Должность Уполномоченного по правам человека в РФ учреждена в целях обеспечения гарантии государственной защиты прав и свобод граждан. Уполномоченный способствует восстановлению нарушенных прав и совершенствованию законодательства РФ о правах человека и гражданина.

Достаточно серьезная работа. Но к любой работе можно относиться по-разному.

Вспоминается один из бывших уполномоченных по Астраханской области, который в телевыступлении с неизменной улыбкой рассказывал, как на одном из всероссийских слетов Уполномоченных по правам человека они весело травили друг другу анекдоты…

Но людям, обращающимся к Уполномоченному не до анекдотов, их жизнь больше похожа на кошмар, где совсем не до смеха.

За 2008 год в аппарат Уполномоченного по правам человека в Астраханской области поступило 2500 обращений, из них 847 письменных, в числе которых 186 из двух астраханских следственных изоляторов и 89 – из других мест лишения свободы.

Каждое обращение – это крик о помощи, глухо звучащий в болотном безмолвии коррумпированного общества.

Если вы до этого были по своей натуре наивным ребенком, считающим астраханское сообщество представителей человеческой расы самым идеальным и справедливым на всём постсоветском пространстве, то после прочтения «Доклада о положении с соблюдением прав человека в Астраханской области в 2008 году», незамедлительно превратитесь в недоверчивого циника-мизантропа.

Доклад потрясает. Это рассказ о деятельности неравнодушных людей, профессионально занимающихся СВОИМ делом, в котором знание Закона неразрывно связано с глубокой общечеловеческой нравственностью.

На вопросы газеты «Факт и компромат» ответил Руководитель аппарата Уполномоченного по правам человека в Астраханской области Даниар Кубашевич Батрашев.

«Факт и компромат»: Первым Уполномоченным по правам человека в Российской Федерации был известный советский диссидент Сергей Адамович Ковалев, ушедший в отставку из-за несогласия с политикой Б.Н.Ельцина по Чечне. Вторым на этом посту был член КПРФ Олег Орестович Миронов; по этому поводу С.А.Ковалев заявил: «Я не понимаю, как коммунист может защищать права человека». Третьим и ныне действующим стал в 2004 году бывший член РДП «Яблоко» Владимир Петрович Лукин, подписавший договор о сотрудничестве с Министерством обороны и осудивший американский телеканал Эй-Би-Си за показ интервью с Ш.Басаевым. Кто Вам больше по душе?

Даниар Батрашев: Каждый из трех Уполномоченных по правам человека – отражение времени и конкретной ситуации. В период ломки советской системы, которая, во многом справедливо, ассоциировалась с подавлением прав и свобод, на посту Уполномоченного вполне логично оказался бывший диссидент. По Конституции Уполномоченного назначает Дума, и в период, когда КПРФ имела в нижней палате большинство, именно представитель этой партии стал Уполномоченным. Затем этот пост занял человек, который олицетворяет собой демократию и либерализм, но не стоит в оппозиции к власти – это тоже отражение определенных политических процессов.

На стиль и приоритеты работы всех трех Уполномоченных в большой степени влиял их предшествующий жизненный и профессиональный опыт. Ковалев привносил в свою работу значительный элемент «политизированности». Миронов – профессор-юрист, и в его деятельности проявлялся некий академизм. Лукин – своеобразный синтез: с одной стороны, был членом КПСС, успешно делал научную карьеру, а, с другой, – был критически настроен к советской действительности, хотя и не выступал открыто; это было достаточно распространенным среди интеллигенции – «внутренняя оппозиция».

«Факт»: Так называемые «оборотни в погонах» были в 2007 году обнаружены и в Астрахани. В результате кипучей деятельности этих «стражей порядка» в местах лишения свободы оказались практически невиновные люди, отбывающие наказания за преступления, совершенные не ими, а «пылкими законниками» с волчьим нутром. Могут ли предприниматься меры по реабилитации честного имени таких людей, если они сами не подадут заявления об этом?

Д. Батрашев: Вопрос, видимо, надо понимать так: кое-кто, из занимавших в прошлом большие посты в правоохранительных органах в Астраханской области, ныне сами находятся под следствием и обвиняются в совершении тяжких преступлений. Означает ли это, что те, на кого они заводили уголовные дела, должны быть реабилитированы?

Здесь ответ очевиден: все зависит от того – реально ли были виновны эти лица. Безусловно, многое зависит от следственных органов, расследующих дела высокопоставленных «оборотней». По-хорошему, их должен интересовать вопрос: а не фабриковались ли этими самыми «оборотнями» те или иные громкие уголовные дела с корыстными целями?

Разумеется, если такие факты будут выявлены и твердо установлены, если будет решен вопрос о прекращении ранее возбужденных дел или же последует отмена ранее вынесенных и вступивших в законную силу приговоров, то, при принятии соответствующих решений, у этих людей автоматически возникнет право на реабилитацию в соответствии с положениями главы 18 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации.

«Факт»: В Докладе Уполномоченного по правам человека за 2008 год приведены данные, что в Астрахани только по официальным спискам пострадало от пожара, лишившись жилья, свыше 700 семей и лишь примерно 10% погорельцев предоставлены жилые помещения. Вы поднимали вопрос о необходимости создания резервного жилого фонда перед законодательной и исполнительной властью региона. Нет ли возможности к привлечению к этому нужному и Богоугодному делу представителей Православия, Католической церкви и Ислама? Ведь на целевые пожертвования верующих можно было бы построить приюты для временного проживания людей, попавших в несчастье.

Д. Батрашев: Конечно, если такой приют или приюты будут, – это очень хорошее, как вы говорите, богоугодное дело. Только очень важно, чтобы такой приют, даже если он будет под эгидой и на средства религиозных организаций, был межконфессиональным.

И все же наличие такого приюта не может быть альтернативой специализированному жилищному фонду для временного проживания людей, ставших жертвами чрезвычайных происшествий или чьи дома нуждаются в капитальном ремонте. Это подтвердила недавняя трагедия с общежитием на улице Савушкина. Не оставили в беде никого: отселили в школу, в больницу, в оздоровительный лагерь, спасибо, конечно, но ведь всё это – нежилые помещения.

Пока с маневренным фондом ясно только то, что «ничего не ясно». Недавно, рассматривая одну жалобу, получили официальное письмо, в котором есть такая фраза: «Общежитие учитывается на балансе МУ БНО «ЖЭК Маневренного фонда»…Статуса общежития маневренного фонда не имеет».

Конечно, маневренный фонд в одночасье не создашь, это огромные средства. Нужна специальная долгосрочная программа – и областные средства, и средства муниципалитетов. Жилые помещения в таких домах должны быть так спроектированы, чтобы это было именно жилье для временного проживания, чтобы не было соблазна их перевести в «обычные» квартиры. Нужен жесткий порядок их предоставления, четкие критерии, контроль. Сегодня маневренный фонд это такая «неустойчивая категория». Почему? Потому что, при наличии громадных списков очередников, при наличии всё более возрастающего количества детей-сирот, легче перевести помещение из маневренного фонда в обычный жилищный фонд социального использования, а потом и вовсе разрешить приватизировать. Решаются две задачи: во-первых, человек как бы обеспечен жильем, и не может больше ни на что претендовать, и, во-вторых, с муниципальных властей снимается бремя по содержанию жилых помещений.

И всё же, думаю, к этой проблеме – маневренного фонда – рано или поздно придется обратиться. Жизнь заставит.

«Факт»: Нарушение прав человека по законам РФ влечет за собой уголовное преследование с наказанием в виде довольно серьезных штрафов и даже лишения свободы. Применяется ли подобное преследование на практике?

Д. Батрашев: Применяется, хотя довольно часто нарушители прав человека отделываются лишь условными сроками или дисциплинарными взысканиями. Это въевшаяся в наше сознание психология, что интересы государства выше интересов отдельного человека. Между тем у нас в Конституции провозглашено, что «человек, его права и свободы являются высшей ценностью».

Но подчас государственные структуры до конца отстаивают ложно понимаемую «честь мундира». Вот примеры.

В одном из районов области сотрудники ГИБДД ворвались в дом, избили хозяина и его брата, а затем против последнего возбудили уголовное дело – мол, оказал сопротивление. Спрашивается, а на каком основании эти блюстители порядка вообще вошли в дом? Что, на тот момент было возбуждено уголовное дело или дело об административном правонарушении? Тогда почему же хозяин дома, если он нарушил правила дорожного движения, не был привлечен к административной ответственности? Далее. Допустим, брат заявителя начал драться с милиционерами. Но почему, при этом, был жестоко избит хозяина дома? У него, между прочим, телесные повреждения даже более серьезные. От прямого ответа на эти вопросы правоохранительные органы уходят. Просим провести проверку, но нам отвечают: все нормально, все законно, сотрудники ГИБДД действовали правильно. Самое загадочное и ужасное в этой истории то, что жена заявителя – единственный объективный свидетель происшедшего, которая и написала жалобу на сотрудников милиции – вскоре бесследно исчезла, а через некоторое время на берегу реки она была обнаружена мертвой. Якобы она утонула. Опять же не понятно: утонула, а труп обнаружен почему то на суше.

В другом сельском районе судебные приставы-исполнители, не представившись, не предъявив документы, также вошли в дом, а возмутившихся по этому поводу хозяев мировой судья привлек к административной ответственности, так как они, якобы, препятствовали деятельности представителей власти. А ведь люди то возмущались вполне обоснованно и правомерно. Во-первых, приставы должны были быть в форме и должны были предъявить удостоверение. Во-вторых, согласно статье 64 Федерального закона «Об исполнительном производстве» входить в дом без согласия должника приставы могут только с письменного разрешения старшего судебного пристава-исполнителя, а этого документа людям также не предъявили. В-третьих, должника в этот момент в доме не было, и где гарантия, что опишут и потом изымут вещи, ему не принадлежащие? В четвертых, почему не было понятых, как того требует статья 59 Федерального закона «Об исполнительном производстве»?

По поводу удостоверения мы получили такой ответ: «Обязанность судебного пристава при обращении к гражданам предъявлять служебное удостоверение действующим законодательством не предусмотрена». После такого ответа напрашивается два вопроса. Первый: зачем тогда приставам вообще удостоверения? Второй: означает ли это, что каждый гражданин обязан теперь на слово верить любому, кто захочет представиться судебным приставом, и впускать его в дом?

А вот реакция суда по поводу жалобы граждан на то, что приставы не предъявили письменное разрешение старшего пристава-исполнителя (цитирую): «Необоснованным является довод о том, что отсутствовало письменное разрешение судебного пристава-исполнителя войти в жилое помещение, поскольку указанные обстоятельства могли служить основанием для обжалования действий судебного пристава-исполнителя в установленном законом порядке». Согласно этой логике гражданин говорит: «Имело место такое-то действие, я его обжалую и прошу признать его незаконным», а ему отвечают: «Нет, это действие законное, потому что вы его можете обжаловать». Гражданин говорит: «Так, я его и обжалую, и прошу признать его незаконным». А ему опять: «Оно не может быть признано незаконным, потому что вы его вправе обжаловать». При таком подходе у нас абсолютно все действия органов власти и должностных лиц можно признать законными.

«Факт»: Права человека многообразны и, если эти права не вредят окружающим, они не должны ущемляться. Не считаете ли Вы, что закрытие игровых залов по всей территории России – нарушение прав человека? Человек делает много вредного для себя: ест мясо, употребляет алкогольные напитки, курит табачные изделия, занимается альпинизмом и другими экстремальными видами спорта. Имеет ли право государство запрещать все вредное для человека?

Д. Батрашев: Вы коснулись очень сложной, можно сказать философской, проблемы: где предел свободы воли человека и регулирующих функций государства. Взять хотя бы эвтаназию – думаю, что в споре по этому вопросу окончательная точка не будет поставлена никогда.

Ясно одно: свобода не может быть абсолютной, а реализация прав одного индивида не должна идти в ущерб правам другого, а также благу, безопасности, здоровью и морали общества в целом.

Психологи и психиатры утверждают, что «игромания» – болезнь, сродни алкоголизму и наркомании. Конечно, это не на 100 % доказанный факт, но каждый – всем же приходилось играть в шахматы или там в «подкидного», чтобы время убить – испытывал это чувство азарта, когда просто хочется реванш взять. Ну, видимо, устроен так человек. А тут деньги, причем легкие. И есть люди, которые играют, играют, играют, пока всё не спустят. Потом занимают у знакомых, из дома несут, запутываются в долгах. Некоторые идут на преступления. В общем, в итоге страдают они сами, их семьи, окружающие.

Если помните, предполагалось игровые автоматы не то, чтобы совсем запретить, а создать несколько специальных игровых территорий, этакие «российские Монте-Карло». Время подошло, игровые залы нужно закрывать, а игровые территории оказались не оборудованы. Наверняка те, кто стоит за игорным бизнесом с самого начала были уверены: все это очередная кампания, не больше. Сегодня игровые залы или продолжают действовать, или, если власти начинают вмешиваться, меняют вывеску и опять таки продолжают действовать. Что будет дальше увидим, но тут «на кону», если хотите, престиж государства.

«Факт»: Раз уж заговорили об ограничении прав, каково Ваше отношение к тому, чтобы запретить несовершеннолетним в ночное время появляться на лице без взрослых?

Д. Батрашев: Следует отметить, что федеральный закон вовсе не обязывает регионы принимать такие меры в отношении несовершеннолетних. В статье 14.1 Федерального закона «О внесении изменений в Федеральный закон «Об основных гарантиях прав ребенка в Российской Федерации» сказано, что субъекты Федерации могут устанавливать меры по недопущению несовершеннолетних в общественных местах без сопровождения родителей. Могут, но не обязаны.

Если с запретом появляться несовершеннолетним в «злачных местах» всё понято, то в отношении ночного времени на улицах не всё так однозначно. Если уж такую меру устанавливать, то следовало бы продумать механизм её реализации. Например, нет ясности в том, каким образом дети должны возвращаться домой, к родителям. Должны их привозить на дом или родители сами должны являться за своими чадами в милицию? Как и где будут устанавливать личность несовершеннолетних? Очевидно, что в ряде случаев без доставления в РОВД не обойтись, а у нас в области ни в одном отделе милиции нет специальных помещений для содержания несовершеннолетних, хотя по действующим нормативным актам они должны быть. Это приведет к тому, что детей будут держать в «обезьянниках» вместе с бомжами и прочей аналогичной публикой.

Далее. Предполагается, что родителей, опекунов, вообще законных представителей детей, которых обнаружили в неположенном месте и в неположенный час, будут наказывать – штрафовать. А как быть, если ребенок 15-ти лет ушел из дома, пока родитель находился в ночной смене? Или если этот ребенок, наплевав на запреты и убеждения родителей, убежал из дому? Попробуй, его удержи – не цепями же его приковывать. Так что механизм административной ответственности родителей также должен быть тщательно проработан.

«Факт»: Как Вы относитесь к термину «запрещенная литература»? Дело в том, что по России участились случаи, когда различные районные суды своими решениями и определениями запрещенными книгами объявляют такие книги, как «Жизнеописание Пророка» - историческое повествование о жизни Мухаммеда. Не является ли это нарушением прав человека на свободу совести и слова? И как можно характеризовать обыски с целью обнаружения «запрещенной литературы», которые проводились в Астрахани в 1999 году?

Д. Батрашев: Начну с последнего, про обыски десятилетней давности. Откровенно говоря, не знаю о чем именно идет речь, и потому затрудняюсь как-то прокомментировать.

Что касается «запрещенной литературы», то точнее сказать «экстремистские материалы». Если в книге излагается жизнь Мухаммеда, и, при этом автором прямо или косвенно проводится идея: если ты истинный мусульманин, иди и убивай неверных, то это, разумеется, не обычное историческое повествование.

Тут все ясно. Но есть ситуации сложнее. В Федеральном законе «О противодействии экстремистской деятельности» к экстремистским материалам относятся, в числе прочего, «публикации, обосновывающие или оправдывающие национальное и (или) расовое превосходство», но не упоминается превосходство по религиозному признаку. Думаю, не случайно, дабы не возникли вопросы к некоторым «священным текстам».

Если кто-то прочитает «Майн Кампф», это, разумеется, не означает, что он моментально станет приверженцем идей Гитлера. А тот, кто таковым является, эту книгу все равно достанет, несмотря на запреты. Опять же, если исходить из буквального смысла закона, то держать дома, для собственного потребления, такого рода книги не возбраняется, а, вот если дать знакомому почитать – это уже распространение, то есть признак экстремистской деятельности. Могут сказать: «Майн Кампф» – это исторический источник, и для того, чтобы разоблачать нацизм, его идеологию и практику, нужно этот источник знать. Да, но «Майн Кампф» – это и некий символ, вызов общечеловеческим ценностям, глумление над памятью миллионов жертв нацизма. Поэтому ключевым здесь является – цель, и если издание, то только специальное, для научных библиотек, с комментариями; если доступ – то строго ограниченный.

«Факт»: К вам обращается заключенный лагеря или гражданин, заключенный под стражу в СИЗО. Где гарантия, что за обращение к Вам он не подвергнется официальному наказанию или неофициальному давлению, издевательству или пыткам?

Д. Батрашев: Таких гарантий нет. Уголовно-исполнительная система за последние годы стала более прозрачной и гуманной, меняются следственные изоляторы, приближаясь к европейским стандартам, но она всегда будет оставаться закрытой по определению, а 24 часа в сутки отслеживать, что происходит в тюрьме или колонии, конечно же, невозможно.

Когда речь идет о нарушении прав обвиняемых и осужденных в пенитенциарных учреждениях, то всегда имеет место ситуация «борьбы неправды с несправедливостью». Одна сторона вспоминает о правах, но забывает об обязанностях. Другая сторона начинает наводить порядок, но допускает, мягко скажем, «перегибы». Нередко этим начинают умело манипулировать уголовные авторитеты. В этих условиях установить истину объективно трудно. Как правило, практически невозможно. Как проводят любую проверку? Берут объяснения у одной стороны, потом у другой. Кому больше верят, думаю, понятно.

Реформа уголовно-исполнительной системы идет противоречиво. В прессе пишут, что новый руководитель ФСИН Реймер предлагает лиц, объявивших голодовку, приравнивать к злостным нарушителям. В то же время министр юстиции Коновалов заявляет, что нужно шире применять наказания, не связанные с лишением свободы. Мне кажется, нужно менять принципы направления осужденных в колонии – не просто режимы по степени тяжести преступлений, а как-то более дифференцированно.

Убедился ещё раз в этом недавно в ходе посещения колонии, когда беседовал с осужденными. Четверо молодых ребят: трое наши, астраханцы, сельские, а один вместе с матерью приехал несколько лет назад из одной республики СНГ; мать русская, но российского гражданства так и не добилась. Судимы все впервые, в основном по 158 статье (кража). Подчеркиваю, впервые. Всем чуть за двадцать. С каким «багажом» они выйдут на свободу, отсидев несколько лет за колючей проволокой? Специальности нет. Пишут с ошибками. Читают с трудом. Что будут делать, где работать – не знают. Что в жизни хотят – не знают. Никому и ни во что не верят. Зато за годы, пока отбывают срок, обзавелись татуировками, освоили блатной жаргон, уже этим явно бравируют. Суд в свое время решил, что исправление их «без изоляции от общества невозможно». Решение суда нужно уважать, но неужели кто-то всерьез верил и верит, что таких вот, впервые судимых, можно действительно «исправить», «перевоспитать», поместив в одну зону вместе с матерыми уголовниками и рецидивистами…

«Факт»: А теперь вопрос, близкий любому журналисту: в газете публикуется официальное письмо, адресованное ранее в прокуратуру, УВД или ФСБ, которые никак на него не среагировали. Может ли опубликование этого письма повлечь за собой уголовное или административное преследование редактора газеты?

Д. Батрашев: Само по себе опубликование такого письма в контексте той ситуации, которую вы изложили, не несет в себе ничего криминального или противоправного.

«Факт»: В заключении Доклада Уполномоченного сказано, что «ситуация с правами человека в Астраханской области в 2008 году оставалась сложной». С этим трудно не согласиться, но сам тот факт, что об этом заявляет Уполномоченный по правам человека вселяет оптимизм. Значит, в нашей области есть здоровые силы, способные решить все проблемы, остановить регресс, дать надежду народам Астраханской области на свободное развитие нашей территории.

Д. Батрашев: Эта оценка, данная в Докладе Уполномоченного, основывается на беспристрастном анализе. Наш регион в этом плане не лучше, и не хуже других, а предпосылки многих проблем носят отнюдь не локальный характер. Уполномоченный по правам человека и его аппарат стремятся решать комплексные проблемы, с тем, чтобы обеспечить восстановление прав максимально большего числа людей, и в этом деле аппарат Уполномоченного, конечно же, всегда будет взаимодействовать со всеми здоровыми и конструктивными силами.

"Факт и компромат", август 2009 г.