Щюра и Бачура
Главный местечковый записыватель Щюра чувствовал, что вокруг него образуется вакуум – всё меньше нормальных людей рисковали общаться с ним. Рядом с депутатом-коммунаром ошивалась исключительно шваль – ошмётки человеческого общества.

Это были разного рода «правозащитники», наживающиеся на справедливости, люди искусства, никакого отношения не имеющие к искусству, бывшие работники правоохранительных органов, по-тихому уволенные из этих органов за то, за что других могли бы посадить лет на десять, бывшие карточные шулеры, проповедники тоталитарных сект, не верящие в потусторонние силы и сомневающиеся в своих силах.

В данный момент напротив Щюры сидел Бачура – хронический аферист-неудачник.

С младых ногтей Бачура занимал у всех и никогда никому не отдавал взятого взаймы. Бачуру, естественно, били, а он подавал на своих обидчиков судебные иски. Бачуру били даже в помещениях судов, потому что он ухитрялся занимать у судейских секретарей и приставов.

Бачура, лишившись нескольких зубов, много раз выставлял свою кандидатуру на различных выборах, но так ни разу и не испытал депутатского счастья с его льготами, компенсациями, доплатами, приплатами и коррупционными бонусами. Дело заключалось в том, что Бачура был туп даже для депутатства.

Не окончив культпросветучилища, Бачура выдавал себя то за выпускника ВГИКа, то ГИТИСа, а иногда и за краснодипломника Плехановки.

Бачура внимательно вчитывался во все местные газеты и каждую неделю подавал иски в суд и писал жалобы в прокуратуру и антимонопольную службу. Борец за свою правду терпел много: его почти каждый день обстреливали из рогатки, дверь перед его квартирой постоянно поливалась маслом, чтобы, выходя, он падал и ломал руки и ноги, на куртку и пальто Бачуры постоянно лепились листовки оскорбительного характера или писалось мелом короткое, но ёмкое ругательство.
Но аферист Бачура не отступал – он стал полупрофессиональным представителем на судебных процессах, за что был неоднократно и жестоко избиваем всем адвокатским сообществом и клиентами, дела коих он постоянно проигрывал, ухитряясь предварительно получить от обманутых им людей крупные гонорары.
Попутно Бачура пытался стать профессиональным записывателем.

Он написал стих о трактористе, задавленным собственным трактором, и завалил экземплярами этого «шедевра» все журналы и газеты страны, но опубликовано бездарное творение Бачуры было лишь в газетке «Родной язык» – органе щюриного отделения союза записывателей, выживающего в непростое время только за счёт средств из дефицитного бюджета.

На всех своих творческих вечерах Щюра всегда на разогрев толпы выпускал на сцену Бачуру, который по листочку читал своё единственное творение:

Однажды жил на свете трактор,
А рядом с ним жил тракторист.
Они вспахали много акров,
И горизонт пред ними чист…

Сорвался трактор вдруг
с прикола –
С любым бывает так порой.
А впереди белела школа –
Полна колхозной детворой…

Встал тракторист
тогда пред фактом,
А был он молод и плечист,
Остановил собою трактор –
Погиб геройски тракторист.

– Репертуар надо расширять, – советовала дураку Бачуре Мина, руководящая организацией творческих вечеров, проводимых в бесплатно предоставляемом концертном зале. Самой большой проблемой было заполнить зал хотя бы наполовину. Сгонялись все ветераны культуры, учащиеся и студенты всех культурных учебных заведений, непосредственные работники культуры… Картину портили библиотечные работники – они приходили на концерты записывателей с книгами и всё время сидели, уткнувшись в них.

Бачура пообещал принять меры и уже на следующий творческий вечер прочитал своё новое стихотворение:

Девочке слонёнка подарили.
Он уселся плюшевый, большой,
Чуть покрытый магазинной пылью
Важный зверь с тропической душой…

Путь далёк, а снег глубок и вязок,
Сны прижались к ставням
и дверям,
Потому что без полночных сказок
Нет житья ни людям, ни слонам.

– Сильно, – удивился малочитающий Моня.

– Владимира Луговского изуродовал, – скривилась Мина, знающая толк в художественном плагиате, – только «а снег» надо заменить на «песок».

– Не дрейфь, я сам – плагиатор со стажем, – утешил афериста Щюра.

Коньком мошеннической деятельности Бачуры было создание и функционирование партийных отделений.

Имея на руках подписные листы своих прошлых провальных предвыборных компаний, Бачура создавал липовые, существующие лишь на бумаге партийные отделения, под бытование которых клянчил средства у близоруких центральных партийных органов.

Таким образом Бачура налепил десятка полтора отделений различных партий и объединений.

Всё шло хорошо, пока из центра не начали прибывать инспектирующие .

При первом же таком визите Бачура умолил Мину устроить литературный вечер в честь прибывших. Столичные гости были поражены обилием публики, выданной гостям за членов отделения партии, и оголтелой критикой «антинародного режима», звучащей со сцены.

Партийные гости решили провести голосование по выборам на партийную конференцию.

– Мы проведём выборы позднее, – начал юлить Бачура, – всё равно поеду только я.

– Но это вождизм, – возмутились отъявленные либералы.

– У нас в провинции свои порядки, – заныл Бачура, пытаясь уйти от опасных разговоров, но гостей удержать ему не удалось.

Они бросились в массы зрительного зала. Каково было возмущение партийцев, когда они поняли, что всё псевдопартийное собрание представляет собой людей, причастных не к их партии, а к провинциальной культуре.

Партийная малина Бачуры накрылась, за первым разоблачением пошли целенаправленные проверки других партий афериста. Всё кончилось без судебных разбирательств только потому, что партиям не хотелось представать перед потенциальными избирателями полными идиотами…
Бачура наживался даже на детях – в новогодние дни он мотался по ёлкам в костюме Деда Мороза и собирал в мешок всё, что плохо лежало: женские сумочки, сотовые телефоны, детские подарки и прочую мелочёвку, которая приносила порой не только моральное, но и солидное материальное удовлетворение.
И вот прощелыга сидел перед Щюрой, который должен решить его судьбу: принять в члены союза записывателей или игнорировать письменное заявление одного из самых ублюдочных аферистов города.

Принимать за одно стихотворение в творческий союз было полной нелепицей, но вот приняли же Бачуру в местечковое отделение союз журналистов, хотя он мог с большой долей сомнения похвастаться всего двумя-тремя статьями, не имеющими никакого социального напряжения, а относящимися к асоциальному инфантильному бреду.

«Он мразь, и его близко нельзя подпускать к творческому союзу», – неторопливо думалось Щюре, у которого давно пересохло в горле и до обморока хотелось выпить и закусить.

Он уже несильно хлопнул жирной ладонью по столу перед окончательным отлупом, но не успел. Чурбай достал откуда-то из-под себя красный дедморозовский мешок и начал выуживать оттуда бутылки водки и нарядные пакеты с украденными им детскими новогодними подарками.

«Да ведь и я такая же мразь», – моментально перестроился Щюра в предвкушении дармовой пьянки.

У столу уже спешили Моня и Мина, предварительно по очереди посетившие туалет, где предусмотрительно опорожнили свои слабые алканские мочевые пузыри.

– За нового члена – до дна! – заорали уже с утра нетрезвые руководители местечкового союза дурацких записывателей и не заметили, как подлый новый член Бачура включил миниатюрный припасённый диктофон в неубиваемой надежде поживиться в будущем шантажом своих новых пьяных друзей, болтающих во время пьянки несусветную чушь и поносящих на чём свет стоит своих городских благодетелей – недалёких и доверчивых чиновников местного минкульта.

Рос Эзопов, астраханский областной общественно-политический еженедельник «Факт и компромат», № 50 (709), 2016 г.