Щюра и двойник
Главный местечковый записыватель Щюра не всегда был главным. Когда-то он являлся рядовым членом отделения союза записывателей. Молодой, но уже толстый Щюра рвал и метал в поисках денег, которые открывали ему возможности в удовлетворении потребностей и желаний низких, низменных. Духовное ему было не по вкусу.

Выпив, Щюра становился обаятельным и общительным – все посетители кафе или ресторана, где он бухал, становились его самыми близкими друзьями.

В один из загулов Щюры к его столику подсел незнакомец. Он был само обаяние – стоило ему улыбнуться официантке, как она остановилась и приняла заказ, где доминировали водка и шашлыки. По габаритам незнакомец был под стать Щюре.

– Мюрей, – представился незнакомец, – прибыл в один из ваших университетов для более углублённого изучения творчества вашего поэта XVIII века Замарашкина… Я вообще интересуюсь вашей жизнью… У вас в каждом захолустном городке по несколько университетов – это ли не интеллектуальный блеск эпохи Перестройки!

Время стояло действительно перестроечное, и появление иностранца уже никого не удивляло.

– Я к вам подошёл потому, что вы мне кого-то напоминаете, – начал объяснять иностранец, наливая водки из принесённых ему бутылок, – бывает же такое в стране и городе, где никогда не был…

Иностранец выпил, не обращая внимания, что перед Щюрой стоит пустой графин и рюмка.

– Как вы хорошо говорите по-русски, – проговорил записыватель, которому ужасно хотелось выпить ещё, но денег осталось только на то, чтобы расплатиться.

– Я давно поставил перед собой цель – изучить досконально вашу страну, а без отличного знания языка это, как вы понимаете, невозможно…

В тот момент Мюрей наконец-то заметил отсутствие водки у Щюры и предложил тому налить ещё.

– Если это вас не утомит, – предупредительно заметил иностранец.

– Нисколько, – заверил Щюра и предупредительно налил гостю и себе.

Разговор оживился. Мюрей рассказывал о своём родном штате Висконсин, Щюра о своём городе.

– Я уже видел это, – повторял Мюрей, когда Щюра говорил о какой-нибудь достопримечательности, – я уже видел, – и сразу начинал говорить опять о своём штате, где всё было лучше, чем в городе Щюры. Щюру это обижало, и он наливал водки и пил, так что Мюрей даже не успевал налить себе.

Так что Щюра напился быстрее Мюрея, и тот был вынужден пойти в туалет в надежде, что Щюра пойдёт с ним, чтобы освежиться.

У американца были неправильные понятия о российском туалете, где освежиться было невозможно, скорее наоборот – можно было потерять все остатки трезвости.

Примерно так и получилось. Щюра, оправившись, встал перед зеркалом и начал внимательно рассматривать себя. Он занимался этим, пока американец тоже не оправился и не подошёл помыть руки и тоже посмотрел в зеркало.

– Как мы похожи! – вырвалось у обоих разом, когда они всмотрелись в свои отражения, с трудом поместившиеся в одном зеркале.

– Сейчас я сделаю сходство идеальным, – произнёс Мюрей, вынув расческу из кармана пиджака и сделав себе такую же причёску, как у Щюры, – не хватает только усов… Но это поправимо… У меня есть пара… Поехали, примерим…

– В гостиницу? – попробовал угадать Щюра.

– Нет, я живу на квартире, – Мурей вернул свою причёску, – так гораздо дешевле и удобнее… Только я предлагаю не возвращаться к нашему столику… У меня полный холодильник – на неделю хватит.

– Но нам надо расплатиться, – заныл Щюра.

– Это предрассудки, – махнул рукой Мюрей.

Друзья спокойно вышли из ресторана и через квартал от него поймали такси.

Квартира Мюрея находилась в спальном районе.

Первым делом Мюрей подошёл к зеркалу и приклеил себе под нос замечательные сталинские усы.

– Иди сюда, – позвал Щюру его двойник.

Действительно, из зеркала на друзей смотрели два одинаковых человека, только по-разному одетых.

– А теперь к столу, – пригласил Мюрей, – надо выпить за знакомство двойников.

Щюру не надо было упрашивать.

Холодильник был действительно полон.

Мюрей включил вилеоплеер, и друзей радовали песни российской эстрады, которые можно слушать исключительно в пьяном состоянии.

Проснулся Щюра, когда за окном был полдень.

Щюра не сразу понял, что он полностью раздет и находится не у себя дома.

Только тут он понял, что весь вечер и ночь пил с новым другом, назвавшимся Мюреем.

Щюра направился в туалет и отпрянул от зеркала – на него смотрело безусое лицо.

Щюра понял, что он попал в какой-то непонятный ему розыгрыш.

– Играйте, играйте, – приговаривал он, вынимая из холодильника холодную водку и целую палку копчёной колбасы.

Когда Щюра заканчивал вторую бутылку водки, Мюрей только проснулся в щюриной семейной постели. Место рядом было пустым. Судя по шуму и запахам, доносящимся из кухни, там готовился поздний завтрак. Мюрей довольно улыбнулся.

– Почему Мюрей? – спросил сам себя Мюрей. – Теперь я Щюра.

Он вскочил с кровати, оделся и направился на выход.

– Дорогая, – заглянул он на кухню, – я сбегаю за газетами. Тебе ничего не надо?

– Мне нужен только ты, – вполне искренне отвечала приятная женщина, – быстрее возвращайся – у меня почти всё готово.

Мюрей купил в киоске «Союзпечать» центральные и местные газеты, а потом нашёл исправный телефон-автомат.

– Милиция? Сообщаю вам, что по адресу улица Бакинских комиссаров, 26, в квартире 13 скрывается бежавший из лагеря вор-рецидивист Сергей Зюга… Сообщил доброжелатель…

Мюрей старательно вытер телефонную трубку и отправился в свой новый дом к жене и детям.

Щюра в это время принял холодный душ по причине отсутствия горячей воды и продолжил своё пиршество, которое прервал отряд ОМОНа, с грохотом и треском ворвавшийся в квартиру.

– Розыгрыш продолжается? – пьяно улыбался Щюра, когда его бросили на пол и сковали наручниками руки за спиной, – Артистов из драмтеатра пригласили… Лицедеи, ослабьте наручники!

Трудно, а по этическим соображениям и невозможно описать всё, что происходило в тех камерах, где пришлось побывать Щюре.

Щюра доказывал, что он записыватель, что он никакого отношения не имеет к криминальному миру, но никто его и слушать не хотел.

Только через год, когда Щюра уже поверил до конца, что он Шурочка – общая любимица всего лагеря, один дотошный следак взял у него отпечатки пальцев и сравнил с отпечатками вора-рецидивиста Сергея Зюги. Обнаружилось полное несовпадение. О произошедшей ошибке следак сообщил начальству. Навели справки о Щюре, и обнаружилось, что Щюра за прошедшее время написал и опубликовал за бюджетный счёт роман, за который получил пару литературных премий.

– Ну и чего мы будем людей баламутить? – спросило само себя ментовское начальство, – записыватель выпускает романы, Шурочка крутит романы со всем лагерем. Все довольны.

Так что Сергей Зюга отсидел свой срок и направился по своему прежнему жительству, где никого не знал, но где все помнили его, как отъявленного вора и хулигана. Так что Сергею Зюге оставалось только одно – воровать. При первой же попытке ничего не понимающий в воровской науке Зюга попался и снова угодил в лагерь, где, естественно, снова стал всеми любимой Шурочкой…

Главный записыватель Щюра никогда не забывал о своём настоящем прошлом, но это не мешало ему, а даже помогало.

Уркаганский напор, умение убеждать самыми разнообразными методами служили ему хорошую службу в образе недалёкого записывателя. Он стал автором многочисленных никому не нужных книжек, получил много премий, медалей и орденов, обзавёлся незаменимым дружком Белым Зубом и друзьями-подчинёнными Моней и Миной. Вступив в Компартию и став депутатом, Щюра решил даже мысленно порвать с прошлым.

«Ничего такого не было, – внушал он мысленно своему сознанию и подсознанию, – не было квартирных краж и налётов на сберкассы, не было лагерей и пересылок, ничего этого со мной не было…Всё это кадры из плохо сделанных фильмов».

Старости Щюра не чувствовал, хоть шевелюра и настоящие, а не приклеенные усы поседели. Он просто знал, что всё у него ещё впереди, и он ещё напишет свою главную книгу.

А в это время Сергей Зюга, отмотав последний срок, старческой шаркающей походкой выходил из своего последнего лагеря, получив пенсию, которую ему начисляли на лицевой счёт. Сумма небольшая, но с его теперешними запросами вполне достаточная, чтобы доехать до города, где он когда-то учился в институте, стал писать стихи и был принят в союз записывателей.

– Я вернул себе свою жизнь! – выкрикнул Щюра, когда лагерь остался далеко за спиной, но споткнулся и чуть не упал на грязный асфальт. В лагере в последнее время Щюра работал библиотекарем и имел доступ к интернету, так что знал практически всё про своего подлого двойника – адрес офиса записывателей, новый домашний адрес, все его звания и регалии.

– Ты всё это отдашь мне! – твердил Щюра, лежа на боковой полке общего вагона, когда поезд мчал его к городу детства и юности…
Щюра, Моня и Мина только начали своё ежедневное застолье в офисе записывателей, когда в дверях показался морщинистый седой старик.

– Ну, здравствуй, Мюрей, – произнёс он фразу достойную плохого водевиля.

– Здравствуй, Сергей, – спокойно поздоровался Щюра, поднимаясь со своего места.

– Я не Сергей! – закричал старик, выхватывая из под куртки нож.

Словно не замечая ножа, Щюра подошёл к старику и одним ударом слеппера выбил нож, а вторым оглоушил старика ударом в висок.

– Вот и всё, – Щюра повернулся к друзьям. – Давно меня этот уголовник доставал.

Мина было попыталась что-то спросить, но, встретившись со строгим взглядом Щюры, решила промолчать.

Щюра достал из шкафа давно припасённый брезентовый мешок и бросил его на лежащего на полу старика, теперь совершенно не похожего на него.

– Надо будет убрать его, – кивнул главный записыватель Моне, и подойдя к столу, налил по полной всем троим.

– Помянем представившегося Сергея, – нарочито грустным голосом произнёс Щюра и, чокнувшись с пьяными друзьями, выпил.

Рос Эзопов, астраханский областной общественно-политический еженедельник «Факт и компромат» № 39 (698), 2016 г.