Главный местечковый записыватель Щюра был равнодушен к временам года, но, мысля и живя расхожими штампами, он восторгался весной.
Вот и сейчас, распивая водку с Миной и Моней в офисе записывателей, Щюра читает экспромт – стихи, написанные лет пятнадцать назад.
«Ещё как забудешь, – думала параллельно деезаписывальница, – но стихи эти и читать-то никто не будет…»
«Мы прощаемся с Поэтом, чтобы никогда с ним не расставаться в его стихах, – продолжала лепить летописец Мина, – его образ всегда будет стоять перед нашими заплаканными глазами…»
«Трудно представить худший кошмар, – думала Мина, – стихи его лучше не читать, а на самого пиита лучше никогда не смотреть – здоровее будешь…»
– Когда его хороним? – поинтересовался Моня, когда выпили, не чокаясь, за покойного.
– Вынос тела послезавтра, – очень серьёзно заявила Мина, – надо хоть раз провести трезвые похороны… Я понимаю, что искренних рыданий не будет, но пьяных криков и песен нельзя допускать.
Мина выпила свою стопку и задумчиво помолчала, уставившись в пространство перед собой.
– А как ты видишь свои похороны? – неожиданно спросил поэтесса своего босса.
– Я думаю, что это случится ещё не скоро, – не к месту заволновался Щюра, – я каждый месяц прохожу медосмотр, два раза в год посещаю санаторий…
– Но ты же не считаешь, что твоих похорон никогда не будет? – не сдавалась Мина.
– Я так не считаю, но мне не хотелось бы дожить до этого, – совершенно честно признался Щюра, – с моей кончиной завершится моя широкая известность и величие. Поэтому я всегда считаю себя живущим в вечной весне, – ведь поэты никогда не умирают весной, а я как поэт-переводчик непосредственно отношусь к поэтам.
Мина ничего не поняла, но кивнула головой.
– Гроб часто ставят непосредственно у квартиры, – объяснила всезнающая Мина, – потому что у подъезда могут своровать… Сейчас ничем не брезгуют…
Но в квартиру подниматься никто не стал.
Сначала было скучно, потом Моня достал откуда-то из-под живота бутылку и пустил по кругу.
– Пить строго по одному глотку, – строго предупредил самый лиричный поэт на свете и без подготовки начал читать:
– Вы чего собрались? – подивился Серебров.
– Тебя в последний путь провожать хотели, – объяснила Мина, – как ты воскрес-то?
– Да я и не умирал… Позавчера, когда осталась последняя бутылка, я своей жинке перестал наливать, а она мне заявила, что я для неё умер…
– Она сказала об этом и мне, – улыбнулась Мина, – а я приняла за чистую монету… Что ж теперь делать, раз похороны отменяются? – повернулась она к своему недовольному боссу, уже размечтавшемуся организовать очередную премию имени покойника Сереброва.
Щюре совсем не улыбалось поить «всю банду», но деньги уже выдали, и ничего не тратить было бы слишком подозрительно.
– У нас радость, – важно заявил главный записыватель, – наш собрат по перу не умер, а жив. Если мы хотели почтить его смерть, неужели мы не сможем отметить его жизнь?
Записыватели радостно загалдели. Но радость явно была неполной: всех смущало отсутствие выпивки и закуски.
– Всё, что надо загружено в багажнике машины Мони, – оповестила присутствующих Мина, – не торопясь идём на кладбище, а там помянём всех усопших записывателей.
До этого погожего весеннего дня отчаянные головы из музейных кругов мечтали превратить местное кладбище в знаменитый некрополь. После поминальной пьянки записывателей никаких надежд на музейное приличие кладбища не осталось, – всё было потоптано, поломано и осквернено.
– Что случилось? – забеспокоились Щюра и Моня.
– Серебров скоропостижно скончался, – мрачно произнесла Мина, – теперь уже точно.
– Да ему надо было меньше пить! – Моня лихорадочно засобирался за очередной порцией бухла, без которого весна теряла всю свою свежесть.
AST-NEWS.ru
Вот и сейчас, распивая водку с Миной и Моней в офисе записывателей, Щюра читает экспромт – стихи, написанные лет пятнадцать назад.
Весна – и сердце бьётся часто,
И птицы все поют весну,
И всё надеется на счастье,
А я никак вот не засну:
На книгу денег из бюджета
Я не могу всё получить.
Жду денег и стихи об этом
Пишу, теряя смысла нить…
И вот я бабки получаю,
Как и положено – сполна,
Откатов всех не замечая,
Вокруг ведь буйствует весна!
Весна. Скорей налей и выпей,
Чтоб не состариться душой.
Друзья закусочки насыпят,
И станет очень хорошо…
Я к морю привязан
Ногой и рукой.
С друзьями я связан
Бутылкой - другой.
Я связан стихами –
Пишу как дышу,
Их жарю с цветами
И ем как лапшу…
«Ещё как забудешь, – думала параллельно деезаписывальница, – но стихи эти и читать-то никто не будет…»
«Мы прощаемся с Поэтом, чтобы никогда с ним не расставаться в его стихах, – продолжала лепить летописец Мина, – его образ всегда будет стоять перед нашими заплаканными глазами…»
«Трудно представить худший кошмар, – думала Мина, – стихи его лучше не читать, а на самого пиита лучше никогда не смотреть – здоровее будешь…»
– Когда его хороним? – поинтересовался Моня, когда выпили, не чокаясь, за покойного.
– Вынос тела послезавтра, – очень серьёзно заявила Мина, – надо хоть раз провести трезвые похороны… Я понимаю, что искренних рыданий не будет, но пьяных криков и песен нельзя допускать.
Мина выпила свою стопку и задумчиво помолчала, уставившись в пространство перед собой.
– А как ты видишь свои похороны? – неожиданно спросил поэтесса своего босса.
– Я думаю, что это случится ещё не скоро, – не к месту заволновался Щюра, – я каждый месяц прохожу медосмотр, два раза в год посещаю санаторий…
– Но ты же не считаешь, что твоих похорон никогда не будет? – не сдавалась Мина.
– Я так не считаю, но мне не хотелось бы дожить до этого, – совершенно честно признался Щюра, – с моей кончиной завершится моя широкая известность и величие. Поэтому я всегда считаю себя живущим в вечной весне, – ведь поэты никогда не умирают весной, а я как поэт-переводчик непосредственно отношусь к поэтам.
Мина ничего не поняла, но кивнула головой.
Мина не зря волновалась по поводу похорон Сереброва: к выносу тела записыватели подтягивались уже порядочно окосевшими.Все столпились у подъезда, где находилась квартира Сереброва, и внимательные к таким тонкостям женщины удивились, не увидев у подъезда крышки гроба.
– Гроб часто ставят непосредственно у квартиры, – объяснила всезнающая Мина, – потому что у подъезда могут своровать… Сейчас ничем не брезгуют…
Но в квартиру подниматься никто не стал.
Сначала было скучно, потом Моня достал откуда-то из-под живота бутылку и пустил по кругу.
– Пить строго по одному глотку, – строго предупредил самый лиричный поэт на свете и без подготовки начал читать:
Ты ТАМ уже не выпьешь,
Тебе никто ТАМ не нальёт,
Не закричишь ТАМ выпью,
Не крикнешь как удод.
Поймёшь тогда в натуре
Трагизм небытия…
Но ты – субъект культуры.
Мы выпьем за тебя…
– Вы чего собрались? – подивился Серебров.
– Тебя в последний путь провожать хотели, – объяснила Мина, – как ты воскрес-то?
– Да я и не умирал… Позавчера, когда осталась последняя бутылка, я своей жинке перестал наливать, а она мне заявила, что я для неё умер…
– Она сказала об этом и мне, – улыбнулась Мина, – а я приняла за чистую монету… Что ж теперь делать, раз похороны отменяются? – повернулась она к своему недовольному боссу, уже размечтавшемуся организовать очередную премию имени покойника Сереброва.
Щюре совсем не улыбалось поить «всю банду», но деньги уже выдали, и ничего не тратить было бы слишком подозрительно.
– У нас радость, – важно заявил главный записыватель, – наш собрат по перу не умер, а жив. Если мы хотели почтить его смерть, неужели мы не сможем отметить его жизнь?
Записыватели радостно загалдели. Но радость явно была неполной: всех смущало отсутствие выпивки и закуски.
– Всё, что надо загружено в багажнике машины Мони, – оповестила присутствующих Мина, – не торопясь идём на кладбище, а там помянём всех усопших записывателей.
До этого погожего весеннего дня отчаянные головы из музейных кругов мечтали превратить местное кладбище в знаменитый некрополь. После поминальной пьянки записывателей никаких надежд на музейное приличие кладбища не осталось, – всё было потоптано, поломано и осквернено.
Вечером того же дня Щюра, Мина и Моня похмелялись в офисе записывателей. После третьего тоста ожил незатейливой мелодией минин мобильник.Выслушав сообщение, Мина впала в ступор.
– Что случилось? – забеспокоились Щюра и Моня.
– Серебров скоропостижно скончался, – мрачно произнесла Мина, – теперь уже точно.
– Да ему надо было меньше пить! – Моня лихорадочно засобирался за очередной порцией бухла, без которого весна теряла всю свою свежесть.
Рос Эзопов, астраханский областной общественно-политический еженедельник «Факт и компромат», № 13 (773), 2018 г.
