Почему мы должны вернуть наше право пройти по улицам Киева

Аркадию Аверченко приписывают фразу: «Я против революции за то, что она помешала мне доесть у трактирной стойки соус кумберленд». Интересно соотношение масштаба. В рамках этого соотношения революция, призванная перевернуть мир, превращается в домашнюю склоку, мешая наслаждаться отдыхом, приятной погодой, вкусным обедом и газетой. То есть на большее она не способна. Такой подход к социальным катаклизмам, на самом деле, очень важен – с трудом налаженная жизнь сотен тысяч людей со своими радостями и печалями, поездками за город, ресторанами и трактирами, дряхлеющими усадьбами и свежепокрашенными дачами, компаниями, пикниками дорогого стоит и только кажется, что все это легко воссоздать в случае крушения.

Когда я думаю об этой фразе Аверченко, то понимаю, что я презираю и испытываю отвращение к нынешнему нацистскому режиму Украины не только за то, что он творит со своим народом, за то, что убивает наших людей, за то, что вверг в войну большую страну…

Но и за то, что он лишил меня, моих студентов, тысяч людей великих святынь и уникальных памятников Киева (возьмем только этот город). Вроде бы немногого, но…

Более 20 лет подряд мы ежегодно со студентами в мае (иногда сентябре) отправлялись в Киев. Прямо с вокзала мы ехали в Бабий Яр и там я рассказывал о той страшной трагедии, которая произошла здесь в годы войны. Потом отправлялись в центр. Сколько раз я был в Киеве – и каждый раз с невероятным волнением входил во Владимирский собор, в Софию, смотрел на мозаичную Оранту, читал древние граффити на стенах. Потом Золотые ворота, Владимирская горка, остатки дворца князя Владимира, Десятинной, легендарный камень «Отсюда есть пошла Русская земля», Андреевская церковь парит над Подолом…

Потом спуск, знаменитый музей Булгакова, потом назад - Аскольдова могила, Крещатик, древние валы, могила Долгорукого в «Спасе на Берестове» и, наконец, Лавра, в которую мы входили как в Новый Иерусалим и проводили в ней много часов (однажды даже ночевали). Везде история – великая и трагическая. Когда было время, я отправлялся в район станции «Арсенальная» - когда-то там был военный городок, откуда «22 июня ровно в четыре часа», когда «Киев бомбили и нам объявили, что началася война» мой дед, военврач, майор, отправился на фронт (военный городок разбомбили в тот же день), а бабушка, схватив двух дочерей и случайные пожитки, понеслась на вокзал и поехала в эвакуацию в Ташкент... Каштаны, широкие улицы, открытые люди, легендарные имена от Куприна до Ильфа и, наконец, «Ой, Днипро, Днипро, ты широк, могуч, над тобой летят журавли». Город памяти, славы, трогательного величия, переживший монголов, поляков, немцев…

Для меня, как историка, и для моих студентов-историков это было исключительно важно. Помню как они застыли в пещерах у мощей преподобного Нестора, автора «Повести Временных лет» - из абстрактной книжной иллюстрации он превратился в человека, историческую фигуру, можно было побыть рядом с ним. Каждая такая поездка меняла восприятие, оживотворяла историю, она сходила со страниц учебников, с университетских досок, становилась реальной и в ней действовали живые люди, которые строили эти памятники, писали на стенах Софии послания, сражались с врагом и праздновали победы.

И вот этого больше нет. И долго еще наши ноги не ступят под своды великих храмов, не пройдут по улицам. Великие памятники, великий город, принадлежавший всем нам, захвачен и присвоен бандой подонков, которым совершенно все равно, что это там такое стоит на площади. Ни разу никто из них не сказал: «Мы сражаемся за святую Софию, за Лавру, за Андреевскую церковь, за мощи святых, за батюшку Киев». Нет. «Режь руснююююю», «Защитим от варваров родные унитазы», «Слава Украине».

И наше право пройти по улицам Киева мы должны вернуть.

Борис Якеменко