С годами главный местечковый записыватель Щюра не умнел, а выживал из ума. Безнаказанность во всех его преступных действиях вселила в него уверенность в личной вседозволенности.
Целыми днями Щюра мотался по кабинетам с мощными сплит-системами и пропагандировал грядущую революцию.
– Следующий семнадцатый год будет годом последней революции! – завывал в очередном кабинете главный записыватель, давно уже ничего не записывающий. – Кончится ваша власть и настанет наша!
Депутат-коммунар вообще-то завалился к очередному региональному небожителю с просьбой дать денег на издание ещё одной никудышной книжки своих отстойных переводов, но уже не мог отстать от темы революции.
– Скоро вы будете угощаться не блинами с красной икрой, а лагерной баландой, – пророчествовал научный сотрудник, не имеющий отношения ни к одной из наук. – Вот тогда мы возьмём своё… Пролетариат восторжествует и наверстает упущенное!
Щюра и сам понимал, что несёт несуразную глупость, потому что после тирад о революции просить деньги с откатом станет неуместным.
– Что со мной творится? – спрашивал Щюра своих друзей-подчинённых Моню и Мину, когда они накрывали стол для вечернего традиционного застолья.
– Ты оборзел, – охотно принялась объяснять Мина, – так и должно быть, учитывая, что ты – депутат-коммунар. Но борзеть, не имея власти, не только смешно, но и опасно…
– А как получить эту власть? – Щюре нужна была конкретика.
– Надо умилостивить духов тьмы…
– Дьявола, что ли? – раскраснелся главный записыватель.
– Нет, – покачала головой Мина, – к князю тьмы ты и близко не подходи… Твой уровень – на пару-тройку рангов пониже… Но за всё надо платить…
– Я знаю, – Щюре не терпелось показать свою компетентность, – платить надо кровью… Мы с Моней зарежем пару котят или кутят…
–Нет-нет, – мудрая Мина, у которой с утра ничего во рту не было, не желала упускать инициативу, – кровь нужна человеческая… И как можно больше, если ты хочешь получить достаточно высокий уровень личной власти… Гитлер угробил миллионы людей, Сталин – десятки миллионов…
Весь вечер записыватели под водочку рассуждали о том, кого можно безнаказанно приносить в жертву. Щюра считал главными кандидатами в жертвы местечковых журналистов, а Моня с Миной таковыми считали участников литературных конкурсов.
Когда водка кончилась, Моня с Миной двинулись по домам, а Щюра остался, чтобы «взвесить окончательно все варианты».
На самом деле ничего взвешивать он не собирался, а хотел выпить давно заныканный вискарь в одиночку. Щюра нагнулся, чтобы найти в тумбе стола хоть какую-нибудь закуску, а когда разогнулся, перед ним сидел Серый. Щюра так до конца и не понял кто это – наследник железного Феликса или посланец Преисподней.
– Пьянство в одиночку – это последняя стадия деградации, – невозмутимо улыбался худощавый мужчина в сером костюме.
– За подобные утверждения я подаю в суд и потом получаю денежные компенсации, – приветственно кивнул главный записыватель.
– Зачем тебе нужна власть? – Серый сразу перешёл к интересующему его вопросу.
– Чтобы иметь власть.
– А зачем? – не отставал Серый. – Зачем тебе власть на старости лет, когда ты в любой момент можешь отдать мне свою душу?
– Я совершенно здоров, – обиженно поправил Серого мнительный главный записыватель, каждый год ездивший по санаториям за счёт бюджета, – я каждый год прохожу полное обследование.
– Врачи бывают недостаточно внимательны, – пожал широкими плечами Серый, – им неизвестны пути звёзд… Но, допустим, ты получишь власть теперь, когда не можешь в полной мере наслаждаться. Я думаю тебе не надо объяснять, что чувство наслаждения юноши гораздо глубже и сильнее чувств старика, больше похожие на тень наслаждений…
– Наслаждения бывают разными, – с видом знатока проговорил Щюра, вспомнив информацию, полученную недавно от Мины, – Альберт Хофман получал наслаждения до 102 лет…
– Как можно равнять великого химика и провинциального коррумпированного окололитературного чиновника?
– Причём в нашем случае «около»? – возмутился депутат коммунарского пошиба. – Провинциальная литература в России везде одного уровня…
– Короче, – неожиданно прервал бестолковый спор Серый, – что тебе необходимей: власть или вторая юность?
– Какая юность? – подскочил на стуле Щюра, так и не осиливший «Фауста».
– Не обязательно юность. Можно и тридцать, а можно и двадцать шесть лет, – со значением предложил Серый.
– Прямо сейчас? – не верил Щюра.
– Не сходя с этого места.
– А какие условия? – широко неизвестный переводчик ещё не верил в серьёзность разговора.
– Твоя душа, – Серый стал очень серьёзным. – Когда тебе надоест молодость и её дары, просто скажи «Остановись, мгновенье. Ты ништяк» В тот же момент твоя душа окажется у меня…
– А я? – не понял Щюра.
– Твоя жизнь окончится…
– А если я не скажу про ништяк? – хитро сощурился Щюра.
– Ты будешь жить, пока не произнесёшь свою финальную фразу…
– Так я никогда её не скажу, – жирное лицо главного записывателя расплылось в довольной ухмылке.
– Тогда подписываем договор? – предложил Серый, в руках которого возник лист бумаги с текстом на латыни и на русском. Посланец тьмы достал огрызок химического карандаша и подал его Щюре вместе с договором, – послюнявь и подпиши…
– А разве не кровью?
– У слюны и крови почти одинаковый состав, – Серый нервно покусывал пухлые губы, – так какой возраст ты выбираешь?
– Двадцать пять, – решительно заявил Щюра, послюнявил карандаш и поставил свою подпись. Серый с хохотом исчез, забрав с собой договор.
Щюра похолодел.
– Обманул, – прошептал он, бросившись к узенькому зеркалу в дверце старого шкафа. Из зеркала на него смотрело молодое лицо, ещё не имеющее усов. Усы Щюра отпустил, только начав косить по Влада Листьева.
Щюра улыбнулся – отраженье повторило улыбку.
И тут Щюра похолодел по-настоящему. Его обвели вокруг пальца. Да, он молод, у него много денег, на которые может жить до старости, не заботясь о будущем. Ведь наворовал он из бюджета достаточно. Но как он сможет воспользоваться этими средствами, не имея документов, удостоверяющих его новую личность?
Конечно, можно проникнуть в собственную квартиру, когда там никого не будет, забрать деньги в рублях и валюте, спрятанных в разных тайниках, но как жить потом? Ведь он станет нелегалом – человеком ниоткуда.
Щюра непривычно для него быстро соображал, прикидывая разные варианты. Можно было заявить, что он, шестидесятилетний Щюра, чудесным образом помолодел. У молодого Щюры та же группа крови, тот же почерк и подпись. Он знает подробности жизни многих знакомых – известных горожан и руководителей областного значения.
Но всё это мог выучить любой проходимец, воспользовавшись отдалённым сходством с главным записывателем и самой распространённой группой крови…
Потом пришло озарение. Выручить мог только Моня с его давними знакомствами в криминальных кругах. Он сможет сделать все документы с помощью продажных сотрудников УФМС. Вот только узнает ли его старый дружок? Вдруг примет на мошенника?
Звонить Моне было уже поздно.
Щюра выпил непочатый вискарь, запивая водопроводной водой, а потом завалился спать на старый продавленный диван.
Утром Щюра позвонил Моне спозаранку.
– Что случилось? – тревожно прошептал Моня, потому его жена, вероятно, ещё спала.
– Ничего страшного, – успокоил друга Щюра, – но когда ты увидишь меня, очень удивишься… Главное – приготовься спокойно выслушать меня. Я уверен, ты поймёшь и поможешь мне…
Когда Моня появился в дверях офиса, перед ним у стола стоял молодой мужчина, отдалённо похожий на Щюру, а одетый точно так, как был одет главный записыватель накануне.
– Спрашивай о том, что можем знать только мы двое, – попросил Щюра, – Я буду отвечать письменно. Ты ведь хорошо знаешь мой почерк…
Моня проверял долго и придирчиво.
Потом Щюра рассказал о договоре с Серым. Друзья долго смеялись над чёртом-недотёпой.
– Как же, скажу я эту дурацкую фразу, – хохотал Щюра, – больше мне делать нечего.
Потом друзья начали думать о том, что надо предпринять прежде всего.
– Сейчас мы поедем к тебе домой, – вслух рассуждал Моня, – возьмём деньги, особенно ценные вещи, исчезновение которых не привлечёт внимания твоей родни… Потом я завезу тебя в одно место, где ты может перекантоваться несколько дней, а я тем временем сделаю тебе документы в УФМС…
– Деньги я тебе дам, как только они будут у меня, – Щюре не хотелось обременять Моню расходами, потому что он знал патологическую жадность друга.
Когда друзья очистили квартиру Щюры от всего ценного, они, закупив выпивки и закуски, быстро добрались до базы отдыха, где в распоряжении Мони всегда было свободное бунгало…
– Ну, вот, – Моня обвёл взглядом реку невдалеке, бассейн, стол, заставленный выпивкой и закуской, – не скучай тут без меня… Я быстро туда и назад… Да, забыл. Для тебя маленький гостинчик…
Моня вынул из кармана баночку с притёртой крышкой, открыл её, подцепил стеклянной палочкой крупинку вещества из баночки и отправил его в рот Щюре.
– Привет от Альберта Хофмана, – сказал Моня, – чтобы лучше пошло – закрой глаза…
Щюра никогда не употреблял галлюциногенов, а потому волна счастья, накрывшая его с головой, потрясла. Позитив, переполнявший его, усилился во сто крат. Молодость, сытая беззаботная жизнь разукрасилась тысячами радужных подробностей.
Щюра не знал, как выразить восторг и на ум рвалась только одна фраза, способная выразить его скотское счастье.
– Остановись, мгновенье. Ты ништяк, – выдохнул Щюра.
На этом всё кончилось.
Напротив него стоял совершенно не Моня, а серьёзный Серый. Мони нигде не было.
Щюра понял всё – под носом у него торчали старые седые усы.
– А почему я жив? – спросил он чёрта.
– Да это ненадолго, – заверил тот глупого выродка Щюру.
Рос Эзопов, астраханский областной общественно-политический еженедельник «Факт и компромат», № 31 (690)
AST-NEWS.ru
Целыми днями Щюра мотался по кабинетам с мощными сплит-системами и пропагандировал грядущую революцию.
– Следующий семнадцатый год будет годом последней революции! – завывал в очередном кабинете главный записыватель, давно уже ничего не записывающий. – Кончится ваша власть и настанет наша!
Депутат-коммунар вообще-то завалился к очередному региональному небожителю с просьбой дать денег на издание ещё одной никудышной книжки своих отстойных переводов, но уже не мог отстать от темы революции.
– Скоро вы будете угощаться не блинами с красной икрой, а лагерной баландой, – пророчествовал научный сотрудник, не имеющий отношения ни к одной из наук. – Вот тогда мы возьмём своё… Пролетариат восторжествует и наверстает упущенное!
Щюра и сам понимал, что несёт несуразную глупость, потому что после тирад о революции просить деньги с откатом станет неуместным.
– Что со мной творится? – спрашивал Щюра своих друзей-подчинённых Моню и Мину, когда они накрывали стол для вечернего традиционного застолья.
– Ты оборзел, – охотно принялась объяснять Мина, – так и должно быть, учитывая, что ты – депутат-коммунар. Но борзеть, не имея власти, не только смешно, но и опасно…
– А как получить эту власть? – Щюре нужна была конкретика.
– Надо умилостивить духов тьмы…
– Дьявола, что ли? – раскраснелся главный записыватель.
– Нет, – покачала головой Мина, – к князю тьмы ты и близко не подходи… Твой уровень – на пару-тройку рангов пониже… Но за всё надо платить…
– Я знаю, – Щюре не терпелось показать свою компетентность, – платить надо кровью… Мы с Моней зарежем пару котят или кутят…
–Нет-нет, – мудрая Мина, у которой с утра ничего во рту не было, не желала упускать инициативу, – кровь нужна человеческая… И как можно больше, если ты хочешь получить достаточно высокий уровень личной власти… Гитлер угробил миллионы людей, Сталин – десятки миллионов…
Весь вечер записыватели под водочку рассуждали о том, кого можно безнаказанно приносить в жертву. Щюра считал главными кандидатами в жертвы местечковых журналистов, а Моня с Миной таковыми считали участников литературных конкурсов.
Когда водка кончилась, Моня с Миной двинулись по домам, а Щюра остался, чтобы «взвесить окончательно все варианты».
На самом деле ничего взвешивать он не собирался, а хотел выпить давно заныканный вискарь в одиночку. Щюра нагнулся, чтобы найти в тумбе стола хоть какую-нибудь закуску, а когда разогнулся, перед ним сидел Серый. Щюра так до конца и не понял кто это – наследник железного Феликса или посланец Преисподней.
– Пьянство в одиночку – это последняя стадия деградации, – невозмутимо улыбался худощавый мужчина в сером костюме.
– За подобные утверждения я подаю в суд и потом получаю денежные компенсации, – приветственно кивнул главный записыватель.
– Зачем тебе нужна власть? – Серый сразу перешёл к интересующему его вопросу.
– Чтобы иметь власть.
– А зачем? – не отставал Серый. – Зачем тебе власть на старости лет, когда ты в любой момент можешь отдать мне свою душу?
– Я совершенно здоров, – обиженно поправил Серого мнительный главный записыватель, каждый год ездивший по санаториям за счёт бюджета, – я каждый год прохожу полное обследование.
– Врачи бывают недостаточно внимательны, – пожал широкими плечами Серый, – им неизвестны пути звёзд… Но, допустим, ты получишь власть теперь, когда не можешь в полной мере наслаждаться. Я думаю тебе не надо объяснять, что чувство наслаждения юноши гораздо глубже и сильнее чувств старика, больше похожие на тень наслаждений…
– Наслаждения бывают разными, – с видом знатока проговорил Щюра, вспомнив информацию, полученную недавно от Мины, – Альберт Хофман получал наслаждения до 102 лет…
– Как можно равнять великого химика и провинциального коррумпированного окололитературного чиновника?
– Причём в нашем случае «около»? – возмутился депутат коммунарского пошиба. – Провинциальная литература в России везде одного уровня…
– Короче, – неожиданно прервал бестолковый спор Серый, – что тебе необходимей: власть или вторая юность?
– Какая юность? – подскочил на стуле Щюра, так и не осиливший «Фауста».
– Не обязательно юность. Можно и тридцать, а можно и двадцать шесть лет, – со значением предложил Серый.
– Прямо сейчас? – не верил Щюра.
– Не сходя с этого места.
– А какие условия? – широко неизвестный переводчик ещё не верил в серьёзность разговора.
– Твоя душа, – Серый стал очень серьёзным. – Когда тебе надоест молодость и её дары, просто скажи «Остановись, мгновенье. Ты ништяк» В тот же момент твоя душа окажется у меня…
– А я? – не понял Щюра.
– Твоя жизнь окончится…
– А если я не скажу про ништяк? – хитро сощурился Щюра.
– Ты будешь жить, пока не произнесёшь свою финальную фразу…
– Так я никогда её не скажу, – жирное лицо главного записывателя расплылось в довольной ухмылке.
– Тогда подписываем договор? – предложил Серый, в руках которого возник лист бумаги с текстом на латыни и на русском. Посланец тьмы достал огрызок химического карандаша и подал его Щюре вместе с договором, – послюнявь и подпиши…
– А разве не кровью?
– У слюны и крови почти одинаковый состав, – Серый нервно покусывал пухлые губы, – так какой возраст ты выбираешь?
– Двадцать пять, – решительно заявил Щюра, послюнявил карандаш и поставил свою подпись. Серый с хохотом исчез, забрав с собой договор.
Щюра похолодел.
– Обманул, – прошептал он, бросившись к узенькому зеркалу в дверце старого шкафа. Из зеркала на него смотрело молодое лицо, ещё не имеющее усов. Усы Щюра отпустил, только начав косить по Влада Листьева.
Щюра улыбнулся – отраженье повторило улыбку.
И тут Щюра похолодел по-настоящему. Его обвели вокруг пальца. Да, он молод, у него много денег, на которые может жить до старости, не заботясь о будущем. Ведь наворовал он из бюджета достаточно. Но как он сможет воспользоваться этими средствами, не имея документов, удостоверяющих его новую личность?
Конечно, можно проникнуть в собственную квартиру, когда там никого не будет, забрать деньги в рублях и валюте, спрятанных в разных тайниках, но как жить потом? Ведь он станет нелегалом – человеком ниоткуда.
Щюра непривычно для него быстро соображал, прикидывая разные варианты. Можно было заявить, что он, шестидесятилетний Щюра, чудесным образом помолодел. У молодого Щюры та же группа крови, тот же почерк и подпись. Он знает подробности жизни многих знакомых – известных горожан и руководителей областного значения.
Но всё это мог выучить любой проходимец, воспользовавшись отдалённым сходством с главным записывателем и самой распространённой группой крови…
Потом пришло озарение. Выручить мог только Моня с его давними знакомствами в криминальных кругах. Он сможет сделать все документы с помощью продажных сотрудников УФМС. Вот только узнает ли его старый дружок? Вдруг примет на мошенника?
Звонить Моне было уже поздно.
Щюра выпил непочатый вискарь, запивая водопроводной водой, а потом завалился спать на старый продавленный диван.
Утром Щюра позвонил Моне спозаранку.
– Что случилось? – тревожно прошептал Моня, потому его жена, вероятно, ещё спала.
– Ничего страшного, – успокоил друга Щюра, – но когда ты увидишь меня, очень удивишься… Главное – приготовься спокойно выслушать меня. Я уверен, ты поймёшь и поможешь мне…
Когда Моня появился в дверях офиса, перед ним у стола стоял молодой мужчина, отдалённо похожий на Щюру, а одетый точно так, как был одет главный записыватель накануне.
– Спрашивай о том, что можем знать только мы двое, – попросил Щюра, – Я буду отвечать письменно. Ты ведь хорошо знаешь мой почерк…
Моня проверял долго и придирчиво.
Потом Щюра рассказал о договоре с Серым. Друзья долго смеялись над чёртом-недотёпой.
– Как же, скажу я эту дурацкую фразу, – хохотал Щюра, – больше мне делать нечего.
Потом друзья начали думать о том, что надо предпринять прежде всего.
– Сейчас мы поедем к тебе домой, – вслух рассуждал Моня, – возьмём деньги, особенно ценные вещи, исчезновение которых не привлечёт внимания твоей родни… Потом я завезу тебя в одно место, где ты может перекантоваться несколько дней, а я тем временем сделаю тебе документы в УФМС…
– Деньги я тебе дам, как только они будут у меня, – Щюре не хотелось обременять Моню расходами, потому что он знал патологическую жадность друга.
Когда друзья очистили квартиру Щюры от всего ценного, они, закупив выпивки и закуски, быстро добрались до базы отдыха, где в распоряжении Мони всегда было свободное бунгало…
– Ну, вот, – Моня обвёл взглядом реку невдалеке, бассейн, стол, заставленный выпивкой и закуской, – не скучай тут без меня… Я быстро туда и назад… Да, забыл. Для тебя маленький гостинчик…
Моня вынул из кармана баночку с притёртой крышкой, открыл её, подцепил стеклянной палочкой крупинку вещества из баночки и отправил его в рот Щюре.
– Привет от Альберта Хофмана, – сказал Моня, – чтобы лучше пошло – закрой глаза…
Щюра никогда не употреблял галлюциногенов, а потому волна счастья, накрывшая его с головой, потрясла. Позитив, переполнявший его, усилился во сто крат. Молодость, сытая беззаботная жизнь разукрасилась тысячами радужных подробностей.
Щюра не знал, как выразить восторг и на ум рвалась только одна фраза, способная выразить его скотское счастье.
– Остановись, мгновенье. Ты ништяк, – выдохнул Щюра.
На этом всё кончилось.
Напротив него стоял совершенно не Моня, а серьёзный Серый. Мони нигде не было.
Щюра понял всё – под носом у него торчали старые седые усы.
– А почему я жив? – спросил он чёрта.
– Да это ненадолго, – заверил тот глупого выродка Щюру.
Рос Эзопов, астраханский областной общественно-политический еженедельник «Факт и компромат», № 31 (690)
