Михаил Смирнов — сын священника из Астрахани. 27 апреля 1906 года по окончании курса Астраханской духовной семинарии 26-летний Михаил Смирнов был назначен псаломщиком Владимирского собора г. Красный Яр.
В 1922 году был рукоположен во диакона.
В Красном Яру в 1907 году состоялось знакомство о. Николая Залесского и о. Михаила Смирнова, и завязалась их тесная дружба. Приезжая в Красный Яр, о. Николай Залесский всегда заглядывал на чаепитие к о. Михаилу. По назначении в Красный Яр прот. Николая Тарбеева, о. Михаил стал его верным помощником, они вместе противостояли обновленцам.
Один из местных обновленческих священнослужителей дал такие показания в ОГПУ: «В бытность свою в должности священника в селе Красном Яру священник Тарбеев Николай в течение двух лет с 1928 года под видом религиозных действий организовал вокруг контрреволюционное ядро, состоящее из черносотенной монашеской братии, как то: священника Залесского Николая села Ватажного, Смирнова Михаила дьякона села Красный Яр, каковой служит с ним в одной церкви, монашку Веру Михайловну Попову, монашку Аристову Александру, Броженину Татьяну и Матвеенко Варвару, тоже монашки, каковые наряду с проведением религиозных убеждений вели контрреволюционную деятельность в деле разложения коллективизации, осенней и весенней путины и других компаний: ЕСХН, Заем, индустриализации и самообложения.
К священнику Тарбееву Николаю приезжал священник Залесский Николай села Ватажного, к нему же также приходили на дом дьякон Смирнов Михаил и монахиня Попова Вера Михайловна, Аристова Александра, Матвеенко Варвара, Броженина Татьяна, где Тарбеев говорил, что коллективизация для религии не выгодна, что если будут осуществлять колхозы, то вера в народе отомрет, быстрей нам нужно в противовес мероприятий советской власти вести усиленно агитацию за религию, что всякое мероприятие коммунистов является преступлением перед Богом.
Таких сборищ я наблюдал несколько в конце мая перед каким-то религиозным праздником, после Всенощной у Тарбеева собирались Попова Вера Михайловна, Броженина Татьяна и ктитор церкви Попов Абрам Михайлович, в июле-месяце сего года днем в доме Тарбеева были монашки Матвеенко Варвара и Броженина Татьяна, также присутствовал дьякон Смирнов Михаил, где в разговоре Смирнов говорил: «Сволочи, Советская власть начинает нагло открыто уничтожать духовенство, дураки верующие, нужно было бы так делать: пока арестовывают представители власти, то всем как один выступить один — два раза, так Бог сделает, то никого бы не стали больше брать».
Тарбеев больше молчал, только сказал на слова Смирнова: «ничего, мы, видимо, Богом посланы страдать, но долго так продолжаться не будет».
Тут сидевшая монашка Татьяна Броженина сказала: «Если нашего священника будут арестовывать, то надо только сказать одно слово женщинам, они всех коммунистов подушат, а мы будем в стороне». Числа 8-9 августа сего года в доме Смирнова сидел Попов Абрам Михайлович и Попова Вера Михайловна, где Попов говорил: «Вот какой батюшка у нас хороший (речь шла о Тарбееве), как бы коммунисты не агитировали, а все одно к ним на собрание никто не стал ходить, а у нас народу полная церковь». Попова Вера Михайловна говорила: «Мы целыми днями ходим по домам к женщинам, рассказываем о порядках советской власти, о издевательстве над крестьянами, разве кто к ним пойдет, нам батюшка Таребеев говорил: религия и Православная вера будет крепка тогда, когда мы сами активно будем агитировать за неё, ну мы так и делаем в свободное время: я иду в одну сторону, Броженина Татьяна в другую, Матвеенко Варвара в третью, Аристова Александра — в четвертую».
25 августа 1930 года в Астрахани, куда о. Николай Тарбеев приезжал к своей семье, с него взяли подписку о невыезде, а 19 сентября был арестован. Арест о. Николая Тарбеева всколыхнул Красный Яр. Верующие стали собирать подписи под ходатайством об его освобождении. Это событие впоследствии органами ОГПУ оценено было как часть заговора с целью поднять восстание.
Вот как освещали эти события обновленческие осведомители: «После ареста Тарбеева Залесский стал ездить к дьякону Смирнову, я его видел раза 4 в доме Смирнова. В средних числах, 16-17 сентября, в доме Смирнова собирались черные вороны: Залесский Николай, сам Смирнов Михаил, Попова Вера и Попов Абрам, где Залесский говорил: «Видимо скоро и до нас доберутся, раз одного посадили, значит, и до нас очередь дойдет».
11 ноября 1930 года были произведены аресты о. Николая Залесского, о. Михаила Смирнова, ктитора Абрама Попова и бывших послушниц: Веры Поповой, Александры Аристовой, Брожениной Татьяны и Матвеенко Варвары.
В процессе следствия, диакона Михаила вдруг поставили вместо о. Николая Залесского преемником о. Николая Тарбеева в возглавлении «церковного заговора». Теперь выходило, что о. Николай Залесский ездил к о. Михаилу Смирнову в Красный Яр за указаниями. Также писалось, что «дьякон Смирнов М. в церкви вел разговор с монашками о том, чтоб подговорить верующих требовать от власти освобождения Тарбеева». Все это накладывалось на прежние обвинения, данные еще обновленцами. Например, они приписывали о. Михаилу Смирнову такие слова: «Коммунисты одно переведут всех попов, по одному всех вышлют в ссылку, сколько повысылали нашего брата, ни в чем не виноватых, а иных расстреляли, хотя бы взять — выслали Филиппа (архиепископа), разве за то, что он вел агитацию или подавал контрреволюцию? Нет, просто за то, что он честно выполнял религию. Такая же участь постигнет и нашего Андрея (Комарова), он тоже по-христиански выполняет религию, ему припишут контрреволюцию».
Дьякон Михаил Смирнов ни в чем себя виновным не признал: «У священника Тарбеева бывал, но очень редко по церковным делам и раза два с женой по-семейному. У Попова Абрама Михайловича бывал, но очень редко. Среди женщин об обновленцах не говорил. У Тарбеева, вместе с Поповым А. М., кажется, не бывал, не сталкивался там никогда и с монашками, и о том, что на случай арестов священнослужителей надо подготовить население, в смысле требования от власти освобождения их, не говорил. В августе, после ареста Тарбеева, у меня в доме совещания никакого не было, и монашки ко мне в дом ходили очень редко, и то по делам к жене. В организациях женщин для требования об освобождении Тарбеева из-под ареста я никакого участия не принимал. Жил я замкнуто. Никуда не ходил и у себя никого не принимал... Виновным себя в организации женщин с целью освобождения священника Тарбеева и антисоветской агитации не признаю».
Так, ни один из обвиняемых не признал своей вины, и все обвинение было построено на показаниях лжесвидетелей. Из обвинительного заключения: «Тем временем, в этом же Красном Яру вела к/р работу другая группировка церковников, во главе с попом Тарбеевым Н.Г. и его ближайшими помощниками: попом села Ватажное Залесским Н.Д. и старостой Красноярского собора Поповым Абрамом Михайловичем. Имея одно и то же стремление классовых врагов — подорвать и ослабить мощь пролетарского государства с целью свержения Советской власти и возвращения своего прошлого положения эксплуататоров и паразитов, кулаки и церковники связались между собою и объединившись к началу осенней путины в одну группировку, повели бешенную агитацию среди колхозников и ловцов, используя для этого и монашек, членов церковной группы, каковые на ряду с религиозной пропагандой вели к/р агитацию среди жен колхозников и ловцов, действуя на малосознательную верующую часть их угрозами расправой на земле и наказанием Божиим в загробной жизни. Для проведения своей к/р работы кулаки и церковники в Красном Яру собирались в доме Клюковского В.Г., посещая его по 2-3 человека, под видом писания им заявлений о восстановлении (в правах), также собирались на квартире дьякона Смирнова... На этих совещаниях они разрабатывали и намечали планы своей к/р деятельности».
Всего по делу было привлечено: «кулаков 25, середняков (сыновей кулаков) 3, б/пристав 1, служащих 1, священнослужителей 3, церковников 5. Всего 38 человек».
17 декабря 1930 года постановлением тройки ОГПУ по Нижне-Волжскому краю о. Николая Залесского, о. Николая Тарбеева, о. Михаила Смирнова, а также еще четырех обвиняемых, приговорили к высшей мере наказания — расстрелу.
Расстрел состоялся 8 января 1931 года в 11 часов 15 минут «вне черты города, в месте гарантирующем полную секретность».
Кирилл Харатьян, Полит.ру
