Щюра проснулся как всегда не рано. После ВЧЕРАШНЕГО гудела голова. Хотелось водки, огурцов, рассола, но Щюра взял ручку и рабочий блокнот.
Щюра жил по принципу «ни дня без строчки». Поэтому он записал в блокнот несколько слов. Эти слова он писал каждое утро, хотя порой и не осознавал этого. Слова были всегда одни и те же: «водка, огурцы и рассол».
Принцип был выполнен и Щюра поднялся во весь рост, чтобы идти на работу. Он механически поел, стараясь не смотреть на жену и взрослого сына, ожидающих указаний.
Надо было сказать что-нибудь эпохальное, но получилось всего лишь:
- Идите и купите!
С этими словами Щюра вручил жене деньги, полученные намедни на очередное переиздание местного бестселлера «Скорбь и ликование», написанного Щюрой еще в школе №13 на уроках английского языка, который Щюра не учил принципиально.
- Я знаю русский язык и больше ничего не хочу знать! – заявлял Щюра на всех экзаменах, где получал твёрдые тройки, а потом бежал жаловаться на преследования русских патриотов.
Переживав и проглотив пищу, Щюра наспех оделся и вышел из себя, а потом из квартиры.
На лестничной площадке по сознанию и всем фибрам души резанула настенная надпись «Щюра-дура-депутат». Надпись появилась в те счастливые времена, когда Щюра действительно был депутатом.
Тогда все соседи по одному, а то и группами приходили к Щюре просить оказать им материальную помощь из депутатского миллиона. Щюра, естественно, отказывал, уже окончательно решив потратить этот миллион на себя.
Миллион был потрачен, депутатство закончилось неудачными выборами, а надпись осталась.
«Закрасить, что ли? – привычно подумалось Щюре, но он тут же тряхнул головой, - Вот еще! Буду я из-за какой-то швали унижаться и тратить свои кровные!»
Щюра, зажмурившись, вышел на улицу. Не любил Щюра ходить по улицам. Здесь всегда было слишком много сынов востока и детей гор. По улицам Щюра предпочитал бы проезжать на сверкающей иномарке, но ничего не получалось. Набрав в разных организациях и подшефных предприятиях деньги на машину и купив её, Щюра разбивал её при первой же парковке.
Конечно, можно было бы нанять шофера, но Щюра не мог представить, чтобы его личный автомобиль водил кто-то другой.
«Вот если бы автомобиль был казённый…» – мечтательно улыбался Щюра, но улыбка сразу же исчезала с его волевого и немного одутловатого лица с маленькими прищуренными глазками. Казённого автомобиля Щюре не было положено. Он ведь руководил общественной организацией записывателей.
Тем временем Щюра как-то незаметно для себя добрался до здания, где располагалась возглавляемая им организация.
- Всё в порядке? – деловито спросил Щюра вахтёра и, не дожидаясь ответа, деловито зашагал по коридору к заветной двери, за которой его ждал уютный кабинет и тёплая кухонька, где так приятно посидеть с собратьями по записывающему перу.
В кабинете его ждал Моня, занимающий полкабинета.
- Из ликёрки два ящика водки прислали, - улыбнулся Моня, - Говорят, у них денег нет.
- Где они? – всколыхнулся Щюра, имея в виду ящики.
- На кухне, - ещё шире улыбнулся Моня.
- Пойдём, посмотрим, - хлопнул по столу пухлой ладошкой Щюра, - и проверим на качество.
Они зашли на кухню.
Больше за этот день ничего Щюра не помнил.
…Щюра проснулся как всегда не рано. После ВЧЕРАШНЕГО гудела голова. Хотелось водки, огурцов, рассола, но Щюра взял ручку и рабочий блокнот.
Рос Эзопов,
Астраханский общественно-политический еженедельник "Факт и компромат" № 22 (531), 14.06.2013 г.
