«Агитационная деятельность Махно среди рабочих и красноармейцев» развернулась в Астрахани, да  и сама "каторга была, собственно, единственной школой, где Махно почерпнул исторические и политические знания, послужившие ему огромным подспорьем в его политической деятельности..." (А.И. Деникин) и, конечно, в ходе пребывания в Астрахани. 

Однако его работа была пресечена местными чекистами. За что? Какие нарушения Махно допустил? Оказалось, он посмел выражаться "с революционными солдатами не по программе агитотдела". Видимо ли, его мышление выпадало из русла текущих событий, которые погружены в анализ прошедших обстоятельств и прогнозирование дальнейшего развития событий и направлены исключительно на удовлетворение анархистских амбиций, основополагающих принципов общественно - политического течения, выступающего за немедленное уничтожение всякой государственной власти.

В итоге Махно "получил особое замечание с выдачей" ему на дорогу денег и с запросом: "Вы, кажется, стремитесь в Москву?".

- Да, да, я должен пробираться в Москву, - ответил он своим коллегам из астраханского агитационного отдела. 

Чекисты «настоятельно рекомендовали ему продолжить путь на Москву».

Затем Махно "зашёл в группу астраханских анархистов и, попрощавшись с ними, заглянул к товарищу Любимову на работу, попросил его пойти и купить" ему на какой-либо пароходной пристани билет до Саратова, а "сам начал укладывать свои вещицы в чемодан с расчётом, чтобы сегодня же покинуть полуразрушенный, на взгляд социально-демократический, но в действительности чуждый демократизму и социализму город Астрахань". Махно по обстоятельствам мог покидать Астрахань только через сутки. 

- Знаете, в Астрахани Нестор был в жутком состоянии, - говорила жена Махно Галина Андреевна. - Часами просиживал на берегу и наблюдал за «похоронами» солнца. Оно погружалось в пучину тихо и торжественно, а красная чаша неба медленно гасла... Вместе с небом умирал и он... Чёрное вороньё сонно, едва двигая крыльями, летело в свои гнёзда... Горло сдавливало... Он плакал.

 «Однако его дух, его воля оставались несгибаемыми, и он стремился вернуться в родную страну «продолжить борьбу за свободу и социальную справедливость, за «анархию - мать свободы». Жизнь в изгнании была для него невыносимой, он чувствовал себя оторванным от своих корней и тосковал по своей любимой Украине». 

Тогда в последний день пребывания в Астрахани вечером он с Любимовым сели за стол поужинать и прочитать кучку газет, откуда узнали то, что "делается на Украине: всюду шомполуют, стреляют, вешают революционных крестьян и рабочих", а также получил "сведения из Украины о том, как возвращаются в "свои" усадьбы бежавшие из них во время революции помещики и как с помощью солдат немецкой и австрийской армии у крестьян отбирают живой и мёртвый инвентарь, как крестьян наказывают...". При этом Нестор вспомнил "все те наказания", которым он лично "подвергался на каторге за непокорность режиму". Информационные события, изложенные в газетах, лишний раз  напомнили ему своё "обещание, данное сидя ещё в гнусных казематах тюремных стен, вырваться на волю и отдаться всецело делу борьбы трудящихся с их бесправием соответствующими времени средствами".

 "Я перебирал мысленно причины нашего отступления из Украины, все те практические соображения, которые понудили меня после таганрогской конференции двинуться с рядом товарищей на известное время из Таганрога далее, в глубь России, благодаря чему я теперь путаюсь в полуразрушенной Астрахани. Я передумывал всё это и жестоко укорял себя за выезд из Украины. А время неслось своим чередом. И мне казалось, оно так быстро и так много уносит от меня того, что, быть может, другие будут переживать, на чём, быть может, многие погибнут там, на Украине, в вооружённой схватке революции со своими палачами...". 

Под огромным впечатлением от прочтения газет "почти до утра"  вырвалось у Махно на размышления и рассуждения, с новой силой преобладала непосредственно-практическая, созерцательная деятельность в общей структуре мышления, протекающего в русле последних украинских событий: «Всё это меня возбуждало, усиливало во мне гнев на самого себя, на товарища Любимова, на всех, с кем я связался в пути следования на Москву... Но больше всего злился я на большевистско-левоэсеровскую власть, которая мне казалась самой главной виновницей того, что трудовой организм страны разорван на разного рода политические группировки, благодаря чему народ оказался беспомощным поднять все свои силы на борьбу с вооружённой контрреволюцией и помешать ей овладеть Украиной. Во имя авантюристических целей отдельных политических шовинистов, во имя их власти над украинским трудовым народом истреблялось теперь всё лучшее в революции, вырывались из её рядов самые преданные революционные сыны, убивались они, а с ними и надежды многомиллионных украинских тружеников села и города на победу революции…».

Утром соратники Любимов и Васильев сопроводили Махно на пароходную пристань. И он в своих мемуарах описывал своё прощание с Астраханью: "В последний раз наблюдал всероссийское богатство, выражавшееся в беспрерывном движении тысяч пароходов, шхун, лодок и лодочек, прибывавших и отбывавших с товарами во всех направлениях. Это живописное движение сочеталось с природной красотой дельты реки Волги, окаймлённой песчаными берегами и чёрными замётами на диком пустыре по-над берегом. А в десять часов утра мы всё трое пожали друг другу руки, облобызались, обещая встретиться на Украине, и я влез в каюту парохода "Кавказ и Меркурий". Был час отправки. Покуда пароход отчаливал, мы ещё раз перекликнулись двумя-тремя фразами, перебросились, словно дети, двумя-тремя братскими поцелуями, махнули платочками, от чего я расчувствовался... А далее я выскочил на палубу парохода и устремил взор в оставляемую Астраханскую пристань, на всю ширь Волги, подходящей здесь к Каспийскому морю, и не отрывался от этих видов, пока движение парохода не скрыло их от меня".

Весьма интересно свидетельство ещё одного его современника о внешности Нестора: "Небольшого роста, с землисто-жёлтым, нечисто выбритым лицом, с впалыми щеками, с чёрными волосами, падающими длинными прядями на плечи, в суконной чёрной пиджачной паре, барашковой шапке и высоких сапогах - Махно напоминал переодетого монастырского служаку, добровольно заморившего себя постом. По первому впечатлению, это больной туберкулёзом человек, но никак не грозный и жестокий атаман, вокруг имени которого сплелись кровавые легенды. И только небольшие, тёмно-карие глаза, с необыкновенным по упорству и остроте взглядом, не меняющие выражения ни при редкой улыбке, ни при отдаче самых жесточайших приказаний, - глаза, как бы все знающие и раз и навсегда покончившие со всеми сомнениями, - вызывают безотчётное содрогание у каждого, кому приходилось с ним встречаться, и придают совсем иной характер его внешности и тщедушной фигуре, в действительности крайне выносливой и стойкой. Махно - человек воли, импульса, страсти, которые бешено кипят в нём, которые он старается сдерживать железным  усилием под холодной и жестокой маской".

Вот примерно таким уплывал Махно из Астрахани, по билету парохода, вероятно, общества «Русь» до Саратова. 

Отъезд Махно из Астрахани совпал с таким событием, как произошло объединение сил внутренней контрреволюции и интервентов. Советская Россия оказалась в кольце фронтов. Астрахань очутилась в непосредственной близости от фронта. Англичане и белогвардейцы угрожали Астрахани, падение которой создало бы угрозу всему Поволжью. Поскольку в самой Астрахани таившиеся контрреволюционные силы проводили подготовку к свержению Советской власти, астраханские чекисты работали начеку, напряжённо.

Впереди была поездка в Царицын (билет по 3-му классу стоял 1,55 руб.), Саратов, Тамбов и Москву, знакомство с Кропоткиным, Лениным, Троцким и долгие годы Гражданской войны.

Махно в одной "тревожной" мысли плыл пароходом из Астрахани до Саратова. О чём он думал? Вот об этом сам писал: 

"До Саратова путь далёкий, и это дало мне возможность наедине сосредоточиться и подумать о том, куда я еду и зачем. Куда я еду - это было просто и понятно. Я еду до Саратова пароходом, а там сяду в поезд и отъеду в Москву. В центре бумажной революции я увижусь, с кем пожелаю; поговорю, о чём захочу, и направлюсь на Украину. Так мы ведь решили на таганрогской конференции!.. Кажется, тоже всё просто и понятно. Однако я о чём-то тревожился. Что-то нагоняло на меня какую-то навязчивую боязнь ответственности перед тем, что предстоит мне с рядом товарищей начать на Украине в связи с борьбой не на жизнь, а на смерть со всеми явными и тайными силами контрреволюции... я сумел критически отнестись к тем явлениям, какие наблюдал месяц-полтора тому назад на Украине, какие видел в пути по России и какие предполагал снова увидеть в недалёком будущем на Украине". Какие явления он видел в Астрахани для укрепления своей собственной "глубокой веры в украинское революционное крестьянство", в "вольную мысль дерзания на лучшее", в "непримиримость украинских революционных крестьян, на которых единственно была надежда, что они способны пережить всю деспотию гетманщины на себе, но не помириться с нею"? 

Когда пароход подходил к Царицынской пристани, Махно заколебался "заехать на день - два к своим коммунарам, к первой жене, которая, вероятно, уже родила" ему "сына или дочь", повидаться со всеми ними, обнять, поцеловать дитя". Но решился ограничиться почтовой открыткой. Между тем, у  Анастасии родился сын «с одним, уже прорезавшимся зубиком, но, прожив всего неделю, умер». В вихре революционных событий Махно, как видно, не довелось увидеть этого ребёнка. Пока он был в разъездах, кто-то сообщил Насте, что её муж погиб в бою. Она погоревала да и вышла замуж повторно. Больше они с Махно не встречались.

В Саратове Советская власть разоружила отряд одесских террористов и посадила его в тюрьму, "сразилась на улицах города с организацией матросов Балтики, Черноморья и Поволжья". Махно "бросился сперва в сторону анархистов, но их уже там не было". Они выехали в Самару. А он через четыре часа "был уже в поезде и ехал в Москву". В Тамбове задержался на целые сутки и никого из  анархистов в городе не нашёл.    

В июне 1918 с учётом фактов зарегистрированных в губерниях Центральной России 245 антисоветских крестьянских выступлений с удвоённой энергией были использованы в Астраханской ЧК  «секретные сотрудники» для проникновения в среду противника.

В этом же месяце  Махно с чемоданом "тамбовских белых булок" приехал в Москву, где «надеялся найти ответ на важный для себя вопрос, касавшийся будущего анархистского движения, мечтал найти поддержку идеологов и ’’полубогов’’ анархизма». Присутствовал на заседаниях Всероссийского съезда профсоюзов текстильщиков, участвовал в работе Московской конференции анархистов, выработавшей тактику борьбы против гетманщины и австро-германских войск на Украине. 

В течение апреля - июня 1918 Махно путешествовал по России, посещал Ростов-на-Дону, Саратов, Царицын, Астрахань, Тамбов и Москву. Революционная Россия вызывает у него сложные чувства. С одной стороны, он видел в большевиках союзников в революционной борьбе. С другой стороны - уж очень жестоко они подминали революцию «под себя», «создавая новую, уже свою власть, а не власть Советов».  

В 29 лет Махно сумел собрать 80-тысячную армию под знаменем анархии, «захватил юго-восток Украины (с населением в 2 млн человек) и начал проводить первый в мире эксперимент по созданию анархистского общества». Махно можно ставить в один ряд таких исторических личностей, как  Робин Гуд, Спартак, «Товарищ Че»…

Между тем, в июне 1918 после Всероссийской конференции чрезвычайных комиссий при Астраханской Губернской Чрезвычайной Комиссии начинали действовать уездные отделения в Енотаевске и Красном Яру. В этот период Махно отбыл из Москвы.    

В июле 1918 были образованы Чёрноярское и Царевское уездные отделения, ЧК в Букеевской орде. Это были 5 из 365 чрезвычайных уездных комиссий, существовавших в  России.

С 7 по 10 июля 1918 астраханские чекисты предотвратили офицерский заговор против Советской власти, во главе которого стояли княжна Туманова и архиереи Митрофан (1869-1919) и Леонтий (1873-1919). В конце этого месяца Махно в родных местах создал партизанский отряд и вместе с ним сражался с гетманщиной, наносив ей свыше 120 налётов.

В начале августа 1918 астраханскими чекистами был вскрыт и ликвидирован правоэсеровский центр, деятельность которого была направлена против действующей власти.  В этом же месяце  Махно на родине совершил серию успешных нападений на немецкие войска и местных помещиков.  

15 августа 1918 в Астрахани вспыхнул вооружённый мятеж, которым руководили полковник Маркевич, эсер Семёнов и лидер народной монархической партии (теперь анархист?) Тихонович-Савицкий. Главарей активно поддерживали буржуазия и духовенство. Против этих элементов выступили рабочие отряды, военные моряки, армейские подразделения, отряды чекистов. 

Астраханскими чекистами было арестовано 300 видных белогвардейцев. В печати был опубликован приказ, что «в случае малейшей попытки покушения на советские учреждения, на тех или иных советских работников арестованные белогвардейцы будут отвечать своими головами...». Это было после покушения на В.И. Ленина. 

Через три года Махно вновь окажется вблизи территории Астраханского края. И он с болью терял одного за другим своих давних близких товарищей: Марченко, Куриленко, Щуся, Кожина и Забудько. Он сам чувствовал себя неважно, страдая от многочисленных ран, и не мог больше эффективно обеспечивать руководство операциями. Он осуществил ещё два больших рейда, дойдя до Центральной России к Воронежу, на Дон и до реки Волги, где  преследуемый красноармейцами, отряд Махно в 150 бойцов при нескольких пулемётах «оставил за собой кровавый след», который пролёг перед границами астраханских земель, и «захватил юго-восточные уезды Саратовской губернии».  

«Ставший к тому времени уже яростным противником большевиков, Махно не щадил своих противников. Жестокость его не знала предела». И это «всё, что осталось от многотысячной крестьянской армии». Не доискавшись участия, сострадания и отзывчивости у местных жителей, Махно оборотился назад.

В августе 1921 года он сумел выбежать из окружения и затем решил уйти за границу залечивать свои раны.

Гусев Владимир Матвеевич, член Союза журналистов России, член Российского Общества историков-архивистов, бакалавр психологии, отличник здравоохранения РФ, кавалер медали ордена «За заслуги перед Астраханской областью» 

Астраханский общественно-политический еженедельник "Факт и компромат" № 47 (607), 5.12.2014 г.