Главный местечковый записыватель Щюра ненавидел Пушкина, хотя на публике восторгался «гением русской поэзии и всего-всего». По-настоящему нравились главзапу корявые поэты XVIII века. По сравнению с их виршами его зарифмованная галиматья казалась верхом изящества.
Но именно Пушкина все считали гением, и Щюре поневоле приходилось строиться под Пушкина. Конечно, он не мог как Пушкин вскрикивать устно и письменно «Ай да Щюра, ай да сукин сын!». Приходилось выдумывать что-нибудь своё: «Ай да Щюра, ай да козёл драный!».
Когда однажды Щюра произнёс нечто подобное при Мине, она объяснила ему, что Пушкин сначала писал, а потом таким образом восторгался своим успехом.
- А я пытаюсь стимулировать своё творчество, - вяло пробормотал главзап и долго слушал пьяный издевательский смех Мины.
Вообще Пушкин давал много наколок к творчеству. Взять хотя бы повесть «Капитанская дочка». Это была грандиозная возможность дальнейших разработок от повести «Ефрейторская дочка» до повести «Генеральская дочка». Возможна была и повесть «Маршальская дочка», но это произведение должно было таить в себе дополнительную интригу, так как на самом деле дочка-то была лейтенантская, т.е. происходила от секретаря маршала.
Щюра пробовал было создать автобиографическую повесть «Сержантский сынок», по ходу которой герой повести встречает на своём жизненном пути капитанскую дочку, но любовь юноши разбивается о стену предрассудков: оказывается, что сержантские никогда не могут породниться с капитанскими, у которых есть полная возможность стать и майорскими… Повесть забуксовала, потому что не отвечала реалиям счастливой советской жизни.
Ещё главзап понимал, что Пушкин ловко маневрировал в конструировании имён своих героев.
- Взять хоть роман в стихах «Евгений Онегин», - рассуждал Щюра на ежедневной пьянке в офисе записывателей с Моней и Миной, - да с таким именем главного героя успех роману был обеспечен. Я пытался написать романтическую поэму «Артемий Сергеенко», но это был промах.
- Да никакой это не промах в имени, - смеялась Мина, - ты исписался, ещё не начав писать… Прочитай-ка нам что-нибудь из этой поэмы.
Щюру вынул из стола черновики и зачитал:
- Посредственно, - рявкнула Мина, - и дело, конечно, не в имени главного героя. Коммунальный воришка никак не тянет на Чарльд-Гарольда, а автору до Байрона далеко как до Марса.
- Значит, я от Пушкина ничего не поимею? – в голосе главзапа чувствовалась обречённость.
- Есть кое-что, хотя к творчеству это не имеет отношения, - загадочно улыбнулась Мина, - Пушкин создал современный язык – то, что он написал до 1837 года, читается и сегодня, почти через двести лет, безо всякого напряжения. Если ты хочешь прославиться в веках, тебе надо ввести в русский письменный язык все анахронизмы, существующие до Пушкина – все эти паки, одесную, ошуюю, якоже и дондеже… Мы назовём этот проект «Возвращение к истокам русского языка»… При определённой удаче можно даже сорвать под этот проект солидный грант.
- Добро! – оживился главзап, - с этого момента вплотную занимаемся проектом.
Работа закипела.
Первым перешло на использование старославянских словечек министерство культуры. Здесь с утра до вечера дежурил псаломщик из епархиального управления, постоянно читающий псалтырь для привыкания чиновников к незнакомому им языку. Во всей деловой переписке мелькали старообразные выражения, которые, естественно, использовались и при ответах.
Идея пришлась по вкусу чиновникам региона, всегда стремящимся писать малознакомым языком для непосвящённых. Поэтому следующими сторонниками старообразного языка стали судейские и сутяги, днюющие и ночующие в судах.
- Яко за лядвие мя ухватил и углебоша десницей! – жаловался истец.
- Непшуй, - строго отвечал судья, имея в виду, что не надо поднимать кипиш.
Литературные вечера теперь больше напоминали слёты престарелых псаломщиков.
Стихи звучали неподдельной страстью, но не имели никакого смысла:
В Федеральном Центре создалось мнение, что щюрин регион готовится к выходу из Федерации. К границам региона стали подтягиваться войска. В ответ щюрин регион объявил местечковую мобилизацию. В боевую готовность была приведена полиция и быки из ОПГ. Население региона, включая малые национальности, уже привыкшие к старорусскому языку, возомнило себя носителем истинной русской культуры и не желало жить по указке Федерального Центра.
Дело шло ко второму Донбассу. Предусмотрительные бабушки уже клеили на оконные стёкла крест-накрест полоски бумаги и перетаскивали ценные вещи в подвалы.
Щюра был в ужасе – он оказался в центре скандала, из которого его вряд ли мог выручить Мальвина, в последнее время как бы сдувшийся и потерявший свои завышенные амбиции.
- Что делать? – жалобно взывал Щюра, - мы начали пушкинскую тему, а получилось восстание декабристов, в котором Пушкин, как известно, участия не принимал…
- Не вешать нос, записыватели, - бодрилась Мина, - за культуру и погибнуть не зазорно. Пушкин нас под монастырь подвёл, Пушкин нас и выручит, - и Мина зачитала стихотворение-возвание, которое планировала опубликовать во всех СМИ:
А вечером записывали поднимали тосты за мирное небо над головой и за спонсоров, берущих не слишком большие откаты.
- Дался нам этот Пушкин, - бормотала изрядно поддавшая Мина, - есть Лермонтов, Некрасов, Есенин в конце концов…
- А ещё есть Я! – Щюра раздулся от выдуманного им авторитета.
Пьянка продолжалась.
AST-NEWS.ru
Но именно Пушкина все считали гением, и Щюре поневоле приходилось строиться под Пушкина. Конечно, он не мог как Пушкин вскрикивать устно и письменно «Ай да Щюра, ай да сукин сын!». Приходилось выдумывать что-нибудь своё: «Ай да Щюра, ай да козёл драный!».
Когда однажды Щюра произнёс нечто подобное при Мине, она объяснила ему, что Пушкин сначала писал, а потом таким образом восторгался своим успехом.
- А я пытаюсь стимулировать своё творчество, - вяло пробормотал главзап и долго слушал пьяный издевательский смех Мины.
Вообще Пушкин давал много наколок к творчеству. Взять хотя бы повесть «Капитанская дочка». Это была грандиозная возможность дальнейших разработок от повести «Ефрейторская дочка» до повести «Генеральская дочка». Возможна была и повесть «Маршальская дочка», но это произведение должно было таить в себе дополнительную интригу, так как на самом деле дочка-то была лейтенантская, т.е. происходила от секретаря маршала.
Щюра пробовал было создать автобиографическую повесть «Сержантский сынок», по ходу которой герой повести встречает на своём жизненном пути капитанскую дочку, но любовь юноши разбивается о стену предрассудков: оказывается, что сержантские никогда не могут породниться с капитанскими, у которых есть полная возможность стать и майорскими… Повесть забуксовала, потому что не отвечала реалиям счастливой советской жизни.
Ещё главзап понимал, что Пушкин ловко маневрировал в конструировании имён своих героев.
- Взять хоть роман в стихах «Евгений Онегин», - рассуждал Щюра на ежедневной пьянке в офисе записывателей с Моней и Миной, - да с таким именем главного героя успех роману был обеспечен. Я пытался написать романтическую поэму «Артемий Сергеенко», но это был промах.
- Да никакой это не промах в имени, - смеялась Мина, - ты исписался, ещё не начав писать… Прочитай-ка нам что-нибудь из этой поэмы.
Щюру вынул из стола черновики и зачитал:
Создал он управление домами,
Украв мильоны федеральных средств.
Жильцы осталися с носами –
Несут и дальше лохи коммунальный крест…
- Посредственно, - рявкнула Мина, - и дело, конечно, не в имени главного героя. Коммунальный воришка никак не тянет на Чарльд-Гарольда, а автору до Байрона далеко как до Марса.
- Значит, я от Пушкина ничего не поимею? – в голосе главзапа чувствовалась обречённость.
- Есть кое-что, хотя к творчеству это не имеет отношения, - загадочно улыбнулась Мина, - Пушкин создал современный язык – то, что он написал до 1837 года, читается и сегодня, почти через двести лет, безо всякого напряжения. Если ты хочешь прославиться в веках, тебе надо ввести в русский письменный язык все анахронизмы, существующие до Пушкина – все эти паки, одесную, ошуюю, якоже и дондеже… Мы назовём этот проект «Возвращение к истокам русского языка»… При определённой удаче можно даже сорвать под этот проект солидный грант.
- Добро! – оживился главзап, - с этого момента вплотную занимаемся проектом.
Работа закипела.
Первым перешло на использование старославянских словечек министерство культуры. Здесь с утра до вечера дежурил псаломщик из епархиального управления, постоянно читающий псалтырь для привыкания чиновников к незнакомому им языку. Во всей деловой переписке мелькали старообразные выражения, которые, естественно, использовались и при ответах.
Идея пришлась по вкусу чиновникам региона, всегда стремящимся писать малознакомым языком для непосвящённых. Поэтому следующими сторонниками старообразного языка стали судейские и сутяги, днюющие и ночующие в судах.
- Яко за лядвие мя ухватил и углебоша десницей! – жаловался истец.
- Непшуй, - строго отвечал судья, имея в виду, что не надо поднимать кипиш.
Литературные вечера теперь больше напоминали слёты престарелых псаломщиков.
Стихи звучали неподдельной страстью, но не имели никакого смысла:
Идеже несть, идеже пресещает,
Пет бытии и паче бытия.
Се бо языки просвещает
Свет присно пакижития…
Проблемы Проекта возникали при переписках с Федеральном Центром, где не понимали старославянской тарабарщины, но всё было разрешено с помощью прилагаемых переводов на современный русский язык, под которые Щюра вымогал из бюджета дополнительные ассигнования.Но проблемы пошли вглубь.
В Федеральном Центре создалось мнение, что щюрин регион готовится к выходу из Федерации. К границам региона стали подтягиваться войска. В ответ щюрин регион объявил местечковую мобилизацию. В боевую готовность была приведена полиция и быки из ОПГ. Население региона, включая малые национальности, уже привыкшие к старорусскому языку, возомнило себя носителем истинной русской культуры и не желало жить по указке Федерального Центра.
Дело шло ко второму Донбассу. Предусмотрительные бабушки уже клеили на оконные стёкла крест-накрест полоски бумаги и перетаскивали ценные вещи в подвалы.
Щюра был в ужасе – он оказался в центре скандала, из которого его вряд ли мог выручить Мальвина, в последнее время как бы сдувшийся и потерявший свои завышенные амбиции.
- Что делать? – жалобно взывал Щюра, - мы начали пушкинскую тему, а получилось восстание декабристов, в котором Пушкин, как известно, участия не принимал…
- Не вешать нос, записыватели, - бодрилась Мина, - за культуру и погибнуть не зазорно. Пушкин нас под монастырь подвёл, Пушкин нас и выручит, - и Мина зачитала стихотворение-возвание, которое планировала опубликовать во всех СМИ:
…Не надо залпов пушек,
Не надо нам войны,
У нас один ведь Пушкин
И мы ему верны…
А вечером записывали поднимали тосты за мирное небо над головой и за спонсоров, берущих не слишком большие откаты.
- Дался нам этот Пушкин, - бормотала изрядно поддавшая Мина, - есть Лермонтов, Некрасов, Есенин в конце концов…
- А ещё есть Я! – Щюра раздулся от выдуманного им авторитета.
Пьянка продолжалась.
Рос Эзопов, астраханский областной общественно-политический еженедельник «Факт и компромат», № 18 (778), 2018 г.
