Главный местечковый записыватель Щюра с младых ногтей обладал солидным весом, превышающим норму. Тяжёлые раздумья мучили Щюру по этому поводу.
– Все великие русские поэты были стройными, – с горечью размышлял вслух научный сотрудник без научного звания, – Маяковский, Пушкин, Лермонтов, Есенин… Все стройные, подтянутые и великие… Всех убили или сами убились, а я живой и толстый…
Щюру охватило отчаяние, которое он незамедлительно заглушил стопкой водки.
За мыслями своего начальника-собутыльника с заметным интересом наблюдали Мина и Моня.
– Да пусть бы они дожили до моих лет! – неожиданно взорвался писатель и поэт, не имеющий массовых читателей и почитателей. – Посмотрел бы я на них в шестьдесят лет… Моё творчество имеет высокую оценку – ордена, медали, десятки литературных премий… А как оценили современники пушкиных да лермонтовых? Пшик, а не слава… Ни одной награды, ни одной премии литературной…
– Умирать в молодости – удел гениев, – неожиданно блеснула эрудицией Мина, – предел показал Шекспир – 52 года, а в твоём случае всё суета и «неуместных почестей почёт»…
– Ленин скончался в 53, – подхватил депутат-коммунар, ставший коммунаром, чтобы пройти в депутаты, – гений всего человечества, так сказать…
– Но раз мы уже не можем блеснуть своей молодостью, то нам надо срочно похудеть, – не обращая на коммунарские заявления Щюры, продолжила поэтесса, которой давно перевалило за 50, – я предлагаю утренние пробежки…
– Какие пробежки?! –возмутился Моня, – Я в молодости набегался, когда борьбой занимался… Набегался на всю жизнь…
– Я пробовал бегать, – заныл Щюра, – за мной собаки гонялись… А ещё я боюсь захватчиков и оккупантов земли русской – нашей с вами земли, бедная несчастная моя Пошехонь…
– Каких захватчиков?! – ахнули Моня и Мина.
– Я писал об этом лет двенадцать назад, – поморщился коммунар, – теперь я такое не пишу, потому что стал интернационалистом, но страх остался…
– Да я тоже плохо представляю, как буду бегать, – призналась Мина, – несколько лет назад я делала попытки, но после пробежек есть и выпить хотелось особенно сильно… Я стала катастрофически полнеть, так что бег пришлось бросить…
Троица записывателей выпила, подняв тост за поэта Турсун-заде, на которого одно время равнялся Щюра.
– Когда будут обнародованы итоги конкурса «Мы в XXI веке»? – поинтересовалась Мина, закусывая бутербродом с колбасой и сыром. Она устранилась от работы в жюри после того, как бегло просмотрела конкурсные произведения.
– На днях, – безо всякого энтузиазма отвечал Моня, налегающий на сало, присланное ему родственниками из Украины.
– Тебе самому не страшно от интеллектуального уровня конкурсантов? – Мина в пьяном виде любила разговоры «по душам». – Я понимаю, что мне далеко до уровня Ахмадулиной, но большинству конкурсантов прямая дорога в дурку… Мне бросилась в глаза проза некоей мадам Раздевальщиковой, где она коряво описывает свои любовные приключения с частыми беременностями с последующими выкидышами…
– Она стала лауреатом конкурса, – хмуро отметил Моня, – а ещё среди лауреатов много ненормальных старушек, пареньков, только-только шагнувших на арену полового созревания, и мужиков, которых недостаток ласки бросил за письменный стол…
– Всё не так просто, – вмешался Щюра, – конкурсы нам нужны не только как технично-беспонтовая отдача за те нехилые бабки, которые мы тянем из бюджета, но и как подтверждение того, что мы-то сами, записыватели, действительно не так уж плохо записываем… Почитав хоть мельком поэтические и прозаические «шедевры» начинающих авторов, любому чиновнику станет ясно, что мы – истинные местечковые мастера пера и всем вокруг нас в пределах отдельно взятого региона надо ещё много учиться, чтобы писать так, как пишем мы – записыватели…
– Мне запомнился один из лауреатов, – заговорил Моня, – он развивает мысли о подбородке и в прозе, и в стихах. Он считает, что подбородком можно называть исключительно подбородок, заросший бородой. Бритый подбородок уже не подбородок, а нижняя челюсть. На тему подбородка у него много разноплановых стихов… Мне запомнилось одно его четверостишие!
– Как всё это сложно, – закатила глаза Мина, – но нам, тем не менее, надо худеть, чтобы хоть здесь быть в тренде…
– Как этого достичь? – подался вперёд Моня, давно мечтающий похудеть малыми затратами сил и средств.
– Мы станем голодать, – как приговор произнесла Мина.
– Это нереально, – обрезал Щюра, – мне почти каждый день приходится вплотную общаться с нужными людьми, а это общение без выпивки не обходится…
– Переходите на «колёса», – пошутил Моня, – я могу подогнать такие таблеточки, по сравнению с которыми водяра – чаёк спитой.
– Нет, серьёзно, – не унималась Мина, – достаточно начать с небольшого голодания – в четверг последний приём пищи, а следующий – в субботу утром…
– Полтора суток?! – возмутился любитель покушать Щюра, – ты с ума сошла!
– Люди неделям голодают! – не сдавалась поэтесса, всю сознательную жизнь эксплуатирующая тему неразделённой любви.
– Да что неделями, – встрял Моня, – я слышал, что в одной области депутат худенький сорок дней голодал смертельной голодовкой, но так и не умер…
– А он похудел? – поинтересовалась Мина.
– Как был худой, таким и остался…
– Хватит! – хлопнул по столу Щюра, – мы объявляем бессрочную голодовку в связи с бедственным состоянием культуры в нашем регионе. Книжные магазины ломятся от книгопродукции отечественных и импортных графоманов, в театрах и кино пропагандируется секс и насилие, истинные деятели культуры – мы – ходят с протянутой рукой…
– В библиотеках тоже одни графоманские книжки зачитываются до дыр, а наши произведения пылятся нечитанными, – пожаловался Моня.
– Мои стихи в интернете только подружки хвалят, – чуть не плакала Мина.
– Вот поэтому мы объявляем бессрочную голодовку, – подытожил Щюра, – мы будем днём голодать, а Семячинский и Бачура в это время станут затаривать холодильник офиса выпивкой и закуской… Понятно?
– Так Бачуре доверять нельзя, он нечист на руку, украдёт что-нибудь.
– За ним Семячинский приглядит, – пояснил Щюра.
– Ага, если сам не украдёт, – засомневался осторожный Моня.
– А как же мы похудеем? – всполошилась Мина.
– Сделаем липосакцию, – успокоил её главный записыватель.
– За голодание! – прогремел очередной тост, и пьянка пошла своим привычным ходом, – до полной отключки.
AST-NEWS.ru
– Все великие русские поэты были стройными, – с горечью размышлял вслух научный сотрудник без научного звания, – Маяковский, Пушкин, Лермонтов, Есенин… Все стройные, подтянутые и великие… Всех убили или сами убились, а я живой и толстый…
Щюру охватило отчаяние, которое он незамедлительно заглушил стопкой водки.
За мыслями своего начальника-собутыльника с заметным интересом наблюдали Мина и Моня.
– Да пусть бы они дожили до моих лет! – неожиданно взорвался писатель и поэт, не имеющий массовых читателей и почитателей. – Посмотрел бы я на них в шестьдесят лет… Моё творчество имеет высокую оценку – ордена, медали, десятки литературных премий… А как оценили современники пушкиных да лермонтовых? Пшик, а не слава… Ни одной награды, ни одной премии литературной…
– Умирать в молодости – удел гениев, – неожиданно блеснула эрудицией Мина, – предел показал Шекспир – 52 года, а в твоём случае всё суета и «неуместных почестей почёт»…
– Ленин скончался в 53, – подхватил депутат-коммунар, ставший коммунаром, чтобы пройти в депутаты, – гений всего человечества, так сказать…
– Но раз мы уже не можем блеснуть своей молодостью, то нам надо срочно похудеть, – не обращая на коммунарские заявления Щюры, продолжила поэтесса, которой давно перевалило за 50, – я предлагаю утренние пробежки…
– Какие пробежки?! –возмутился Моня, – Я в молодости набегался, когда борьбой занимался… Набегался на всю жизнь…
– Я пробовал бегать, – заныл Щюра, – за мной собаки гонялись… А ещё я боюсь захватчиков и оккупантов земли русской – нашей с вами земли, бедная несчастная моя Пошехонь…
– Каких захватчиков?! – ахнули Моня и Мина.
– Я писал об этом лет двенадцать назад, – поморщился коммунар, – теперь я такое не пишу, потому что стал интернационалистом, но страх остался…
– Да я тоже плохо представляю, как буду бегать, – призналась Мина, – несколько лет назад я делала попытки, но после пробежек есть и выпить хотелось особенно сильно… Я стала катастрофически полнеть, так что бег пришлось бросить…
Троица записывателей выпила, подняв тост за поэта Турсун-заде, на которого одно время равнялся Щюра.
– Когда будут обнародованы итоги конкурса «Мы в XXI веке»? – поинтересовалась Мина, закусывая бутербродом с колбасой и сыром. Она устранилась от работы в жюри после того, как бегло просмотрела конкурсные произведения.
– На днях, – безо всякого энтузиазма отвечал Моня, налегающий на сало, присланное ему родственниками из Украины.
– Тебе самому не страшно от интеллектуального уровня конкурсантов? – Мина в пьяном виде любила разговоры «по душам». – Я понимаю, что мне далеко до уровня Ахмадулиной, но большинству конкурсантов прямая дорога в дурку… Мне бросилась в глаза проза некоей мадам Раздевальщиковой, где она коряво описывает свои любовные приключения с частыми беременностями с последующими выкидышами…
– Она стала лауреатом конкурса, – хмуро отметил Моня, – а ещё среди лауреатов много ненормальных старушек, пареньков, только-только шагнувших на арену полового созревания, и мужиков, которых недостаток ласки бросил за письменный стол…
– Всё не так просто, – вмешался Щюра, – конкурсы нам нужны не только как технично-беспонтовая отдача за те нехилые бабки, которые мы тянем из бюджета, но и как подтверждение того, что мы-то сами, записыватели, действительно не так уж плохо записываем… Почитав хоть мельком поэтические и прозаические «шедевры» начинающих авторов, любому чиновнику станет ясно, что мы – истинные местечковые мастера пера и всем вокруг нас в пределах отдельно взятого региона надо ещё много учиться, чтобы писать так, как пишем мы – записыватели…
– Мне запомнился один из лауреатов, – заговорил Моня, – он развивает мысли о подбородке и в прозе, и в стихах. Он считает, что подбородком можно называть исключительно подбородок, заросший бородой. Бритый подбородок уже не подбородок, а нижняя челюсть. На тему подбородка у него много разноплановых стихов… Мне запомнилось одно его четверостишие!
Кто брит лицом – глуп головой,
А мысли – редкая находка…
Не расставайся с бородой.
Нет бороды – нет подбородка…
– Как всё это сложно, – закатила глаза Мина, – но нам, тем не менее, надо худеть, чтобы хоть здесь быть в тренде…
– Как этого достичь? – подался вперёд Моня, давно мечтающий похудеть малыми затратами сил и средств.
– Мы станем голодать, – как приговор произнесла Мина.
– Это нереально, – обрезал Щюра, – мне почти каждый день приходится вплотную общаться с нужными людьми, а это общение без выпивки не обходится…
– Переходите на «колёса», – пошутил Моня, – я могу подогнать такие таблеточки, по сравнению с которыми водяра – чаёк спитой.
– Нет, серьёзно, – не унималась Мина, – достаточно начать с небольшого голодания – в четверг последний приём пищи, а следующий – в субботу утром…
– Полтора суток?! – возмутился любитель покушать Щюра, – ты с ума сошла!
– Люди неделям голодают! – не сдавалась поэтесса, всю сознательную жизнь эксплуатирующая тему неразделённой любви.
– Да что неделями, – встрял Моня, – я слышал, что в одной области депутат худенький сорок дней голодал смертельной голодовкой, но так и не умер…
– А он похудел? – поинтересовалась Мина.
– Как был худой, таким и остался…
– Хватит! – хлопнул по столу Щюра, – мы объявляем бессрочную голодовку в связи с бедственным состоянием культуры в нашем регионе. Книжные магазины ломятся от книгопродукции отечественных и импортных графоманов, в театрах и кино пропагандируется секс и насилие, истинные деятели культуры – мы – ходят с протянутой рукой…
– В библиотеках тоже одни графоманские книжки зачитываются до дыр, а наши произведения пылятся нечитанными, – пожаловался Моня.
– Мои стихи в интернете только подружки хвалят, – чуть не плакала Мина.
– Вот поэтому мы объявляем бессрочную голодовку, – подытожил Щюра, – мы будем днём голодать, а Семячинский и Бачура в это время станут затаривать холодильник офиса выпивкой и закуской… Понятно?
– Так Бачуре доверять нельзя, он нечист на руку, украдёт что-нибудь.
– За ним Семячинский приглядит, – пояснил Щюра.
– Ага, если сам не украдёт, – засомневался осторожный Моня.
– А как же мы похудеем? – всполошилась Мина.
– Сделаем липосакцию, – успокоил её главный записыватель.
– За голодание! – прогремел очередной тост, и пьянка пошла своим привычным ходом, – до полной отключки.
Рос Эзопов, астраханский областной общественно-политический еженедельник «Факт и компромат», №10 (720), 2017 г.
