Щюра и креатив
Главный местечковый записыватель Щюра не любил книги и их скопище – библиотеки. Библиотеки наглядно демонстрировали социальный статус каждой книги и её автора. Щюра понимал, что его книжки и книжечки будут потрёпаны не читателями, а собаками на свалке, где им самое место.

«Надо создать что-нибудь креативное», – думал Щюра, сидя на своём стуле-троне в офисе записывателей.

Депутат и научный сотрудник в одном лице совсем недавно узнал значение слова «креатив».

«Это оригинальное творчество, – мысленно повторил про себя Щюра, чтобы не забыть вставить новое слово в какой-нибудь значительный разговор, – это – создание чего-то очень стильного и необычного».

Щюра напрягся и начертал на случайном листе бумаги:

«Я – бездарь, я – полный дурень…»

Щюра задумался. Таких слов раньше он никогда не писал о себе, но стильными начертанные им слова не выглядели.

– Каждый человек по-своему талантлив, – вспомнил и произнёс вслух Щюра чьи-то слова и вздрогнул, когда услышал хихиканье Мины, которая, оказывается, тихо сидела на диване.

– А я про тебя и забыл, – пробормотал Щюра.

– Ты совершенно прав, – наставительно проговорила Мина. – Талант – не обязательно поэт, талантливым может быть повар, врач, портниха, даже вор-карманник… Один мой друг мог совершенно незаметно достать из кармана всё, что я туда клала… Попробуй-ка вытащить мою записную книжку из кармана жакета…

Мина встала с дивана и начала прогуливаться по офису записывателей.

Щюра поднялся со своего стула-трона и тоже стал прогуливаться независимо от Мины.

В какой-то момент их маршруты пересеклись, и в руках Щюры оказался блокнот, а заодно и какая-то мелочь.

– Вот это да! – восхитилась Мина, – если бы ты так стихи писал, то тебя на руках носили…

– Вот не знал, что плохие стихи пишу, – обиделся Щюра.

– У тебя стихи просто гениальные, – в дверях нарисовался Моня с сумками выпивки и закуски, – я тебе завидую по-хорошему…

– Ты меня хвалишь, а сам – самый лиричный поэт современности, – не остался в долгу Щюра.

– А я, значит, не туда и не сюда? – деланно обиделась Мина, у который даже нос зачесался перед надвигающейся выпивкой.

– Ты наша Ахматова и Цветаева в одном лице, – хором заявили Щюра и Моня, торопливо, но досконально разбирающие сумки.

– А мы тут о креативе рассуждали без тебя, – заговорила Мина после того как выпили по первой и затихла связанная с этим суета за столом.

– У меня все стихи креативные, – уверенно заявил Моня и, не откладывая на потом, начал читать одно из своих креативных произведений:

По реке идут баркасы.
На баркасах – молодёжь.
Там девчата точат лясы –
Хошь-не хошь, а запоёшь.

На баркасах тесно жмутся.
На баркасах все добры
И нальют по паре унций
Средь баркасной суеты.

На баркасах точат пилы.
На баркасах беготня.
На баркасах педофилы –
Разбегайся, ребятня!

– Какой же это креатив! – возмутилась Мина. – Это похабщина какая-то!

– Это – жизнь, которую я подглядел не в замочную скважину, – широко улыбнулся Моня, щедро разливая по второй. – Я не подглядывал – я там был.

– Плыл на этом странном баркасе? – презрительно процедила сквозь зубы Мина, поднимая свою стопку на уровень чокания.

– О чём мы говорим, – поморщился Щюра, – как мне стать креативным?

– Надо писать креативные стихи, – высказал своё мнение Моня.

– Он только о родине может писать и о своей родне, называя её почему-то родовой, хотя, родившись на Украине, он должен называть своих родственников риднёй, – Мина говорила о Щюра так, словно его и не было рядом.

– Не всем же быть такими талантливыми как вы, – вконец обиделся Щюра, – куда нам до вас…

– А ты бы видел как наш главный записыватель и депутат по карманам лазает, – решила сменить тему Мина, – я даже не заметила, что он у меня блокнот стырил…

– Начинающий щипач? – хмыкнул Моня. – Начинать надо было в детстве.

– Я и начинал, – застеснялся Щюра.
Оказывается, непутёвый главный записыватель в детстве прочитал роман Диккенса «Приключения Оливера Твиста» и начал самостоятельно тренироваться в мастерстве карманника. В семье маленького Щюры вечно не хватало денег, потому что отец – сержант сверхсрочной службы пропивал всю свою зарплату и большую часть зарплаты своей супруги, тоже неравнодушной к выпивке. В результате на питание Щюры денег не оставалось. Ему самому приходилось заботиться о себе. Освоив самостоятельно мастерство карманника, будущий главный записыватель шарил по карманам и сумкам в автобусах, на базаре, не брезгуя и школой, оставляя своих товарищей по партам без обеда, а учителей – без зарплаты… Подворовывал Щюра и в институте. Позже, став записывателем с помощью Мальвины – Белого Зуба, Щюра воровал из бюджета. Шнырять по карманам Щюра перестал, но навыки остались.
– Меня это сейчас не волнует, – прервал воспоминания Щюра, – сейчас на повестке креатив.

– Вот вам креатив, – заявила Миня и затянула своё старое стихотворение:

Ламбада, ламбада –
Мой танец любви.
Потрись так, как надо
О джинсы мои.

Ламбада, ламбада
И тропиков страсть.
Мой танец – что надо
И я сама – в масть.

Ламбада, ламбада.
Не надо кончать.
Здесь нет листопада.
Не видит нас мать.

Сама ведь танцует
Ламбаду всю ночь.
Её не волнует
Беспутная дочь.

– Браво! – зааплодировали поэты мужчины.

– Мне недавно попались на глаза стихи японского поэта Басё, – похвастался Моня, – я хокку написал:

Весна уходит,
Плачут педофилы,
У геев лужи под ногами.

– Да что же у тебя всё про педофилов? – возмутился Щюра. – Ты часов не стал одним из них? Надо писать о чистой любви…

– К Родине, – закончила за Щюру Мина, – у тебя с Родиной явно неудачный роман. На юбилей даже ЗАСРАКА не дали, а ведь ты – научный сотрудник…

– Без научного звания, – по-дружески подколол Моня.

– Где мне взять креатив? – волновался Щюра.

– Вот тебе кусочек креатива, – промурлыкала Мина:

Любимый мой, куда же ты пропал?
Души остыла старая печурка.
Я поняла, что ты, нахал,
Долги оставил и дочурку…

С креативом явно ничего не получалось.

– А давайте поставим нашу искусственную ёлочку? – неожиданно предложила Мина.

– В ноябре ставить ёлочку рано, – проворчал Щюра. – Впрочем, делайте, что хотите… Доставайте… Она на своём месте в ящике дивана…

Записыватели, пьяно покачиваясь, стали доставать и собирать ёлочку, которая оказалась в человеческий рост.

– А чем её украсить? – спросил Щюра, когда старые записыватели окружили искусственную ёлочку, взявшись за руки и тихо вращаясь вокруг неё в пенсионном хороводе.

– Игрушки надо купить, – не веря себе, предложила Мина.

– В министерстве культуры надо спросить, – пробурчал Щюра, – у них должны быть.

– А давайте нашими книгами украсим химическую красавицу? – выдал романтический Моня. – В шкафу все наши изданные книги есть…

– Книжечки, – поправила деловая Мина и нетвёрдой походкой направилась к шкафу ещё советского производства.

Записыватели доставали по одной книге свои издания, вспоминая, сколько срубили бюджетного бабла на каждой из них, а потом скотчем укрепляя книжечки на ёлочных лапках.
Когда нелепая работа была завершена, три старых записывателя застыли, пробитые одной мыслью: перед ними в виде развешенных на искусственной ёлочке макулатуры был итог их бездарной жизни.
Записыватели молча вернулись к столу и начали пить без тостов и глупых чоканий.

– Обойдусь без креатива, – сказал Щюра.

– Да уж, куда тебе со свиным рылом да в калашный ряд, – обнаглела совсем пьяная Мина.

– Приговор подписан и обжалованию не подлежит, – цинично пошутил обычно добродушный Моня.

Через пять минут три старых поэтических тела общим весом в три с половиной центнера креативно валялись под столом.

Рос Эзопов, астраханский областной общественно-политический еженедельник «Факт и компромат», № 46 (705), 2016 г.