Главный местечковый записыватель Щюра дремал в своём офисе, измучавшись от безделья. Как депутат он был неинтересен избирателям, как записыватель – находился в затянувшемся поиске какой-нибудь эпохальной темы. Щюра бы выпил, но в офисе не осталось ни капли спиртного, а свои кровные Щюра тратить был не намерен.
Щюра вздрогнул от песни «Вставай, страна огромная…». Это звонил друг Мальвина.
– Зайди, – коротко бросил Мальвина – долгих разговоров он не любил, опасаясь прослушки.
Когда Щюра вошёл в кабинет Мальвины, тот читал какие-то бумаги, плотно распечатанные на принтере.
– Хочешь в Луганскую область съездить? – Мальвина поднял бесцветные глаза от бумаг.
– Там война, – заныл Щюра.
– Уже нет, – Мальвина сложил бумаги перед собой и похлопал их ладонью. – Но зато там во время Великой Отечественной война было комсомольско-молодёжное подполье в городе Краснодоне… Продержались они около полугода, разбрасывали листовки, сожгли фашистскую биржу труда и на годовщину Октября повесили в городе несколько красных знамён. Последнего подвига фрицы не заметили – у них у самих знамёна краснее некуда…Мечтали ещё ребята поднять восстание, но не успели – пришли наши и началась обычная советская жизнь… После войны их и так не вспомнили, а вот в Краснодоне живёт мужичок, мне знакомый по комсомолу, и он собрал богатейший материал по этому подполью… Что нам интересно? В организации подпольщиков состоял наш земляк, незадолго перед войной приехавший в Краснодон по распределению из нашей области… Езжай в Краснодон. Мужичок тот передаст тебе материалы, сам помотайся по Краснодону, посмотри, а потом напишешь книгу…
– Я не потяну, – насупился Щюра.
– Ты тянешь только пьянки со своими дружками – Монькой и Минкой? – взвился Мальвина. – Езжай и пиши… Издадим в твёрдой обложке, рецензии купим у Пелевина и Акунина… К юбилею своему поспеешь?
– Поспею, – был вынужден согласиться Щюра. – А как я в Краснодон попаду?
– Это не твоя забота, – хмыкнул Мальвина.
Действительно, никаких проблем не возникло. Щюра спокойно долетел самолётом «Аэрофлота» до Ростова-на-Дону, а оттуда на чумазом вертолёте неизвестной принадлежности его доставили прямиком в Краснодон.
Знакомство с Виталием – фанатом никому не известных комсомольцев-подпольщиков, живущим в частном секторе на улице Школьная, и просмотр материалов по подпольной группе начались сразу. Ни на что другое Щюра и Виталий не отвлекались. При этом пили не просыхая, сначала уничтожив все запасы самогона собственного приготовления Виталия, потом, на заморачиваясь на перегонку, выпили всю брагу, потом, не особенно выделываясь, пили самую дешёвую водку, доступную в магазинах.
Щюра с внутренним непониманием всматривался в чёрно-белые фото подпольщиков. Он бы никогда так не поступил. Что могла сделать горстка безоружных мальчишек и девчонок против профессиональных убийц?
Но внешне он восторгался подпольщиками-антифашистами.
– Солидно, – одобрял подпольщиков Щюра.
Он даже несколько тостов поднял за них.
Открылись неприятные подробности. После возвращения в Краснодон советской власти было возбуждено уголовное дело по факту сожжении фашистской биржи труда, которая временно занимала здание Дома культуры или чего-то в том роде. Потом, правда, дело замяли, но о подпольщиках больше не вспоминали, проведя перед этим несколько въедливых обысков по местам проживания всех подпольщиков на предмет обнаружения огнестрельного оружия.
– Вот и всё! – хлопнул дрожащей рукой по последней папке с документами Виталий. – Забирай и пиши свой роман…
В это время за окном частного владения Виталия началась беготня, раздали крики «бомбы!», «мины!», «сейчас рванёт!».
– Их всё время то тут, то там находят, – успокоил Виталий – бракованные украинские боеприпасы…
Он не успел договорить, потому что рвануло.
В глазах у Щюры потемнело, и он провалился в небытие.
Очнулся он, когда вокруг царила ночь.
Щюра лежал на земле, а над ним стояли двое мужчин с автоматами МР-38.
– Хенде хох, – лениво требовал один из них.
– Русише швайне, – ворчал второй и легонько пинал Щюру сапогом.
Щюра молча поднялся, чтобы разобраться с нахалами раз и навсегда. Правую руку он сжал в кулак, а левой нащупал свой сотовый, чтобы в случае опасности позвонить всесильному Мальвине.
В руках одного из наглых мужиков вспыхнул мощный электрический фонарик, луч которого упёрся в жирную и нетрезвую физиономию Щюры.
– Пьяная русская свинья, – выразил своё отношение у Щюре один из уродов, ещё не понимающий, на кого они нарвались.
– Аусвайс! – потребовал в это время другой.
«Менты!» – с ужасом подумал Щюра, вспомнив, что он на Украине и достал свою орденскую книжку.
Странные мужики с автоматами склонились над орденской книжкой, осветив её фонариком, а потом энергично заговорили на немецком.
«Хохлы совсем свихнулись, – возмутился внутренне Щюра, – фрицев набрали в полицию!»
- Ребят, отпустили бы меня, - заныл на всякий случай Щюра, - уже холодает…
- Нихт ферштейн! – закричали мужики с автоматами, развернули Щюру и начали тыкать ему в спину автоматами, - Алес, алес… Герр комендант… орднунг машен…
- Да вы чего! – закричал Щюра. – Я – депутат!
Щюра полез в карман за своим мандатом, что привело мужиков в ярость.
- Хенде хох! – хором заорали они и синхронно передернули затворы автоматов.
Когда процессия из Щюры и двух его конвоиров завернула за очередной угол, у главного записывателя, депутата и коммуниста во втором поколении подкосились ноги.
На противоположной стороне улицы красовалась ярко освещённая прожекторами Kommandantur с развивающимися на лёгком ветру красными флагами с жутковатыми свастиками. У входа дежурили часовые. На площади стояли две бронемашины. В одной из них кто-то задорно играл на губной гармошке.
На стене дома, мимо которого они шли, Щюра заметил свежую листовку с имперским орлом, вцепившимся в свастику и дату – декабрь 1942 года.
Сразу всё стало понятно и ясно.
«Главное не попасть к нашим, – совершенно трезво решил Щюра, – они не поймут орденов, выданных в 2008-2010 годах, не поймут депутатский мандат, выданный чуть попозже. Меня просто расстреляют… А вот фашисты – мистики, прагматики – меня поймут и войдут в положение… И они, как и я, не любят евреев»
Щюра решительно зашагал к комендатуре, оставив конвоиров позади.
Но Щюре всё-таки пришлось немного подождать, пока о нём доложили.
Когда Щюра зашёл в кабинет коменданта, он увидел фашистского офицера средних лет, сидящего за столом, заваленным книгами на русском языке. Толстой лежал на Тургеневе, Достоевский томился под Чеховым, Гоголь придавил собой Лескова.
– Вот – изучаю русскую душу, – улыбнулся фашист, перебирая в руках удостоверения Щюры, датированные XXI веком. – Каким ветром к нам занесло?
Фашист говорил на хорошем русском языке.
– Случайным, – отвечал Щюра.
– Я думаю, что вы не патриот? – подался вперёд фашист.
– В моём положении глупо быть патриотом, – пожал плечами Щюра.
– Мы победим? – как о чём-то повседневном поинтересовался комендант.
– Нет, – разочаровал его Щюра, – 9 мая 1945 года Германия подпишет капитуляцию… Вам надо уезжать в Аргентину или Бразилию… Учите испанский или португальский…
– Возьму на заметку, – грустно улыбнулся фашист, – простому штурмбанфюреру без особых связей это трудно сделать… А языки я знаю… Я – полиглот в некоторой степени.
Майор встал и достал из шкафчика бутылку коньяка, тарелку с нарезанным сыром и две стопки.
– За знакомство! – поднял тост комендант, которого звали Гельмут.
Знакомство перешло в застолье, а застолье в тяжёлую армейскую пьянку.
– А ты зачем в Краснодон приехал? – уже под утро спросил Гельмут, который уже перешёл на кофе, чтобы привести себя в порядок.
Безо всякой задней мысли Щюра вкратце рассказал о «Молодой гвардии» и своих планах написать о мужественных ребятах хорошую книгу в твёрдом переплёте за бюджетный счёт. Гельмут слушал внимательно и молча подливал кофе себе и Щюре.
Когда солнце бросила свои ласковые лучи на фашистские флаги, украшающие комендатуру, Гельмут и Щюра вышли на крыльцо. Часовые синхронно щелкнули каблуками, комендант задумчиво закурил французские сигареты и по-братски приобнял Щюру.
– Теперь этот город и твой, – сказал он, – давай наводить в нём порядок.
– А вон Серегей Тюленин побежал! – вскинул руку Щюра, – торопится куда-то, гад…
– Далеко не убежит, – уверенно произнёс Гельмут по-русски, а по-немецки отдал короткий приказ взять Тюленина.
У Щюры началась замечательная жизнь. Днём он помогал Гельмуту – писал листовки, потому что лучше знал народный говорок, помогал на допросах, давал советы по хозяйственным вопросам. Вечерам Гельмут учил Щюру испанскому языку, потому что друзья решили рвать когти в Аргентину…
Закончив занятие по испанскому, Гельмут и Щюра курили душистые французские сигаретки и потягивали французский же коньяк, представляя свою жизнь в Южной Америке.
Их тихий разговор прервали взрывы.
– Русская авиация! – побледнел Гельмут, он хотел ещё что-то добавить, но мощный взрыв прервал его. В глазах Щюры потемнело, и он провалился в небытие…
– Что с вами? – услышал Щюра, ещё не открывая глаз, а когда открыл, то увидел несколько озабоченных мужских и женских лиц, склонившихся над ним. – Вы не ранены?
Щюра был цел и невредим. Вокруг всё дымилось после сильного взрыва.
– У Федьки бомба в амбаре взорвалась, – объяснила пожилая женщина.
– Никто не пострадал, – добавил информации бородатый мужчина с папиросой в углу рта. – А ты где был во время взрыва?
– А я у Виталия сидел в гостях, – ответил Щюра, похолодев, вспомнив фамилию Виталия, – У Виталия Кошевого…
– У нас таких нет, – покачал головой мужик с папироской.
– Так это он после взрыва улицу вспомнил, – догадалась какая-то явно нетрезвая девушка, – у нас улица имени Олега Кошевого – комиссара «Молодой гвардии»…
Через неделю Щюра сидел в своём офисе в компании Мони и Мины. Они пили водку и разбирали почту, скопившуюся за время отсутствия Щюры.
– А это тебе, – подала Щюре письмо с иностранной маркой на конверте Мина, которая уже успела вскрыть конверт и заглянуть внутрь, – на испанском языке письмецо-то…
Щюра вынул из конверта небольшой листок бумаги и похолодел, увидев подпись: «твой Хосе».
Такое имя планировал взять себе Гельмут. Щюра тогда в 1943 году выбрал имя Педро.
Щюра молча взял почти полную бутылку водки и, не слыша возмущенных криков Мины, выпил её до дна.
Рос Эзопов, астраханский областной общественно-политический еженедельник «Факт и компромат», № 12 (670)
AST-NEWS.ru
Щюра вздрогнул от песни «Вставай, страна огромная…». Это звонил друг Мальвина.
– Зайди, – коротко бросил Мальвина – долгих разговоров он не любил, опасаясь прослушки.
Когда Щюра вошёл в кабинет Мальвины, тот читал какие-то бумаги, плотно распечатанные на принтере.
– Хочешь в Луганскую область съездить? – Мальвина поднял бесцветные глаза от бумаг.
– Там война, – заныл Щюра.
– Уже нет, – Мальвина сложил бумаги перед собой и похлопал их ладонью. – Но зато там во время Великой Отечественной война было комсомольско-молодёжное подполье в городе Краснодоне… Продержались они около полугода, разбрасывали листовки, сожгли фашистскую биржу труда и на годовщину Октября повесили в городе несколько красных знамён. Последнего подвига фрицы не заметили – у них у самих знамёна краснее некуда…Мечтали ещё ребята поднять восстание, но не успели – пришли наши и началась обычная советская жизнь… После войны их и так не вспомнили, а вот в Краснодоне живёт мужичок, мне знакомый по комсомолу, и он собрал богатейший материал по этому подполью… Что нам интересно? В организации подпольщиков состоял наш земляк, незадолго перед войной приехавший в Краснодон по распределению из нашей области… Езжай в Краснодон. Мужичок тот передаст тебе материалы, сам помотайся по Краснодону, посмотри, а потом напишешь книгу…
– Я не потяну, – насупился Щюра.
– Ты тянешь только пьянки со своими дружками – Монькой и Минкой? – взвился Мальвина. – Езжай и пиши… Издадим в твёрдой обложке, рецензии купим у Пелевина и Акунина… К юбилею своему поспеешь?
– Поспею, – был вынужден согласиться Щюра. – А как я в Краснодон попаду?
– Это не твоя забота, – хмыкнул Мальвина.
Действительно, никаких проблем не возникло. Щюра спокойно долетел самолётом «Аэрофлота» до Ростова-на-Дону, а оттуда на чумазом вертолёте неизвестной принадлежности его доставили прямиком в Краснодон.
Знакомство с Виталием – фанатом никому не известных комсомольцев-подпольщиков, живущим в частном секторе на улице Школьная, и просмотр материалов по подпольной группе начались сразу. Ни на что другое Щюра и Виталий не отвлекались. При этом пили не просыхая, сначала уничтожив все запасы самогона собственного приготовления Виталия, потом, на заморачиваясь на перегонку, выпили всю брагу, потом, не особенно выделываясь, пили самую дешёвую водку, доступную в магазинах.
Щюра с внутренним непониманием всматривался в чёрно-белые фото подпольщиков. Он бы никогда так не поступил. Что могла сделать горстка безоружных мальчишек и девчонок против профессиональных убийц?
Но внешне он восторгался подпольщиками-антифашистами.
– Солидно, – одобрял подпольщиков Щюра.
Он даже несколько тостов поднял за них.
Открылись неприятные подробности. После возвращения в Краснодон советской власти было возбуждено уголовное дело по факту сожжении фашистской биржи труда, которая временно занимала здание Дома культуры или чего-то в том роде. Потом, правда, дело замяли, но о подпольщиках больше не вспоминали, проведя перед этим несколько въедливых обысков по местам проживания всех подпольщиков на предмет обнаружения огнестрельного оружия.
– Вот и всё! – хлопнул дрожащей рукой по последней папке с документами Виталий. – Забирай и пиши свой роман…
В это время за окном частного владения Виталия началась беготня, раздали крики «бомбы!», «мины!», «сейчас рванёт!».
– Их всё время то тут, то там находят, – успокоил Виталий – бракованные украинские боеприпасы…
Он не успел договорить, потому что рвануло.
В глазах у Щюры потемнело, и он провалился в небытие.
Очнулся он, когда вокруг царила ночь.
Щюра лежал на земле, а над ним стояли двое мужчин с автоматами МР-38.
– Хенде хох, – лениво требовал один из них.
– Русише швайне, – ворчал второй и легонько пинал Щюру сапогом.
Щюра молча поднялся, чтобы разобраться с нахалами раз и навсегда. Правую руку он сжал в кулак, а левой нащупал свой сотовый, чтобы в случае опасности позвонить всесильному Мальвине.
В руках одного из наглых мужиков вспыхнул мощный электрический фонарик, луч которого упёрся в жирную и нетрезвую физиономию Щюры.
– Пьяная русская свинья, – выразил своё отношение у Щюре один из уродов, ещё не понимающий, на кого они нарвались.
– Аусвайс! – потребовал в это время другой.
«Менты!» – с ужасом подумал Щюра, вспомнив, что он на Украине и достал свою орденскую книжку.
Странные мужики с автоматами склонились над орденской книжкой, осветив её фонариком, а потом энергично заговорили на немецком.
«Хохлы совсем свихнулись, – возмутился внутренне Щюра, – фрицев набрали в полицию!»
- Ребят, отпустили бы меня, - заныл на всякий случай Щюра, - уже холодает…
- Нихт ферштейн! – закричали мужики с автоматами, развернули Щюру и начали тыкать ему в спину автоматами, - Алес, алес… Герр комендант… орднунг машен…
- Да вы чего! – закричал Щюра. – Я – депутат!
Щюра полез в карман за своим мандатом, что привело мужиков в ярость.
- Хенде хох! – хором заорали они и синхронно передернули затворы автоматов.
Когда процессия из Щюры и двух его конвоиров завернула за очередной угол, у главного записывателя, депутата и коммуниста во втором поколении подкосились ноги.
На противоположной стороне улицы красовалась ярко освещённая прожекторами Kommandantur с развивающимися на лёгком ветру красными флагами с жутковатыми свастиками. У входа дежурили часовые. На площади стояли две бронемашины. В одной из них кто-то задорно играл на губной гармошке.
На стене дома, мимо которого они шли, Щюра заметил свежую листовку с имперским орлом, вцепившимся в свастику и дату – декабрь 1942 года.
Сразу всё стало понятно и ясно.
«Главное не попасть к нашим, – совершенно трезво решил Щюра, – они не поймут орденов, выданных в 2008-2010 годах, не поймут депутатский мандат, выданный чуть попозже. Меня просто расстреляют… А вот фашисты – мистики, прагматики – меня поймут и войдут в положение… И они, как и я, не любят евреев»
Щюра решительно зашагал к комендатуре, оставив конвоиров позади.
Но Щюре всё-таки пришлось немного подождать, пока о нём доложили.
Когда Щюра зашёл в кабинет коменданта, он увидел фашистского офицера средних лет, сидящего за столом, заваленным книгами на русском языке. Толстой лежал на Тургеневе, Достоевский томился под Чеховым, Гоголь придавил собой Лескова.
– Вот – изучаю русскую душу, – улыбнулся фашист, перебирая в руках удостоверения Щюры, датированные XXI веком. – Каким ветром к нам занесло?
Фашист говорил на хорошем русском языке.
– Случайным, – отвечал Щюра.
– Я думаю, что вы не патриот? – подался вперёд фашист.
– В моём положении глупо быть патриотом, – пожал плечами Щюра.
– Мы победим? – как о чём-то повседневном поинтересовался комендант.
– Нет, – разочаровал его Щюра, – 9 мая 1945 года Германия подпишет капитуляцию… Вам надо уезжать в Аргентину или Бразилию… Учите испанский или португальский…
– Возьму на заметку, – грустно улыбнулся фашист, – простому штурмбанфюреру без особых связей это трудно сделать… А языки я знаю… Я – полиглот в некоторой степени.
Майор встал и достал из шкафчика бутылку коньяка, тарелку с нарезанным сыром и две стопки.
– За знакомство! – поднял тост комендант, которого звали Гельмут.
Знакомство перешло в застолье, а застолье в тяжёлую армейскую пьянку.
– А ты зачем в Краснодон приехал? – уже под утро спросил Гельмут, который уже перешёл на кофе, чтобы привести себя в порядок.
Безо всякой задней мысли Щюра вкратце рассказал о «Молодой гвардии» и своих планах написать о мужественных ребятах хорошую книгу в твёрдом переплёте за бюджетный счёт. Гельмут слушал внимательно и молча подливал кофе себе и Щюре.
Когда солнце бросила свои ласковые лучи на фашистские флаги, украшающие комендатуру, Гельмут и Щюра вышли на крыльцо. Часовые синхронно щелкнули каблуками, комендант задумчиво закурил французские сигареты и по-братски приобнял Щюру.
– Теперь этот город и твой, – сказал он, – давай наводить в нём порядок.
– А вон Серегей Тюленин побежал! – вскинул руку Щюра, – торопится куда-то, гад…
– Далеко не убежит, – уверенно произнёс Гельмут по-русски, а по-немецки отдал короткий приказ взять Тюленина.
У Щюры началась замечательная жизнь. Днём он помогал Гельмуту – писал листовки, потому что лучше знал народный говорок, помогал на допросах, давал советы по хозяйственным вопросам. Вечерам Гельмут учил Щюру испанскому языку, потому что друзья решили рвать когти в Аргентину…
Закончив занятие по испанскому, Гельмут и Щюра курили душистые французские сигаретки и потягивали французский же коньяк, представляя свою жизнь в Южной Америке.
Их тихий разговор прервали взрывы.
– Русская авиация! – побледнел Гельмут, он хотел ещё что-то добавить, но мощный взрыв прервал его. В глазах Щюры потемнело, и он провалился в небытие…
– Что с вами? – услышал Щюра, ещё не открывая глаз, а когда открыл, то увидел несколько озабоченных мужских и женских лиц, склонившихся над ним. – Вы не ранены?
Щюра был цел и невредим. Вокруг всё дымилось после сильного взрыва.
– У Федьки бомба в амбаре взорвалась, – объяснила пожилая женщина.
– Никто не пострадал, – добавил информации бородатый мужчина с папиросой в углу рта. – А ты где был во время взрыва?
– А я у Виталия сидел в гостях, – ответил Щюра, похолодев, вспомнив фамилию Виталия, – У Виталия Кошевого…
– У нас таких нет, – покачал головой мужик с папироской.
– Так это он после взрыва улицу вспомнил, – догадалась какая-то явно нетрезвая девушка, – у нас улица имени Олега Кошевого – комиссара «Молодой гвардии»…
Через неделю Щюра сидел в своём офисе в компании Мони и Мины. Они пили водку и разбирали почту, скопившуюся за время отсутствия Щюры.
– А это тебе, – подала Щюре письмо с иностранной маркой на конверте Мина, которая уже успела вскрыть конверт и заглянуть внутрь, – на испанском языке письмецо-то…
Щюра вынул из конверта небольшой листок бумаги и похолодел, увидев подпись: «твой Хосе».
Такое имя планировал взять себе Гельмут. Щюра тогда в 1943 году выбрал имя Педро.
Щюра молча взял почти полную бутылку водки и, не слыша возмущенных криков Мины, выпил её до дна.
Рос Эзопов, астраханский областной общественно-политический еженедельник «Факт и компромат», № 12 (670)
