Если подозреваемый в совершении преступления - сотрудник милиции, то он может скрыться от следствия? Такова логика астраханского суда.

15 июня 2004 года был задержан начальник отдела по борьбе с экономическими преступлениями ОВД Приволжского района Астраханской области Сергей Уразов. Его обвинили в совершении мошеннических действий в отношении гражданки Л.

Все это время защита обвиняемого с неопровержимыми документами в руках бьется с махиной российского правосудия, местные представители которого никак не хотят признать, что выполнявший свой служебный долг Сергей Уразов - невиновен.

«ДОКАЗАТЕЛЬСТВА» ПО ДЕЛУ

Изначально на этапе предварительного расследования и даже на этапе возбуждения уголовного дела допущены нарушения законности. Прежде, чем перейти к этим нарушениям, хотелось бы обратить внимание читателей на профессиональные действия Уразова, которые предшествовали возбуждению уголовного дела. По совместному плану со следственным управлением Астраханской области Уразов участвовал в расследовании сложного уголовного дела в отношении иранских и российских граждан, которые путём создания трёх совместных российско-иранских фирм, незаконно изымали из российского, то есть нашего с вами бюджета валютные средства путём не перечисления в этот же бюджет налога на добавленную стоимость на, якобы, отправленные за рубеж товары. Устранить Уразова от оперативного сопровождения этого уголовного дела настолько торопились, что процессуальное задержание его со ссылками на нормы КПУ было осуществлено задолго до возбуждения уголвного дела, которое в свою очередь было возбуждено также в нарушение норм УПК. Уже одно это делает недействительными и, по сути, юридически ничтожными все действия силовиков и суда.

В постановлении о возбуждении дела пишется: «15 июня 2004 года примерно в 20 часов 00 минут, согласно ранее достигнутой договоренности, Уразов C.В., получил часть требуемой суммы в размере 10000 долларов США от Л., после чего был задержан сотрудниками ОСБ УВД Астраханской области, в связи с чем не мог довести реализацию своего преступного умысла до конца».

В материалах уголовного дела нет ни одного документа, подтверждающего указанную фразу. Нет рапортов оперативных сотрудников, объяснений граждан, очевидцев, пострадавших…

3 июня 2004 года Л., которая на этот момент не была знакома с Сергеем Уразовым, обратилась в отдел собственной безопасности (ОСБ) УВД Астраханской области. Был составлен план по «нейтрализации» неугодного борца с экономическими преступлениями путем банальной провокации. На протяжении нескольких дней по инициативе заявительницы (она же соучредитель российско-иранской фирмы) были проведены три встречи, при которых Уразова упорно пытались спровоцировать на получение денег в обмен на прекращение уголовного дела и снятие ареста с банковских счетов, на которые вскоре должны были поступить уведённые из российского бюджета валютные средства. За 10 дней они ничего не добились, и никаких доказательств вымогательства Уразовым денег в распоряжении ОСБ облУВД не было.

Следовательно, необходимо было принимать решение об отказе в возбуждении уголовного дела. Однако, чтобы спасти положение, была проведена прямая провокация и создана видимость получения Уразовым денег. Выманив его 15 июня 2004 года на встречу под предлогом согласования и передачи документов, потерпевшей был передан Уразову оговоренный ранее документ, но она заявила, что якобы передала деньги, помеченные специальным светящимся в ультрафиолете составом. При таких обстоятельствах в салоне автомашины Уразова, на его одежде, руках, а также в сумочке заявительницы обязаны были остаться следы вещества, которым были помечены деньги, предназначенные для передачи. В такой ситуации, чтобы подтвердить причастность Уразова в получении денег, необходимо было просто принять меры к обнаружению следов вещества на вышеуказанных предметах и частях тела. К тому же в распоряжении сотрудников ОСБ была необходимая аппаратура. Однако, ничего этого сделано не было, так как определенно знали, что их нет и быть не может. После этого следователь изъял в машине Уразова ряд предметов, в том числе и папку, в которой находились переданные от Л. документы (которые впоследствии были уничтожены).

Потерпевшая утверждает, что были переданы деньги, тогда как запись разговора прямо свидетельствует о передаче документа, следовательно, его наличие в папке подтвердило бы невиновность милиционера и указало бы на заведомую ложность показаний потерпевшей и оперативных сотрудников.

На момент принятия решения о возбуждении уголовного дела никаких доказательств совершения преступления не было. Косвенные свидетельства фальсификации и провокации имеются.

В процессе изучения фонограмм записи общения Уразова с потерпевшей защитой Уразова было установлено, что она не могла быть записана в его автомашине, так как явно слышится звуковой фон от FM-радиостанции - а так как автомашина японская, то и укомплектована «ихней» радиоаппаратурой, которая никак не способна принимать российские FM-частоты. Четыре (!) независимых специалиста, приглашенных стороной обвинения, подтвердили, что установленная радиоаппаратура не способна принимать российские радиостанции и что аппаратура не переустанавливалась, так как сохранены заводские пломбы.

То есть в суд были представлены сфальсифицированные доказательства.

Предварительно допрошенный в судебном заседании специалист подтвердил, что наложении постороннего звукового фона (звук радиостанции, шум улицы и т.д.) на смонтированную цифровую фонограмму практически полностью уничтожает следы монтажа и затрудняет частотную идентификацию голоса.

ПРИЧИНА АРЕСТА – НАЛИЧИЕ ПОГОН?!

В работе следствия есть огрехи и более мелкие. К примеру, протокол задержания Уразова составлен 16 июня в 00 часов 58 минут, то есть по истечении 4 часов 53 минут с момента фактического задержания – вот еще одно нарушение УПК. Однако в протоколе указано, что Уразов задержан в порядке статей 91 и 92 УПК РФв 23 часа 05 минут, то есть сфальсифицировано время фактического задержания.

В протоколе задержания подозреваемого, в качестве основания для задержания, указано, что «лицо застигнуто непосредственно после совершения преступления, заявительница Л. прямо указала на Уразова С.В., как на лицо совершившее преступление». В протоколе указано, что на момент задержания Уразова Л. уже имела процессуальный статус потерпевшей, что, однако, не возможно до возбуждения уголовного дела.

При составлении протокола задержания в качестве подозреваемого, Уразову не были разъяснены подробно его права, которые приобретаются в момент задержания, в частности право, воспользоваться услугами защитника. В ответ на просьбу Уразова немедленно вызвать адвоката, ему было отказано – мол, позднее время суток, придется подождать до завтра.

17 июня 2004 года в суд Ленинского района Астрахани поступило ходатайство следователя об избрании подозреваемому Уразову меры пресечения в виде заключения под стражу.

В ходатайстве прямо указано, что «Уразовым С.В. совершено тяжкое преступление». Не свидетельствует ли данное заявление об изначальной убежденности в вине начальника районного ОБЭП? Не оценивая собранные по делу доказательства и оставляя это на усмотрение суда, следует подчеркнуть, что избранная мера пресечения истекла 15 августа 2004 года, а поэтому его обязаны были освободить или же решить вопрос о её продлении в судебном порядке. Однако, суд, в нарушении всех существующих российских и международных норм по этому вопросу, единолично, без участия сторон, вне судебного заседания «продлил» ему несуществующую меру пресечения. Этим суд заранее предопределил своё отношение к обвиняемому Уразову, и представленные стороной обвинения доказательства принял за основу, невыслушав мнения противоположной стороны по столь важному для Уразова вопросу.

И еще - а как же презумпция невиновности?

Далее следователь указывает суду, что, по его мнению, находясь на свободе, Уразов может скрыться от органов предварительного следствия и суда, уничтожить какие-то вещественные доказательства, продолжить заниматься преступной деятельностью, а, также используя свое служебное положение и статус сотрудника милиции, угрожать свидетелям и иным участникам уголовного судопроизводства. Прокурор, участвовавший в заседании, подтвердил формулировку следователя прокуратуры. Получается, что статус сотрудника милиции просто обязывает угрожать свидетелям и иным лицам?

Какова была причина ареста Уразова? Ведь в его деле имеются лишь положительно характеризующие его документы, как с работы, так и с места жительства. Ранее никаких преступлений и правонарушений он не совершал. До настоящего времени является действующим сотрудником правоохранительных органов…

Судья при рассмотрении вопроса об аресте Уразова прямо указывает: «в материалах представленных в суд имеются достаточные данные о причастности его (Уразова С.В.) к преступлению». Это и явилось одним из оснований для избрания меры пресечения. Вот она – беспристрастность суда!

А потом судья указывает: «Уразов С.В. является сотрудником милиции, и при таких обстоятельствах доводы прокурора о необходимости изоляции подозреваемого, в связи с тем, что он может скрыться, …суд находит обоснованными». В вышеприведенной цитате отсутствует какая-либо причинно-следственная связь между возможностью скрыться и его статусом сотрудника милиции. То есть, по мнению прокуратуры и суда, сотрудники милиции абсолютно не вызывают доверия, и содержать их можно только в изоляции от общества.

Но ведь подозрения в совершении тяжкого преступления не может служить единственным основанием для изоляции подозреваемого? – вопрошают защитники Уразова.

Не единичные нарушения норм УПК при задержании Уразова и возбуждения в отношении него уголовного дела учтены судом при принятии решения о его аресте не были.

Районному суду вторит суд областной, который в отсутствие Уразова игнорировал справедливые требования его защиты и отказал в удовлетворении жалобы на решение об аресте.

АСТРАХАНСКИЙ СУД НЕ ТЕРПИТ ВОЗРАЖЕНИЙ?

Позже судом рассматривался вопрос о продлении срока действия меры пресечения в отношении Уразова. Никаких документов или показаний свидетелей в подтверждение его намерения скрыться, а также фактов воздействия на свидетелей или иных факторов создания помех правосудию приведено не было, однако именно по этим основаниям ему было отказано в изменении меры пресечения.

Судья при вынесении решения приводит в качестве основной мотивировки, что «до настоящего времени Уразов С.В. от должности начальника отдела борьбы с экономическими преступлениями отдела внутренних дел Приволжского района не отстранен», и как следствие, может воздействовать на потерпевшую и свидетелей. Данные выводы не имеют под собой никаких оснований. И тем самым, милиционера обвиняют в преступных намерениях, что противоречит принципу непредвзятости, справедливости, беспристрастности и презумпции невиновности.

7 апреля 2005 года суд принимает очередное постановление о продлении срока содержания под стражей, аналогичное предыдущему, за исключением фразы прокурора «...продлить срок содержания Уразова С.В. под стражей, в виду тяжести совершенного преступления…».

Обращаясь к решениям российского и международного права, конвенции европейского суда по правам человека, принятой и поддержанной Россией, следует отметить, что содержание обвиняемых и подсудимых под стражей до приговора суда только по причине тяжести совершенного преступления недопустимо. Какие же аргументы необходимо представить Ленинскому районному суду, чтобы решение европейского суда и пленума Верховного суда РФ по данному вопросу он принял к своему руководству?

Очень не хочется верить в предрешенность вопроса о виновности Уразова еще до решения суда…

Многочисленные жалобы защиты Уразова на действия прокуратуры и суда отклонялись самим же судом.

30 мая минувшего года Уразов направил обращение к уполномоченному по правам человека в Астраханской области, однако этот документ не вышел за стены СИЗО. Повторное обращение, направленное минуя следственный изолятор, осталось без рассмотрения. Астраханский омбудсмен сделал единственное - почему-то переадресовал заявление в прокуратуру Астраханской области.

На месте Уразова мог бы быть любой. Будешь биться лбом об стенку, но правды не найдешь нигде.

КАК СИДИТСЯ В «БЕЛОМ ЛЕБЕДЕ»

Одной из форм давления на Уразова, с целью получения признания в преступлении, которого он не совершал, является содержание его под стражей в нечеловеческих условиях.

В астраханском СИЗО №1 (Белый Лебедь) Уразов содержится с 17 июня 2004 года. Камера площадью 30 м2, в ней – 12 спальных мест в два яруса. В камере - до 16 заключенных. Спальное место предназначалось для двоих заключенных, и спать приходилось по очереди. Нормальные условия для сна отсутствуют, поскольку в камере круглосуточно работает телевизор, а в дневное время в камере царит общая суета и шум. Свет в камере никогда не выключается и ночное освещение отсутствует. Унитаз находится в углу камеры на всеобщем обозрении на высоте 0,5-0,7 метра от пола, а высота перегородки составляет 1,1-1,2 метра. Так что человек, сидящий на унитазе, виден принимающим пищу сокамерникам за столом, который находится в 2,5 метрах от унитаза.

Пища низкого качества. В камере не работает вентиляция. Летом в камере «Белого Лебедя» душно и жарко, зимой - холодно, воздух в камере спертый. Администрация СИЗО столовые принадлежности не выдает, то есть кружка и ложка есть, а тарелки отсутствуют. Если в качестве посуды используются одноразовые тарелки, то при обыске их выкидывают, и принимать пищу опять не из чего. Постельные принадлежности - наволочки и простыни - изрядно изношены, рваные. Полотенца ни разу не выдавались.

В камере СИЗО тараканы и клопы, но к их истреблению никаких мер не принимается. Единственная профилактическая мера состоит в том, что 2-3 раза в неделю выдают литровую бутылку хлорного раствора. Ежедневная прогулка составляет около одного часа на свежем воздухе. Окно в камере размером 1,2ґ0,8 метра дает недостаточное солнечное освещение и не отвечает санитарным нормам. За окном на расстоянии 4-5 метров стена административного корпуса, солнечного света и сквозного проветривания нет. Полы в камере бетонные. Климатические условия Астрахани в летнее время очень жаркие - до +45 градусов в тени. А так как вентиляция не работает, то температура в камере поднимается еще выше, при влажности почти в 100 %.

Перед отправкой в суд Уразов проводит по два часа в боксе размером 1,2ґ3,5 метра, вентиляция в котором отсутствует. Иногда в него набивают по 14-16 человек. По обеим сторонам бокса во всю длину установлены скамейки и люди сидят плотно друг к другу и даже стоят. В боксе невыносимо душно, практически все выходят из бокса мокрые насквозь, и в таком состоянии пребывают в суд. От недостатка воздуха случаются приступы. У многих поднимается давление и болит голова.

Обращение к тюремному надзирателю возможно лишь через отверстие для подачи пищи, расположенное на высоте одного метра.

Работники СИЗО обращаются к заключенным на «ты» в презрительной форме, редко на «вы».

Около месяца Уразов находился в одной камере с больным сифилисом. После того как его изолировали, никаких дополнительных мероприятий для профилактики и дезинфекции проведено не было.

Врачей практически никогда нет в штате СИЗО. Стоматологическая помощь, в которой нуждается Уразов, так как в тюрьме у него стали крошиться зубы, не оказывается. Лекарственные средства необходимые не выдаются. Мотивировка - отсутствия таковых и недостаточное финансирование.

Продукты и сигареты, которые родственники приносят в передачах, поступают ко мне в непригодном состоянии. Сигареты ломаются в 2-3 местах. Продукты режутся грязными ножами, овощи и фрукты мнутся. Часть продуктов бывает, вообще не доходит. Порча продуктов и сигарет производится для того, чтобы арестованные были вынуждены приобретать их в магазине СИЗО по завышенным ценам. Часть передаваемых продуктов не принимают, мотивируя отказ тем, что данный перечень не положен в передачах и поэтому люди вынуждены приобретать их в ларьке СИЗО, где они, якобы, имеются в недостаточном ассортименте и низкого качества.

Юридическая и художественная литература в передачах не принимается (вопреки положениям закона).

Предусмотренное законом ксерокопирование документов за плату не производится, а копировальная бумага считается запрещенным предметом. Направить жалобу с приложением копии исходных документов невозможно.

Часть документов, адресованных арестованным, на руки не выдаются, а зачитываются представителем администрации через дверь камеры, что лишает возможности их обжаловать. Все подаваемые жалобы подвергаются цензуре, и те, которые затрагивают действия администрации СИЗО и условия содержания, не отправляются по адресу.

В случае если арестованные пытаются жаловаться на условия содержания, то применяется «воспитательная работа» - обыск. Все постельные принадлежности, то есть матрац, белье, подушка выносятся в общий коридор, где их бросают на грязный пол, толкают ногами. То же самое проделывается с личными вещами арестованных.

Всё это является своего рода прессингом на подавление воли заключенных к защите и опровержению собранных наспех, а поэтому неподдающихся логике доказательств.