В новой части юмористического сериала председатель Союза записывателей вместе со своими верными клевретами решает выйти в астрал в состоянии предельно пограничного опьянения.
Главный местечковый записыватель Щюра детей не любил, считая их, включая своего внука Диогена, дебилятами.
В этот раз вечерняя пьянка в офисе записывателей сопровождалась разговором о детях.
– Значит, моя внучка – дебилёнок? – который раз грустно вопрошала Мина.
– Я этого не говорил, – отбивался Щюра.
– Ты это писал в своей публицистике, – атаковала поэтесса.
– Я писал о конкретных детишках, играющих в песочнице, – оправдывался Щюра, – именно о них я и написал.
– Но откуда ты взял, что они – дебилята? – не унималась Мина, – ты их тестировал на интеллектуальное развитие?
– Они мочились в песок, а потом лепили песочники, – выдал козырь Щюра, – я случайно проходил мимо и потом вставил своё впечатление в одну из статей.
– Ты как всегда врёшь! – Мина так заволновалась, что вскочила со стула. – Всё это проделывал твой внук Диоген, потому что только за ним ты бы наблюдал с таким терпением. Проходя мимо посторонних детей, мочившихся в песок, ты бы не стал наблюдать за ними, – ведь, кажется, ты не педофил, то есть ты не стал бы наблюдать, как они затем лепят песочники из уделанного песка… Всё это вытворял твой «умница» Диоген… Верно?
Щюре ничего не оставалось, как согласиться.
– Как же вы его воспитываете? – ужаснулась Мина. – Вы его хоть порете?
– Нет, – деланно ужаснулся Щюра, – никогда.
– А тебя пороли? – поинтересовалась упитанная поэтесса.
Вопрос был риторическим. Щюру не могли не пороть, так он был единственным сыном ненормального сержанта-сверхсрочника, подверженного сильным запоям, во время которых страдали не только солдаты-срочники, бывшие по воле злой судьбы под командой этого больного человека, но и жена с сыном, из которого в результате вырос местечковый главный записыватель.
– Конечно, только поэтому я и стал таким, каким стал! – гордо заявил Щюра, с трудом сдерживая слёзы.
– А за что тебя порол папаша? – продолжала допрос изрядно охмелевшая Мина.
– Он учил меня коммунистическому патриотизму и заставлял писать на эту тему стихи, – гордо заявил главный записыватель, – это были по-детски наивные стихи, но в них уже чувствовался я – будущий коммунар.
Щюра прикрыл свои поросячьи глазки, а потом выдал стих в своей манере – вытянув вперёд руки, словно держа перед собой невидимый каравай с солонкой на вершине:
– Но в этих стихах нет ничего детского, – продолжала полемизировать Мина, – сдаётся мне, как победительнице конкурса на лучшее стихотворение для детей, что твоё детство было без детства.
– Что было, того не вернёшь и не исправишь, – сокрушённо вздохнул Щюра.
– А сколько несчастных малюток страдает в настоящий момент по всему миру? – задалась Мина безответным вопросом из тех, которые в буддизме называются авьякрита.
– Ты чего нас авьякритами грузишь? – немного обиделся Моня.
– А почему вы думаете, что мои вопросы безответны? – игриво улыбнулась Мина, – я недавно увлеклась новейшей практикой выхода в астрал в состоянии предельно пограничного опьянения. Это даёт возможность преодолевать в астрале гигантские расстояния и временные отрезки для изучения многих проблем человечества, в том числе и проблему защиты детей.
– Может, рискнём? – пьяно мотанулся Моня. – Что мы возьмём для изучения? Первые пионерские отряды? Тимуровское движение?
– Нет, мы копнём гораздо глубже, – Мина как будто даже немного протрезвела, – мы посмотрим на участников Детского крестового похода в 1212 году… Но для этого нам надо исполнить серию приёмов «топлива» для астрального толчка и сосредоточиться на Кёльне в мае 1212 года…
Пили молча. С каждой новой выпитой партией водки в душе нарастало напряжение, а не опьянение.
В какой-то момент три записывателя потерялись в пространстве и времени, а потом оказались в небе южной части Германии, – именно там проходили колонны детей, шагающих в Италию, чтобы отплыть в Палестину.
– Бедным детишкам задурили голову, напустили религиозного тумана, – причитал Щюра, быстро введённый Миной в курс происходящего, – их надо спасать?
– Всё гораздо хуже, – объясняла Мина, парящая, как и её собутыльники, над детьми-крестоносцами, – попадут они не в Палестину, где нужно было срочно спасать Гроб Господень. Попадут они в Алжир, где всех их продадут в рабство.
– Ребят надо выручать, подняв их культурный уровень, – решил Щюра, – давайте проводить воспитательную работу.
Записыватели проголосовали «за».
Мина на ходу начала учить детей стихосложению.
Моня на лету преподавал азы вольной борьбы.
Щюра учил тупо врать и изворачиваться перед эксплуататорами.
До Италии детское войско не дошло, потому что для этого надо было перебираться через высокие горы Альп, а детишки расхотели напрягаться. Войско рассыпалось по окрестностям, грабя деревушки и наводя ужас на мирных жителей. Сами ребята называли себя тимуровцами, потому что главной задачей они считали освобождение зачморенных крестьян от частно-собственнических предрассудков. Кресты и прочую католическую атрибутику детишки сожгли на пионерских кострах, а вместо псалмов распевали под руководством пьяных записывателей весёлые песни:
– Дебилята, – шаря в шкафу, чем бы опохмелиться, злобился Щюра.
AST-NEWS.ru
Главный местечковый записыватель Щюра детей не любил, считая их, включая своего внука Диогена, дебилятами.
В этот раз вечерняя пьянка в офисе записывателей сопровождалась разговором о детях.
– Значит, моя внучка – дебилёнок? – который раз грустно вопрошала Мина.
– Я этого не говорил, – отбивался Щюра.
– Ты это писал в своей публицистике, – атаковала поэтесса.
– Я писал о конкретных детишках, играющих в песочнице, – оправдывался Щюра, – именно о них я и написал.
– Но откуда ты взял, что они – дебилята? – не унималась Мина, – ты их тестировал на интеллектуальное развитие?
– Они мочились в песок, а потом лепили песочники, – выдал козырь Щюра, – я случайно проходил мимо и потом вставил своё впечатление в одну из статей.
– Ты как всегда врёшь! – Мина так заволновалась, что вскочила со стула. – Всё это проделывал твой внук Диоген, потому что только за ним ты бы наблюдал с таким терпением. Проходя мимо посторонних детей, мочившихся в песок, ты бы не стал наблюдать за ними, – ведь, кажется, ты не педофил, то есть ты не стал бы наблюдать, как они затем лепят песочники из уделанного песка… Всё это вытворял твой «умница» Диоген… Верно?
Щюре ничего не оставалось, как согласиться.
– Как же вы его воспитываете? – ужаснулась Мина. – Вы его хоть порете?
– Нет, – деланно ужаснулся Щюра, – никогда.
– А тебя пороли? – поинтересовалась упитанная поэтесса.
Вопрос был риторическим. Щюру не могли не пороть, так он был единственным сыном ненормального сержанта-сверхсрочника, подверженного сильным запоям, во время которых страдали не только солдаты-срочники, бывшие по воле злой судьбы под командой этого больного человека, но и жена с сыном, из которого в результате вырос местечковый главный записыватель.
– Конечно, только поэтому я и стал таким, каким стал! – гордо заявил Щюра, с трудом сдерживая слёзы.
– А за что тебя порол папаша? – продолжала допрос изрядно охмелевшая Мина.
– Он учил меня коммунистическому патриотизму и заставлял писать на эту тему стихи, – гордо заявил главный записыватель, – это были по-детски наивные стихи, но в них уже чувствовался я – будущий коммунар.
Щюра прикрыл свои поросячьи глазки, а потом выдал стих в своей манере – вытянув вперёд руки, словно держа перед собой невидимый каравай с солонкой на вершине:
Люблю я Ленина – как мать,
Люблю я Ленина-отца,
И готов я целовать
Его губы без конца.
Еду летом я в Москву,
Попаду я в мавзолей.
Утром к Ленину приду –
С ним мне будет веселей.
Расскажу всё про себя,
Ничего не утаю.
Ленин ведь моя судьба,
Очень Ленина люблю.
– Но в этих стихах нет ничего детского, – продолжала полемизировать Мина, – сдаётся мне, как победительнице конкурса на лучшее стихотворение для детей, что твоё детство было без детства.
– Что было, того не вернёшь и не исправишь, – сокрушённо вздохнул Щюра.
– А сколько несчастных малюток страдает в настоящий момент по всему миру? – задалась Мина безответным вопросом из тех, которые в буддизме называются авьякрита.
– Ты чего нас авьякритами грузишь? – немного обиделся Моня.
– А почему вы думаете, что мои вопросы безответны? – игриво улыбнулась Мина, – я недавно увлеклась новейшей практикой выхода в астрал в состоянии предельно пограничного опьянения. Это даёт возможность преодолевать в астрале гигантские расстояния и временные отрезки для изучения многих проблем человечества, в том числе и проблему защиты детей.
– Может, рискнём? – пьяно мотанулся Моня. – Что мы возьмём для изучения? Первые пионерские отряды? Тимуровское движение?
– Нет, мы копнём гораздо глубже, – Мина как будто даже немного протрезвела, – мы посмотрим на участников Детского крестового похода в 1212 году… Но для этого нам надо исполнить серию приёмов «топлива» для астрального толчка и сосредоточиться на Кёльне в мае 1212 года…
Мина достала из шкафа все имеющиеся в наличии стопки, выставила их на стол и наполнила водкой. Она что-то шептала, делая плавные круговые движения раскрытыми ладонями, а потом подняла одну из рюмашек.– Не опьянения ради, а токмо для выхода в астрал, – торжественно произнесла Мина, предлагая своим собутыльникам присоединиться.
Пили молча. С каждой новой выпитой партией водки в душе нарастало напряжение, а не опьянение.
В какой-то момент три записывателя потерялись в пространстве и времени, а потом оказались в небе южной части Германии, – именно там проходили колонны детей, шагающих в Италию, чтобы отплыть в Палестину.
– Бедным детишкам задурили голову, напустили религиозного тумана, – причитал Щюра, быстро введённый Миной в курс происходящего, – их надо спасать?
– Всё гораздо хуже, – объясняла Мина, парящая, как и её собутыльники, над детьми-крестоносцами, – попадут они не в Палестину, где нужно было срочно спасать Гроб Господень. Попадут они в Алжир, где всех их продадут в рабство.
– Ребят надо выручать, подняв их культурный уровень, – решил Щюра, – давайте проводить воспитательную работу.
Записыватели проголосовали «за».
Мина на ходу начала учить детей стихосложению.
Моня на лету преподавал азы вольной борьбы.
Щюра учил тупо врать и изворачиваться перед эксплуататорами.
До Италии детское войско не дошло, потому что для этого надо было перебираться через высокие горы Альп, а детишки расхотели напрягаться. Войско рассыпалось по окрестностям, грабя деревушки и наводя ужас на мирных жителей. Сами ребята называли себя тимуровцами, потому что главной задачей они считали освобождение зачморенных крестьян от частно-собственнических предрассудков. Кресты и прочую католическую атрибутику детишки сожгли на пионерских кострах, а вместо псалмов распевали под руководством пьяных записывателей весёлые песни:
Знает Север, знает Юг,
Пионер – хороший друг!
Он в труде друзьям поможет,
И в беде утешить может –
Он – хороший друг…
– Дебилята, – шаря в шкафу, чем бы опохмелиться, злобился Щюра.
Рос Эзопов, астраханский областной общественно- политический еженедельник «Факт и компромат», № 44 (754), 2017 г.
