Главный местечковый записыватель Щюра не любил детей. Эта антипатия сложилась ещё в далёком детстве Щюры. И в детсаде, и в школе не уважали слишком серьёзных подлиз, ябедников и трусов.
Поэтому Щюра старался быстрее повзрослеть и стать солидным и неприступным для детских насмешек.
Он выбрал посильный ему путь записывателей, которые ничего тяжелее шариковой ручки в руках никогда не держали.
Молодой Щюра в начале творческого пути жил в основном за счет выступлений в школах. Подобные выступления оплачивались как пропаганда советской литературы. Можно было выступать и в рабочих коллективах, но там работяги откровенно зевали и порой отпускали очень едкие замечания в адрес местечковых записывателей: «Почитай нам поэму на бабскую тему» или «Прежде, чем читать романы, налей полнее нам стаканы». В советской школе подобных выходок не могло быть.
Как ошибался Щюра! Однажды он вместе с другими записывателями посетил школу одарённых детей и начал читать пионерам-школьникам вместо своих корявых виршей стихи Агнии Барто, Николая Рубцова и Владимира Луговского… Потом выступали другие записыватели, а в завершилась встреча вопросами школьников.
Встал сутуленький мальчик и вежливо спросил Щюру о том, свои ли он читал стихи. Щюра подтвердил, что читал исключительно собственные произведения.
- А я вот уверен, - заявил пионерчик, - что первые два прочитанных вами стихотворения из сборника «Игрушки» Агнии Барто, последующие три – из сборника «Подорожники» Николая Рубцова, а последние два стихотворения из сборника «Солнцеворот» Владимира Луговского…
В классе повисла тяжёлая тишина. Классная руководительница готова была провалиться на месте. Все записыватели улыбаться перестали, но ничем другим своего волнения не выдали. Щюра готов был убить противного мальчишку.
Дело о плагиаторстве готово было разгореться, но как-то само собой заглохло, тем более, что были и другие проблемы – развалился Союз нерушимый республик свободных… Но Щюра ничего не забыл.
Он ненавидел детей.
Ему хотелось их убивать.
В своих публицистических книжонках Щюра называл детей исключительно «дебилятами», но этого было мало…
Неожиданно в одной из городских газет появилась статья, в которой рассказывалось о том случае плагиата, который произошёл с Щюрой в школе на литературной встрече с учащимися. Автором статьи оказался тот самый сутулый мальчик, разоблачивший будущего главного записывателя.
Подобного нахальства оставлять было нельзя. Щюра подал на автора статьи в суд и легко выиграл дело. Судью предупредили с подачи облдумского Мальвины, и автор статьи проиграл и в возмещение морального ущерба должен был заплатить Щюре кругленькую сумму.
Щюра ходил героем. Он даже проставился на небольшое застолье в честь судебной победы. Все поздравляли раскрасневшегося Щюру. Немного подпортила Мина. Когда все начали расходиться по домам, она вдруг выдала:
- Но ведь он правду написал!
В ответ записыватели рассмеялись, а Щюра покровительственно похлопал Мину по плечу.
- Жизнь бывает жестокой, - произнёс он фразу, слышанную в каком-то фильме, не представляя, что ему суждено убедиться в справедливости этого выражения.
Всё случилось после Нового года. Наступили зимние школьные каникулы. На улицах бегало множество мальчишек и девчонок, радуясь наступившему празднику.
Стоило Щюре выйти из дома, как мимо него пронесло несколько детишек, восторженно кричащих и от восторга даже подвывающих.
- Записыватель-пописыватель! – кричали они, показывая на Щюру пальцами.
Щюра беспробудно пил два дня – на прощании со Старым годом и на встрече Нового года. У него кружилась голова, а в животе тяжело катался комок противоречий. Ему легче было бы броситься с девятиэтажки, чем слушать противные детские голоса.
- Убью! – неожиданно заорал Щюра, бросившись на детей и стараясь схватить хоть кого из их шумной компании.
- Маньяк, маньяк! – закричали дети, сменив пластинку при появления двух полицейских, охраняющих общественный порядок и высматривающих порядочно одетых и подвыпивших граждан. – Маньяк, маньяк! – продолжали кричать дети, - Он Витю за попу хватал и хотел куда-то утащить! – при этом выдвинули пухленького и благообразного мальчика с обиженным выражением лица.
- Гражданин, - ещё полувопросительно обратились к Щюре, ещё не сообразившие, что предпринимать, часовые правопорядка. Ведь с пьяной красной физиономией мог оказаться и депутат облдумы, и полковник из любой силовой структуры.
- У меня орденов целая куча! – выдвинул Щюра аргумент в свою защиту, зная, что на это ведутся федеральные судьи, но полицейских это не впечатлило. Они знали, что за деньги можно купить всё, и для этого не надо быть сильно богатым, а по-настоящему богатым людям ордена не нужны. Знали полицейские и то, что сильно богатые на улице к детишкам не пристают, их к ним привозят.
- Попался, педофил маньячный! – воскликнули полицейские и скрутили Щюру, нацепив ему на руки сразу двое наручников…
- Не очень мы жёстко поступили с ним? – спросил Моня Мину, когда они с безопасного расстояния наблюдали, как полицейские задерживали Щюру, - ведь над ним в «обезьяннике» наверняка надругаются и, скорее всего, не раз?
- Это не обязательно, - проворчала Мина, - не настолько он привлекательный сексуально… Хотя с голодухи – вполне возможно, - она немного отвлеклась на детей, расплачиваясь с ними за сыгранный спектакль, - кстати, может быть, это пойдёт ему на пользу.
Как бы то ни было, но так весело новогодние каникулы Щюра никогда не проводил.