Главный местечковый записыватель Щюра считал себя упитанным красавцем. В глубине души его немного разочаровывал собственный нос, размеры которого заметно отличались от классических, но внешне Щюра не подавал вида.
С годами нос прибавлял в размерах, подходя к пропорциям, которые в народе именовались «нос картошкой».
Долгими часами в одиночестве Щюра рассматривал свой нос, и порой ему казалось, что нос растёт на глазах. Никчёмному записывателю чудилось, что его постоянное вранье по жизни влияет на его нос, и он повторяет судьбу злополучного Пиноккио.
Щюра обращался к врачам, но те бормотали о возрастных изменениях, о неоперабельных жировиках и все как один предлагали пластическую операцию с астрономической стоимостью. За такую сумму Щюра мог потерпеть большой нос, который продолжал расти.
Тогда главный записыватель, научный сотрудник и коммунар решил обратиться к народным целителям. Первый же шарлатан в пятом поколении выдал бутылку настойки для внутреннего употребления через каждые полчаса.
– Моё средство создаёт фон, препятствующий росту любых органических образований в вашем организме, – заверил псевдонародный целитель. Настойка обошлась Щюре как породистый коньяк.
Первые два дня применения настойки нос вёл себя спокойно, но на третий день он начал стремительно увеличиваться в размерах, на глазах превращаясь в небольшой мускулистый хоботок. Ноздри, куда Щюра любил запускать свои толстые указательные пальцы, удалялись от верхней губы, прихватив с собой часть мохнатых усов.
Надо было хоть как-то объяснить влиятельным лицам и рядовой публике возникновение хоботка и его дальнейшее увеличение.
В советское время Щюра бы объяснил это новую деталь на своём лице как действие неведомой инфекции. Теперь же, в капиталистической обстановке хоботное уродство можно выдать за сглаз.
Иногда ему на улице издалека кричали: «индюк!», но Щюра почти не обижался. Он знал, что индюк не может двигать своей «соплёй», а он, главный записыватель, мог довольно быстро двигать своим хоботком во все стороны и хватать им небольшие лёгкие предметы. А хоботок постепенно превращался в хобот.
Собратья по Компартии по-разному относились к хоботу Щюры.
– В индуизм ударился? Ганешу из себя строишь? – презрительно шипели образованные члены.
– Выделываешься? – озлобленно ворчали члены попроще. – Выделиться из серой толпы желаешь?
Щюра не обращал внимания на замечания товарищей. Ведь главное для коммунара – быть чистым душой, которой на самом деле нет.
Моня и Мина всегда принимали главного записывателя таким, каков он есть. Они видели Щюру рвущимся в ряды КПСС, помнили его демократом, боровшимся с тоталитарным режимом, самозабвенным православным христианином, родовым казаком, яростным юдофобом, пугливым шовинистом, преданным ленинцем-коммунаром, да и обычным лженаучным аферистом. Хобот Щюры друзьям-собутыльникам даже понравился.
На вечерних застольях тост за хобот и его дальнейший рост стал самым популярным.
– А меня на телевидение приглашают, – похвалился однажды Щюра.
– Не ходи, – резко высказалась Мина, – ни в коем случае. Мы с Моней организуем тебе платные выступления.
– Какие выступления?! – всполошился главный записыватель.
– Простые, – улыбнулась Мина, умненькая даже в поддатом виде, – выйдешь на сцену, расскажешь о себе, почитаешь стихи и лучше чужие, а не свои. Когда тебе будут подносить цветы, бери их только хоботом… Сможешь хоботом удержать большой букет?
– Конечно, – Щюра легко поднял своей новой конечностью со стола почти полную бутылку водки.
Крылья носа Щюры располагались на кончике хобота. Они немного увеличились, так что депутат-коммунар мог брать и держать мелкие предметы – ручки, монеты, рюмки, что владелец хобота продемонстрировал своим друзьям.
– Солидно, – завистливо просипел Моня. Он завидовал славе, обрушившейся на Щюру. Раньше, когда они вдвоём шли по улице, все смотрели на Моню из-за его мощных габаритов, а теперь все прохожие не спускали глаз с Щюры.
Во властных структурах пока не знали, как реагировать на хобот, появившийся у Щюры, и выжидали, не прекращая финансирование всех книгоиздательских проектов главного записывателя, который, обнаглев до предела, издал за бюджетный счёт с откатом экономическую работу Ленина «Империализм как высшая стадия капитализма».
Позже по этому поводу инициативная группа местных депутатов партии власти устроила было расследование, но сердечный друг Белый Зуб по своим каналам нажал на резвых депутатов, увлекающихся, как выяснилось, тяжёлыми наркотиками и педофилией, и расследование быстро сдулось.
Белый Зуб вначале отнёсся к хоботу Щюры неодобрительно, предложив даже провести операцию по удалению, но после того, как Щюра нежно обнял друга хоботом за шею, смягчился.
Первое платное выступление Щюры в концертном зале прошло с фурором. Люди смотрели на Щюру с непонятным для него восторгом.
«Неужели мои стихи наконец-то нашли путь к сердцам земляков?», – с неожиданной теплотой подумалось несчастному записывателю.
Всё выяснилось после концерта.
Когда Щюра начал делиться с Миной своими ощущениями, та презрительно хмыкнула.
– Какие там стихи? – Мина скорчила немыслимую гримасу. – Я целый месяц развивала в интернете тему о том, что ты потомок бога Ганеши… Действительно, почему нельзя предположить, что индийский бог побывал в нашем городе и схлестнулся с твоей прапрапрабабушкой? И почему нельзя предположить, что ты унаследовал от Ганеши не только хобот, но и способность творить чудеса, исцеления и прочую атрибутику небожителей?
Щюра стал знаменитостью. Он уже не удивлялся, когда перед ним на улице падали на колени и пытались целовать руки.
Предприимчивый Моня наладил выпуск силиконовых хоботов, которые мог надеть себе на нос любой желающий. Но силиконовая игрушка являла собой ничтожное подобие настоящего хобота – ловкой третьей руки, которая могла помочь в любом деле.
Моня и его старые дружки из криминального мира начали поиск народного целителя, «виновного» в появлении хобота.
Как-то раз, выходя из концертного зала, Щюра увидел своих товарищей из прошлого – членов городского комитета Компартии. Они с укором смотрели на него – роскошно одетого, пахнувшего дорогим одеколоном и ещё более дорогим коньяком.
Один из членов шагнул вперёд и бросил обвинение в лицо Щюры:
– За деньги ты предал интересы партии!
– Да мне ваша партия была нужна, чтобы попасть в Думу и получать ежемесячно пятьдесят тысяч рублей, – с издевательским смехом отвечал Щюра. – Теперь мне ваша задрипанная партия и Дума занюханная не нужны – у меня и без вас всё отлично!
– Дело Сталина живёт, – грустно проговорил член, – рано или поздно мы победим и рассчитаемся с такими, как ты конформистами…
– Да рассчитывайтесь хоть сейчас, – ухмыльнулся Щюра и похлопал члена по плечу своим хоботом.
А тем временем желающих иметь хобот становилось всё больше.
Это был социальный заказ. Генетики и биологи выбивались из сил, чтобы раскрыть секрет хобота Щюры. Уже несколько раз к Щюре выходили с предложением взять у него кровь для научного анализа и исследования, но жадный записыватель заломил такую фантастическую сумму, что сделка не состоялась.
– Вы получите гораздо больше, если научитесь выращивать хоботы, – презрительно ухмылялся Щюра.
После этого разговора Щюра нанял трёх телохранителей, потому что кровь могли попытаться взять насильно.
Мина тем временем расширяла концертную деятельность с участием Щюры. Были организованы гастроли по стране, а при выгодных условиях – и за границей.
После концертов трое друзей-записывателей по старой привычке сумерничали за столом, употребляя редкие напитки и изысканные закуски.
Щюра выступал в Нидерландах, когда наконец-то нашёлся народный целитель. Он по иронии судьбы из-за постоянных неудач опустился и работал провизором в аптеке.
Моня лично доставил целителя в Амстердам, где в королевском номере бухали Щюра и Мина.
– Мне нужна твоя настойка, чтобы увеличить мой хобот, – потребовал Щюра.
– Я предполагал это и взял её с собой, – целитель, обработанный Моней, был согласен на всё, лишь бы уйти живым.
Щюра схватил бутылку с настойкой и сделал несколько хороших глотков…
На следующее утро оказалось, что хобот сморщился и стал вонять тухлятиной.
Ещё через день источник Щюриного богатства был ампутирован, оставив на жирном лице главного записывателя старый нос картошкой.
Щюра со своими собутыльниками был вынужден вернуться в родные края, чтобы продолжать тянуть деньги из бюджета как записыватель и депутат, вернувший своё депутатство за взятку тому же старпёру, который обличал его в предательстве интересов Компартии.
– Всё возвращается на круги своя! – хохотала пьяная Мина, тайно практикующая потребление палёного алкоголя в надежде вырастить себе третий глаз.
AST-NEWS.ru
С годами нос прибавлял в размерах, подходя к пропорциям, которые в народе именовались «нос картошкой».
Долгими часами в одиночестве Щюра рассматривал свой нос, и порой ему казалось, что нос растёт на глазах. Никчёмному записывателю чудилось, что его постоянное вранье по жизни влияет на его нос, и он повторяет судьбу злополучного Пиноккио.
Щюра обращался к врачам, но те бормотали о возрастных изменениях, о неоперабельных жировиках и все как один предлагали пластическую операцию с астрономической стоимостью. За такую сумму Щюра мог потерпеть большой нос, который продолжал расти.
Тогда главный записыватель, научный сотрудник и коммунар решил обратиться к народным целителям. Первый же шарлатан в пятом поколении выдал бутылку настойки для внутреннего употребления через каждые полчаса.
– Моё средство создаёт фон, препятствующий росту любых органических образований в вашем организме, – заверил псевдонародный целитель. Настойка обошлась Щюре как породистый коньяк.
Первые два дня применения настойки нос вёл себя спокойно, но на третий день он начал стремительно увеличиваться в размерах, на глазах превращаясь в небольшой мускулистый хоботок. Ноздри, куда Щюра любил запускать свои толстые указательные пальцы, удалялись от верхней губы, прихватив с собой часть мохнатых усов.
Щюра незамедлительно позвонил целителю, но тот заверил, что в начальной стадии лечения возможен небольшой рост тканей. На последующие звонки аферист не отвечал, по старому адресу его не оказалось. А нос между тем превращался в хобот, которым Щюра мог уже почёсывать уши и нажимать на нужные кнопки на телевизионном пульте.Щюра боялся показаться на людях, но необходимость вынуждала не только выходить на улицу, но и выступать перед аудиторией, и проводить приём избирателей как члену коммунарской фракции.
Надо было хоть как-то объяснить влиятельным лицам и рядовой публике возникновение хоботка и его дальнейшее увеличение.
В советское время Щюра бы объяснил это новую деталь на своём лице как действие неведомой инфекции. Теперь же, в капиталистической обстановке хоботное уродство можно выдать за сглаз.
Иногда ему на улице издалека кричали: «индюк!», но Щюра почти не обижался. Он знал, что индюк не может двигать своей «соплёй», а он, главный записыватель, мог довольно быстро двигать своим хоботком во все стороны и хватать им небольшие лёгкие предметы. А хоботок постепенно превращался в хобот.
Собратья по Компартии по-разному относились к хоботу Щюры.
– В индуизм ударился? Ганешу из себя строишь? – презрительно шипели образованные члены.
– Выделываешься? – озлобленно ворчали члены попроще. – Выделиться из серой толпы желаешь?
Щюра не обращал внимания на замечания товарищей. Ведь главное для коммунара – быть чистым душой, которой на самом деле нет.
Моня и Мина всегда принимали главного записывателя таким, каков он есть. Они видели Щюру рвущимся в ряды КПСС, помнили его демократом, боровшимся с тоталитарным режимом, самозабвенным православным христианином, родовым казаком, яростным юдофобом, пугливым шовинистом, преданным ленинцем-коммунаром, да и обычным лженаучным аферистом. Хобот Щюры друзьям-собутыльникам даже понравился.
На вечерних застольях тост за хобот и его дальнейший рост стал самым популярным.
– А меня на телевидение приглашают, – похвалился однажды Щюра.
– Не ходи, – резко высказалась Мина, – ни в коем случае. Мы с Моней организуем тебе платные выступления.
– Какие выступления?! – всполошился главный записыватель.
– Простые, – улыбнулась Мина, умненькая даже в поддатом виде, – выйдешь на сцену, расскажешь о себе, почитаешь стихи и лучше чужие, а не свои. Когда тебе будут подносить цветы, бери их только хоботом… Сможешь хоботом удержать большой букет?
– Конечно, – Щюра легко поднял своей новой конечностью со стола почти полную бутылку водки.
Крылья носа Щюры располагались на кончике хобота. Они немного увеличились, так что депутат-коммунар мог брать и держать мелкие предметы – ручки, монеты, рюмки, что владелец хобота продемонстрировал своим друзьям.
– Солидно, – завистливо просипел Моня. Он завидовал славе, обрушившейся на Щюру. Раньше, когда они вдвоём шли по улице, все смотрели на Моню из-за его мощных габаритов, а теперь все прохожие не спускали глаз с Щюры.
Во властных структурах пока не знали, как реагировать на хобот, появившийся у Щюры, и выжидали, не прекращая финансирование всех книгоиздательских проектов главного записывателя, который, обнаглев до предела, издал за бюджетный счёт с откатом экономическую работу Ленина «Империализм как высшая стадия капитализма».
Позже по этому поводу инициативная группа местных депутатов партии власти устроила было расследование, но сердечный друг Белый Зуб по своим каналам нажал на резвых депутатов, увлекающихся, как выяснилось, тяжёлыми наркотиками и педофилией, и расследование быстро сдулось.
Белый Зуб вначале отнёсся к хоботу Щюры неодобрительно, предложив даже провести операцию по удалению, но после того, как Щюра нежно обнял друга хоботом за шею, смягчился.
Первое платное выступление Щюры в концертном зале прошло с фурором. Люди смотрели на Щюру с непонятным для него восторгом.
«Неужели мои стихи наконец-то нашли путь к сердцам земляков?», – с неожиданной теплотой подумалось несчастному записывателю.
Всё выяснилось после концерта.
Когда Щюра начал делиться с Миной своими ощущениями, та презрительно хмыкнула.
– Какие там стихи? – Мина скорчила немыслимую гримасу. – Я целый месяц развивала в интернете тему о том, что ты потомок бога Ганеши… Действительно, почему нельзя предположить, что индийский бог побывал в нашем городе и схлестнулся с твоей прапрапрабабушкой? И почему нельзя предположить, что ты унаследовал от Ганеши не только хобот, но и способность творить чудеса, исцеления и прочую атрибутику небожителей?
Щюра стал знаменитостью. Он уже не удивлялся, когда перед ним на улице падали на колени и пытались целовать руки.
На концерты Щюры съезжались зрители не только со всей области, но и из других регионов.Главный записыватель выходил на сцену с бокалом красного вина в хоботе и, прихлёбывая бодрящий напиток, читал стихи, написанные Миной.
Не игрушка я, не робот,
И люблю писать стихи.
У меня хороший хобот –
Всё равно, что три руки.
Предприимчивый Моня наладил выпуск силиконовых хоботов, которые мог надеть себе на нос любой желающий. Но силиконовая игрушка являла собой ничтожное подобие настоящего хобота – ловкой третьей руки, которая могла помочь в любом деле.
Моня и его старые дружки из криминального мира начали поиск народного целителя, «виновного» в появлении хобота.
Как-то раз, выходя из концертного зала, Щюра увидел своих товарищей из прошлого – членов городского комитета Компартии. Они с укором смотрели на него – роскошно одетого, пахнувшего дорогим одеколоном и ещё более дорогим коньяком.
Один из членов шагнул вперёд и бросил обвинение в лицо Щюры:
– За деньги ты предал интересы партии!
– Да мне ваша партия была нужна, чтобы попасть в Думу и получать ежемесячно пятьдесят тысяч рублей, – с издевательским смехом отвечал Щюра. – Теперь мне ваша задрипанная партия и Дума занюханная не нужны – у меня и без вас всё отлично!
– Дело Сталина живёт, – грустно проговорил член, – рано или поздно мы победим и рассчитаемся с такими, как ты конформистами…
– Да рассчитывайтесь хоть сейчас, – ухмыльнулся Щюра и похлопал члена по плечу своим хоботом.
А тем временем желающих иметь хобот становилось всё больше.
Это был социальный заказ. Генетики и биологи выбивались из сил, чтобы раскрыть секрет хобота Щюры. Уже несколько раз к Щюре выходили с предложением взять у него кровь для научного анализа и исследования, но жадный записыватель заломил такую фантастическую сумму, что сделка не состоялась.
– Вы получите гораздо больше, если научитесь выращивать хоботы, – презрительно ухмылялся Щюра.
После этого разговора Щюра нанял трёх телохранителей, потому что кровь могли попытаться взять насильно.
Мина тем временем расширяла концертную деятельность с участием Щюры. Были организованы гастроли по стране, а при выгодных условиях – и за границей.
После концертов трое друзей-записывателей по старой привычке сумерничали за столом, употребляя редкие напитки и изысканные закуски.
Щюра выступал в Нидерландах, когда наконец-то нашёлся народный целитель. Он по иронии судьбы из-за постоянных неудач опустился и работал провизором в аптеке.
Моня лично доставил целителя в Амстердам, где в королевском номере бухали Щюра и Мина.
– Мне нужна твоя настойка, чтобы увеличить мой хобот, – потребовал Щюра.
– Я предполагал это и взял её с собой, – целитель, обработанный Моней, был согласен на всё, лишь бы уйти живым.
Щюра схватил бутылку с настойкой и сделал несколько хороших глотков…
На следующее утро оказалось, что хобот сморщился и стал вонять тухлятиной.
Ещё через день источник Щюриного богатства был ампутирован, оставив на жирном лице главного записывателя старый нос картошкой.
Щюра со своими собутыльниками был вынужден вернуться в родные края, чтобы продолжать тянуть деньги из бюджета как записыватель и депутат, вернувший своё депутатство за взятку тому же старпёру, который обличал его в предательстве интересов Компартии.
– Всё возвращается на круги своя! – хохотала пьяная Мина, тайно практикующая потребление палёного алкоголя в надежде вырастить себе третий глаз.
Рос Эзопов, астраханский областной общественно-политический еженедельник «Факт и компромат» № 45 (704), 2016 г.
