Людмила недавно вернулась из мест не столь отдалённых. А проще говоря, из заключения. Вернулась не одна. Вернулась с ребёнком, который родился у неё за колючей проволокой. Вернулась с белокурым, кудрявым Максимкой. Рада, что на свободе. Рада, что есть кому отдать неистраченную ещё любовь. Трудно ей? Конечно, трудно. Но она не жалуется. Жильё, слава Богу, есть. Пока Людмила мыкала горе на тюремных нарах, родители построили неплохой дом: просторный, светлый. Для всех места хватает.

Ей выделили самую уютную и самую большую, чтобы Максимке, куда укрепится на ножках, было бы где разгуляться. Отдельная комната у родителей и у младшей сестренки Аннушки. В общем, пока всё вроде бы нормально. Даже работу нашла недалеко от дома, чтобы побыстрее к сынишке возвратиться. Привык он к матери очень. Без неё капризничает. Бабушка и дедушка в Максимке души не чают. И он вроде бы тянется к ним. Но как только приходит мать с работы, он к ней. Схватится за подол и никуда не отпускает. Словно боится, что она опять будет редко появляться. Как объяснить годовалому малышу, что теперь его мама всегда будет с ним, что теперь всё будет иначе.

В женской колонии, где Людмила отбывала срок по серьёзной статье, влюбилась по переписке во Владимира. Такие красивые письма он присылал. Такими красивыми словами её называл. Думала, вот она настоящая любовь.

Влюбилась Людмила во Владимира окончательно, когда получила от него фотокарточку. Таких красивых раньше не видела. Поэтому и согласилась на свидание. Одно свидание было, второе, третье…. Потом вдруг всё прекратилось: и письма, и свидания. Потом Людмила узнала, что Владимир бывший ЗЭК. Но он ей об этом и словом не обмолвился. И ещё оказалось, что Владимир ЗЭК не простой, а можно сказать, настоящий рецидивист с большим сроком отсидки. Вот и на этот раз недолго он был на свободе. Снова попал по-крупному. Написала Людмила ему прощальное письмо. Рассказала о рождении сынишки. Владимир в ответ, как и раньше, красивое письмо прислал. Просил прощения. И обнадёжил, что рано или поздно они опять встретятся. Теперь вот Людмила не знает, что делать: то ли ждать Владимира, то ли горевать одной одинешенько. Одной растить любимого Максимку.

В российских женских колониях с каждым годом всё больше и больше беременных. Одни попадают туда уже беременными, другие умудряются забеременеть там. Как правило, это случается во время свиданий. Когда приезжают повидаться муж, жених, любовник…. И получается, что ни в чём не повинное дитя уже с рождения становится таким же заключённым, как и его мать. Делит с ней её участь. Но каким бы ни был хорошим уход, какими бы ни были добрыми и внимательными тюремные нянечки и врачи, все казенные блага вместе взятые не идут ни в какое сравнение с домашним теплом и уютом.

Всего два часа в день, согласно тюремным правилам, мать может видеть своё дитя. И так целых три года вместе мать и ребёнок. А дальше, если срок заключения матери не заканчивается, ребёнка направляют в детский дом, потому что общество не готово отпустить мать на свободу. Всё это горько и больно. А как же насчёт милосердия, о котором говорят на всех уровнях власти? Почему бы не поднять оступившегося человека, не дать ему возможность подняться с земли и расправить плечи? Почему бы не дать ему возможность начать новую жизнь с белого листа? Но государство не идёт на это. Государство пока не готово поддержать оступившуюся женщину.

А как ко всему этому относится сама мать? Плачет в подушку по ночам? Проклинает свою судьбу и завидует тем, кто на воле? А может быть, проклинает своё прошлое и обижается на всех? Конечно же, и судьбу свою клянёт, и обижается на всех. И кто знает, на что могла бы пойти, если бы не маленькое существо, которое находится где-то рядом – только руку протяни, но которого можно видеть только строго по тюремному распорядку. А это маленькое существо уже сделало первый шаг, уже пролепетало первое слово. Радость от этого ничуть не меньше, чем эта радость на свободе. Там, где нет высоких ворот и высокого забора с вооружённой охраной по периметру. В тюремных условиях радость материнства чувствуется, может быть, даже острее. Ведь ребёнок – это её надежда на будущую, после освобождения, жизнь.

Словно страшный сон вспоминает Людмила лагерные будни: подъём по звонку, одинаковую на всех робу, хождение строем. Она и её подруги по несчастью оказались там, нарушив Закон. А в чём виноваты перед обществом и несут такие же сроки наказания дети? В чём был виноват её Максимка, рожденный за колючей проволокой?

А. Волжский,

"Факт и компромат" № 22, 30.07.11.