикатор – у Тойнби, например, можно видеть то же самое. Мощнейший ум и гениальные способности отказывают, как только он добирается в своих работах до христианства). Отсюда боязнь всего необычного и желание всунуть любое явление в привычные, примитивизированные ими схемы «консерватизм», «либерализм», «свобода», «независимость», «патриотизм».

У этого «интеллектуала» в его картине мира есть два полюса, расположенные, как и положено, настолько далеко, что с одного не видно другого и поэтому неудивительно, что на одном может быть дурно понятые Адорно и Хоркхаймер, а на другом искренне любимые Дугин и Богомолов и все это прекрасно уживается. И кто бы ни попадал в координату между полюсами, непременно бывает помещаем либо к тем, либо к этим. Середины нет.

Отсюда же чисто постмодернистская тяга «интеллектуалов» к беспринципным и безыдейным людям с кашей в голове. Метания этих людей из стороны в сторону, их творческая боевитая импотенция, толстые слои заумных бессмыслиц, переложенные тонкими пластами здравого смысла, а, главное, полная лояльность любому начальству «интеллектуалам» всегда по-настоящему близки. «Интеллектуалы» всегда мечтают определять интонацию времени, но боятся самого времени, оттого и оказываются всегда людьми только одного временного отрезка, как мотыльки, живущие только от рассвета до заката. Поэтому очень быстро устаревают и выходят в тираж.

Закономерно они боятся и любых независимых людей, которые никогда не принадлежат никакой группе и одному дню и втайне завидуют им. Поэтому из любой группы людей «интеллектуалы» безошибочно выберут в союзники самых ничтожных и убогих. С ними «интеллектуалу» легко и просторно, так как приятно чувствовать себя горой, вершина которой исчезает в облаках, а у подножия шевелятся едва заметные для глаза ничтожества.

Ключевая проблема «интеллектуалов» состоит в том, что сложные схемы, которые они строят у себя в голове и вокруг себя, под собственной тяжестью рано или поздно рушатся, мэйнстрим становится обочиной. Они перестают понимать логику происходящего, карета все больше походит на тыкву, начинаются проигрыши тем, кому нельзя проиграть по определению, они теряются в новом, изменившемся времени и скисают. «И Петербург остаётся без Акакия Акакиевича, как будто бы в нем его и никогда не было». «Могучие», «независимые» умы не могут сохранить величия в своем падении, сохранить именно тогда, когда величие больше всего нужно, и падение оказывается таким же мелким, пошлым и пакостным, как у всех тех Башмачкиных, кого они презирают.

«Александр Иванович, Александр Иванович!» – заревело несколько голосов. Но никакого Александра Ивановича не было».

Именно – никогда не было».