Селькор «Крестьянской газеты» Холга Убушиев жил в Астрахани, близ Калмыцкого базара (в семи верстах от города, на правом берегу Волги) и сотрудничал с заведующим отделом печати ЦК РКП (б), редактором «Крестьянской газеты» (позже «Беднота») Яковом Аркадьевичем Яковлевым.

Однажды отношение работников Калмыцкого Обкома РКП(б) к Х. Убушиеву обострилось, в результате селькор был уволен с работы и сидел без средств к существованию. И вот 5 мая 1925 г. Х. Убушиев взялся за три письма на имя Я.А. Яковлева, И.В. Сталина и В.В. Куйбышева. Высылку письма в адрес Яковлева он мотивировал следующими словами: «Я хотел копию дать Калмыцкому Обкому РКП, но счёл невозможным, ибо секретарь Обкома с ними вместе пьянствует. Об этом мною донесено до сведения ЦК РКП, и, таким образом, я не дал Обкому».

В письме селькор доводил до сведения Яковлева копию письма, посланного Сталину и Куйбышеву, и просил редактора «не отказать, дать ход этому делу». Одновременно просил «поговорить со Сталиным и Куйбышевым». В конце письма автором написано: «Не откажите, если можно, то взять на несколько месяцев к себе для работы по разборке писем из национальных окраин. За это время всё успокоится, тогда мне будет жить легче. Сейчас по вечерам не выхожу, сижу дома, ибо опасно. Жду вызова».

В письме к Сталину Убушиев обращался со следующими словами, которые, на его взгляд, «имею огромное значение в деле укрепления авторитетности нашей партии и чистки её рядов от чуждых партии и рабочему классу элементов, а также для борьбы с преступлениями, какие творятся на местах». Далее автор письма излагал: «Время проходит, улучшается состав нашего аппарата. Может быть, центру невозможно бороться и следить за действием представителей местных властей. После вашего слова, где вы нам говорили, чтобы мы вам писали о тех делах, какие творятся на местах местными коммунистами, вот я и собрался изложить ненормальности, какие творятся на местах Калмыцкой области, а также в центре области. Преступления, творимые нашими работниками, в настоящее время принимают более серьёзный характер, после панамы, во главе которой, преступной компании, стоял председатель Калмыцкого ЦК т. Маслов. И другие центральные работники, которых можно отнести к сеятелям преступления на местах, пользуясь своим служебным положением, имея всяческое давление на представителей судебной власти на местах. А сколько преступлений их прекращены через своих друзей? Всё это будет известно, когда приедет комиссия из центра».

Сталин был весьма заинтересован в мониторинге общественных настроений, выражаемых в письме Убушиева. Отдельные факты из письма он выделял, подчёркивая, лично при прочтении. При этом нельзя недооценивать роль «сигналов с мест» в осуществлении государством своих функций и действий властных механизмов в целом. Задач контроля над местной бюрократией, необходимость держать её в рамках общегосударственного политического курса, надо полагать, уже решалась при помощи анализа настроений низов и реакции на конкретные примеры произвола и злоупотреблений со стороны низового аппарата.:

- в деле председателя Яндыко-Мочажного Уисполкома Падаева, обвиняемого в растрате, подлоге, где также главным фигурирующим лицом является председатель ЦИК Маслов (это дело находится, как сообщалось Убушиевым, в наркомате, Верховном суде);

- в Багацохуровском Уисполкоме, которому «отпущено большее количество денег сверх ассигновки» (автор письма сообщал, что «это распределение… подозрительно, ибо те улусы, которые имеют более нужду, остались без ничего»);

- в деле областного судебного работника, в котором «все деньги, отпущенные для населения Маныческого улуса на фурссуды, были распределены среди кулачества улуса», причём «большая часть ссуды взята самими ответработниками под именем слепых бедных калмыков»;

- в Малодербентовском улусе, в котором «это же наблюдается»;

- в Багацохуровском улусе;

- в Калмыцко-базаринском улусе.

Автор письма указывал, что во всех этих делах «преступления ещё не раскрыты нашими судебными властями». Он сетовал на то, что «население Калмыцкой области терроризировано этой преступной компанией, они забиты, боятся, не знают, куда им идти пожаловаться», да и «массовые избиения и незаконные аресты, штрафы, конфискации имеются во многих местах».

В заключение проситель Х. Убушиев просил Сталина «выслать комиссию для установления правильности всего вышеизложенного», при том включить в состав этой комиссии редактора «Крестьянской газеты» Яковлева, бывшего прокурора Калмыцкой области Маньирова и самого автора письма Убушиева «с правом совещательного голоса». Тем не менее, проситель был не до конца бесправен, а наделен определённой политической инициативой, ибо мог рассчитывать и даже спрогнозировать желаемую реакцию на свой «сигнал» со стороны Сталина и Куйбышева.

Общение Сталина, Куйбышева и Яковлева с гражданином Убушиевым посредством письма можно рассматривать как форму реализации властного контракта. Обе стороны в этом контракте (власть-народ) принимали негласные правила игры, следовали связной модели поведения. Это была самостоятельная, характерная форма сотрудничества граждан и государства, - сотрудничества, в целом неукрашенного обожанием, эросом и благоговением. Но столь несвойственная демократическому обществу форма общения и взаимодействия московской власти и астраханского общества, однако, довольно-таки знакома, не в диковину никому, прямо с руки, практично, куда ни шло в рамках российской традиции, она полностью созвучна политической культуре народа и эпохи.

Вместе с тем, если говорить в данном контексте о преступлениях калмыцких «коммунистов», то жгучее желание апеллировать к власти диктовалось самим временем революционной ломки, гигантскими сдвигами в историческом бытие России.

Перед Убушиевым, как селькором, бывшем в аппарате управления Обкома партии, стояла задача не только «парализовать» бюрократизм, но и сформировать новое отношение к этому аппарату со стороны трудящихся. Бюрократизм начал проявляться не как свойство нового по своей классовой природе аппарата управления, а как наследие прежних форм и методов работы «Царских бюрократов». Бывшие царские бюрократы, оставшиеся в аппарате управления, порождали советских бюрократов. Ими становились даже коммунисты. «Мы переняли от царской России самое плохое, бюрократизм и обломовщину, от чего мы буквально задыхаемся…» ( Ленин, 1922).

Сталин, избранный с 3 апреля 1922 года Генеральным секретарём ЦК партии, стал очень уважаемым вождём коммунистов, уважаемым и Убушиевым, который знает, что 30 марта 1925 года Сталин беседовал с представителями редакции газеты «Беднота» по вопросам работы крестьянского отдела газеты, что вождь 27-29 апреля 1925 года руководил работой 14-ой конференции РКП (б) и на первомайском параде войск и демонстрации трудящихся на Красной площади в Москве присутствовал.

Под влиянием этих событий представитель Калмыцкого базара, близ Астрахани, Убушиев апеллировал к великому Сталину, который никогда не управлял ни партией, ни народом и даже не представительствовал в Политбюро (представительствовал в нём только глава правительства России: сначала Ленин, затем Рыков, потом Молотов, и лишь в 1941 году, когда Верховный Совет избрал Сталина главой правительства СССР, он стал и председательствующим в Политбюро).

Теперь видно из письма астраханца Х. Убушиева, что в целом власть в Калмыцкой области принадлежала коммунистам – людям, которые в те годы за пренебрежение интересами народа и государства отвечали головой в полном смысле этого слова. Но это проявление и преуспевание для астраханцев, как для всего советского народа в целом, в ту пору было ударом судьбы, драмой для Сталина, для РКП (б), для коммунизма, поскольку являлось концом для них.

Кто такой коммунист? Самое главное: коммунист – это не человек с партбилетом, это тот, кто энергично строит общество справедливости – коммунизм, общество, в котором не будет никакого насилия одного человека над другим, не будет никакого паразитирования одних людей над другими. Коммунист – не тот, кто ждёт, когда ему этот коммунизм построят, а тот, кто деятельно и инициативно сам его строит. А власть Маслова, Падаева и тому подобных дала удобный случай благочестиво и неблагочестиво, правосудно и неправосудно получать различные материальные блага, отсюда следует, как только коммунисты стали властью, в партию коммунистов моментально стали по лазейке взбираться и просто алчные люди. За благочестивыми благами, и подлецы. И поскольку эти негодяи клялись и божились, что они записываются в партию, чтобы строить коммунизм, то поставить перед масловцами, падаевцами и подобными им мерзавцами преграду Х. Убушиев практически уже не смог. Во что превращается их партия, селькор увидел сразу и воззвал к Сталину.

Как созвучно письмо астраханца Убушиева высказываниям видного коммуниста Л. Красина, выступившего ещё в 1921 году на пленуме ЦК партии: «Источником всех бед и неприятностей, которые мы испытываем в настоящее время, является то, что коммунистическая партия на 10 процентов состоит из убежденных идеалистов, готовых умереть за идею, и на 90 процентов из бессовестных приспособленцев, вступивших в неё, чтобы получить должность».

А Ленин в своей известной в то время работе «Детская болезнь левизны в коммунизме» писал: « Мы боимся чрезмерного расширения партии, ибо к правительственной партии неминуемо стремятся примазаться карьеристы и проходимцы, которые заслуживают только того, чтобы их расстреливать».

Подобная конъектура была и гибелью коммунизма, поскольку была безнадёжной для него. Мировоззрение указывает: при коммунизме власть принадлежит всем гражданам в равной мере. А коммунизм существенно не выполним или невозможен, если власть принадлежит партии, даже той части тех граждан, которая является коммунистической. Подобным умникам могут крутить пальцем у виска, ведь же утопичен коммунизм. Как же быть ныне с мировыми религиями? Их утопичность почитается 1758 млн исповедующих христианство, 935 млн – ислам, 705 млн – индуизм, 303 млн – буддизм, 18 млн – сикхизм, 17 млн – иудаизм (на 1995 г.) при атеизме 1,1 млрд человек.

Удовлетворил ил просьбу Х. Убушиева Сталин? Сказать сложно. Можно полагать смело, что Сталин ни в коей мере не мог признать терпимым и приемлемым то положение, при котором исполнительная власть как в Калмыкии, так и в стране принадлежала партии! Он мог только запасаться терпением и переносить это положение до поры до времени. Пробил такой час лишь в середине 1930-х годов. Партию коммунистов в СССР от исполнительной власти следовало отстранить, так как в области идеологии – это была в СССР единственная партия.

И Сталин начал дело с новой Конституции 1936 года, которая расчищала народу дорогу к коммунизму.

Письмо Убушиева показывает, что на приговоры народных судов мог оказать давление любой властный негодяй, и эти негодяи, примазавшиеся к коммунистам, оказывали на суды давление. Репрессиям подлежали, как правило, только те, кто продолжал (подчеркну – продолжал) вести антисоветскую деятельность («кулаки, члены антисоветских партий, бывшие белые, жандармы, чиновники, каратели, бандиты, бандпособники, переправщики, реэмигранты»), а также не отошедшие от преступного мира уголовники («бандиты, грабители, воры-рецидивисты, контрабандисты-профессионалы, аферисты-рецидивисты, скотоконокрады»). Отмечено, что уголовники-профессионалы составляли огромную, если не определяющую, долю репрессированных. И в этом для мировой практики нет ничего нового. Ведь с началом Первой мировой войны французы во рвах Венсеннского фронта расстреляли без суда и следствия всех неисправимых уголовников или хулиганов, как «паразитов общества». В ССР вместе со всеми элементами «пятой колонны» репрессировались и активные пособники потенциальных противников СССР – Германии, Польши и Японии.

Итак, несомненно, что калмыцкие «коммунисты» в 1925 году при проверке и подтверждении фактов должны были быть наказаны и исправлены, потому что причина для проведения подобной кары была общепризнанной во всём мире. Впрочем, любое цивилизованное государство при тех же обстоятельствах, которые сложились в СССР, подобные наказания проводило обязательно, по закону.

Не могу представить, как можно, взвешивая историю не на фальшивых весах, не признать, что Советский строй, при котором выпала честь селькору Убушиеву жить, творить и бороться в нэповском 1925 году, проявил невероятную силу и провёл наряду со всей страной Астрахань и окружающие её волости и уезды, весьма раненные, но полные жизни, через самые тяжёлые периоды. Представьте, что мы входим в войну не с РКП (б), а с «Выбором России» во главе с Грачёвым и Козыревым и с либерализацией цен. Предположим, мы в 1990 г. этого ещё не смогли себе представить и вдоволь изгалялись над советским тоталитаризмом, но сегодня-то мы повидали альтернативу воочию, как сегодня при Немцове и Хакамаде у нас уничтожили 2/3 жилищ, даже без войны с сильным противником – либералами холодной войны, чьё понимание мира было совершенно тоталитарным.

Отрицание советского тоталитаризма, созданного самим же народом (народ же расценил его как общий прорыв), есть прежде всего философский и психологический продукт и оружие холодной войны. Рано или поздно, но демократ встанет перед выбором – или его сожрут внутренние противоречия. Чем дальше, тем дороже цена выбора.

В. Гусев,

"Факт и компромат" № 31, 08.10.10.