Главный местечковый записыватель Щюра в советские времена был убеждённым атеистом, но когда мировоззрение сменилось с атеистического на православное, он срочно воцерковился.

Воцерковлял Щюру батюшка Васер гуцульского происхождения, приехавший на родину Щюры вместе с гуцульским же архиепископом, сменившим своё природное униатство на более денежное православие. Батюшка Васер очень преуспел на новом месте – за год смог купить квартиру и машину, а когда гуцульского владыку отправили восвояси на гуцульщину, батюшку Васера переместили с хлебного городского прихода в глухое село. Глубоко верующий в своё личное благосостояние Васер после этого незамедлительно оставил священнический сан и занялся продуктовым бизнесом. Но тогда Щюра уже перестал верить в Бога, потому что стать депутатом ему возможно было только по партийным спискам КПРФ, местные лидеры которой недолюбливали «святош».

- Верить надо в прогресс, - заявил Щюра, когда в офисе записывателей после небольшого застолья разговор неожиданно пошёл о религии и отношении к ней творческих людей, которыми совершенно неуместно считали себя записыватели. К тому же они решили, что в данный момент явно не допили свою норму. Особенно был уверен в этом Щюра, которого домой после пьянки доставлял Моня.

- В прогресс, говоришь? – неожиданно взорвался обычно более чем спокойный Моня, - А вот Бондарев, когда совсем исписался, помолился, и неожиданно для всех написал «Горячий снег»… Ты ведь Бондарева уважаешь?

- Уважаю, - признался Щюра. – А как он молился, какой молитвой?

- Обыкновенной, еврейской, - без всякой задней мысли ответил Моня.

- Какой – еврейской?! – взорвался Щюра. – Юрий Бондарев – русский!

- Русский, русский, - улыбнулся Моня. – Вот только папа у него был народным следователем, а мама Клавдией Иосифовной… Ты чего-нибудь слышал о русских народных следователях в 1924 году?

- Иосиф – православное имя, - ещё пробовал защищаться Щюра, который одно время числился в крепких антисемитах.

- Согласен, - Моня был на коне, - Самые русские люди – это Иосиф Бродский и Иосиф Мандельштам.

- Позвольте, - очнулась от внутреннего столбняка, вызванного небольшим застольем, Мина, - но после «Горячего снега» Бондырев создал ещё как минимум семь романов…

- Я и говорю, что молитва сильная была, - улыбнулся Моня, - Наша молитва.

- Евреи владеют языком, из словокорней которого построены все языки мира, - Мину потянуло на просветительскую деятельность, - сравните русское слово «зёрнышки» и еврейско-арамейский аналог «зиръоним», «дорога» - «дорох», «там» звучит у евреев как «там», «ресницы» - «рисим», «фитиль» - «птиль», «решето» - «решет», «квашение» - «квиша»…

- Это что же, - Щюра разволновался, - Мы все – наследники евреев?

- Да, - безо всякой гордости согласилась Мина, - они подарили всему человечеству и веру в Бога, и неверие в Бога… Собственно, они подарили нам цивилизацию…

- А Пушкин? А наше всё? – Щюра чувствовал себя обворованным.

- Пушкин – потомок эфиопских евреев, - ласково, как больному, объяснила Мина, - И тебя, Щюра, это не должно особо волновать. У тебя волнистые волосы, а в лице больше семитского, чем у нас с Моней.

- Ты шутишь или по пьяной лавочке молотишь ерунду? – отчаянно цеплялся за соломинку Щюра.

- Я говорю это совершенно серьёзно, - с видом лектора общества «Знание» продолжала объяснять Мина. – Хотя выпитые алкогольные напитки придают моей речи некоторую экспрессию.

- Что мне делать? – Щюра был в ужасе от крушения всех идеалов, которые он лелеял в течение всей своей, как оказалось теперь, непутёвой жизни.

- Ходить в синаногу, - Мина объясняла, загибая свои музыкальные пальцы, - учить иврит, слетать в Израиль, чтобы прикоснуться к Стене плача и попросить всего, чего тебе хочется в этой жизни, перестать за столом недоливать нам с Моней… Вот пока и всё.

- Ты согласен с ней? – Щюра с надеждой посмотрел на Моню.

- На все сто рублей, - Моня с тоской смотрел на своего старого друга и начальника.

Щюра закрыл глаза и ушёл в себя.

Моня и Мина затихли, но говорили их глаза, искрящиеся лукавством и иронией, которым не нужны слова.

То ли Щюра подглядывал за своими друзьями-собутыльниками, то ли на него сошло озарение свыше, но когда он открыл глаза, это был уверенный в себе Щюра, а не раздавленный слизняк.

- Так, - речь его была директивной, - Даю на три бутылки и закуску, если вы скажете, что всё, что вы мне наговорили – абсолютный бред и наговоры на русскую культуру, язык и литературу…

Через некоторое время трое друзей пили не самую дорогую водку и закусывали не самой дорогой закуской.

- Вот ещё одно доказательство твоего еврейского происхождения, - вырвалось под влиянием выпивки у Мины, - Молчу, молчу… Я пошутила…

- Это евреи произошли от русских, - не слыша её, пьяно пробормотал Щюра.

Он уже был готов к транспортировке домой.

Рос Эзопов, Астраханский общественно-политический еженедельник "Факт и компромат" № 50 (610), 26.12.2014 г.