«Надо создать что-нибудь креативное», – думал Щюра, сидя на своём стуле-троне в офисе записывателей.
Депутат и научный сотрудник в одном лице совсем недавно узнал значение слова «креатив».
«Это оригинальное творчество, – мысленно повторил про себя Щюра, чтобы не забыть вставить новое слово в какой-нибудь значительный разговор, – это – создание чего-то очень стильного и необычного».
Щюра напрягся и начертал на случайном листе бумаги:
«Я – бездарь, я – полный дурень…»
Щюра задумался. Таких слов раньше он никогда не писал о себе, но стильными начертанные им слова не выглядели.
– Каждый человек по-своему талантлив, – вспомнил и произнёс вслух Щюра чьи-то слова и вздрогнул, когда услышал хихиканье Мины, которая, оказывается, тихо сидела на диване.
– А я про тебя и забыл, – пробормотал Щюра.
– Ты совершенно прав, – наставительно проговорила Мина. – Талант – не обязательно поэт, талантливым может быть повар, врач, портниха, даже вор-карманник… Один мой друг мог совершенно незаметно достать из кармана всё, что я туда клала… Попробуй-ка вытащить мою записную книжку из кармана жакета…
Мина встала с дивана и начала прогуливаться по офису записывателей.
Щюра поднялся со своего стула-трона и тоже стал прогуливаться независимо от Мины.
В какой-то момент их маршруты пересеклись, и в руках Щюры оказался блокнот, а заодно и какая-то мелочь.
– Вот это да! – восхитилась Мина, – если бы ты так стихи писал, то тебя на руках носили…
– Вот не знал, что плохие стихи пишу, – обиделся Щюра.
– У тебя стихи просто гениальные, – в дверях нарисовался Моня с сумками выпивки и закуски, – я тебе завидую по-хорошему…
– Ты меня хвалишь, а сам – самый лиричный поэт современности, – не остался в долгу Щюра.
– А я, значит, не туда и не сюда? – деланно обиделась Мина, у который даже нос зачесался перед надвигающейся выпивкой.
– Ты наша Ахматова и Цветаева в одном лице, – хором заявили Щюра и Моня, торопливо, но досконально разбирающие сумки.
– А мы тут о креативе рассуждали без тебя, – заговорила Мина после того как выпили по первой и затихла связанная с этим суета за столом.
– У меня все стихи креативные, – уверенно заявил Моня и, не откладывая на потом, начал читать одно из своих креативных произведений:
По реке идут баркасы.
На баркасах – молодёжь.
Там девчата точат лясы –
Хошь-не хошь, а запоёшь.
На баркасах тесно жмутся.
На баркасах все добры
И нальют по паре унций
Средь баркасной суеты.
На баркасах точат пилы.
На баркасах беготня.
На баркасах педофилы –
Разбегайся, ребятня!
– Это – жизнь, которую я подглядел не в замочную скважину, – широко улыбнулся Моня, щедро разливая по второй. – Я не подглядывал – я там был.
– Плыл на этом странном баркасе? – презрительно процедила сквозь зубы Мина, поднимая свою стопку на уровень чокания.
– О чём мы говорим, – поморщился Щюра, – как мне стать креативным?
– Надо писать креативные стихи, – высказал своё мнение Моня.
– Он только о родине может писать и о своей родне, называя её почему-то родовой, хотя, родившись на Украине, он должен называть своих родственников риднёй, – Мина говорила о Щюра так, словно его и не было рядом.
– Не всем же быть такими талантливыми как вы, – вконец обиделся Щюра, – куда нам до вас…
– А ты бы видел как наш главный записыватель и депутат по карманам лазает, – решила сменить тему Мина, – я даже не заметила, что он у меня блокнот стырил…
– Начинающий щипач? – хмыкнул Моня. – Начинать надо было в детстве.
– Я и начинал, – застеснялся Щюра.
Оказывается, непутёвый главный записыватель в детстве прочитал роман Диккенса «Приключения Оливера Твиста» и начал самостоятельно тренироваться в мастерстве карманника. В семье маленького Щюры вечно не хватало денег, потому что отец – сержант сверхсрочной службы пропивал всю свою зарплату и большую часть зарплаты своей супруги, тоже неравнодушной к выпивке. В результате на питание Щюры денег не оставалось. Ему самому приходилось заботиться о себе. Освоив самостоятельно мастерство карманника, будущий главный записыватель шарил по карманам и сумкам в автобусах, на базаре, не брезгуя и школой, оставляя своих товарищей по партам без обеда, а учителей – без зарплаты… Подворовывал Щюра и в институте. Позже, став записывателем с помощью Мальвины – Белого Зуба, Щюра воровал из бюджета. Шнырять по карманам Щюра перестал, но навыки остались.– Меня это сейчас не волнует, – прервал воспоминания Щюра, – сейчас на повестке креатив.
– Вот вам креатив, – заявила Миня и затянула своё старое стихотворение:
Ламбада, ламбада –
Мой танец любви.
Потрись так, как надо
О джинсы мои.
Ламбада, ламбада
И тропиков страсть.
Мой танец – что надо
И я сама – в масть.
Ламбада, ламбада.
Не надо кончать.
Здесь нет листопада.
Не видит нас мать.
Сама ведь танцует
Ламбаду всю ночь.
Её не волнует
Беспутная дочь.
– Мне недавно попались на глаза стихи японского поэта Басё, – похвастался Моня, – я хокку написал:
Весна уходит,
Плачут педофилы,
У геев лужи под ногами.
– К Родине, – закончила за Щюру Мина, – у тебя с Родиной явно неудачный роман. На юбилей даже ЗАСРАКА не дали, а ведь ты – научный сотрудник…
– Без научного звания, – по-дружески подколол Моня.
– Где мне взять креатив? – волновался Щюра.
– Вот тебе кусочек креатива, – промурлыкала Мина:
Любимый мой, куда же ты пропал?
Души остыла старая печурка.
Я поняла, что ты, нахал,
Долги оставил и дочурку…
– А давайте поставим нашу искусственную ёлочку? – неожиданно предложила Мина.
– В ноябре ставить ёлочку рано, – проворчал Щюра. – Впрочем, делайте, что хотите… Доставайте… Она на своём месте в ящике дивана…
Записыватели, пьяно покачиваясь, стали доставать и собирать ёлочку, которая оказалась в человеческий рост.
– А чем её украсить? – спросил Щюра, когда старые записыватели окружили искусственную ёлочку, взявшись за руки и тихо вращаясь вокруг неё в пенсионном хороводе.
– Игрушки надо купить, – не веря себе, предложила Мина.
– В министерстве культуры надо спросить, – пробурчал Щюра, – у них должны быть.
– А давайте нашими книгами украсим химическую красавицу? – выдал романтический Моня. – В шкафу все наши изданные книги есть…
– Книжечки, – поправила деловая Мина и нетвёрдой походкой направилась к шкафу ещё советского производства.
Записыватели доставали по одной книге свои издания, вспоминая, сколько срубили бюджетного бабла на каждой из них, а потом скотчем укрепляя книжечки на ёлочных лапках.
Когда нелепая работа была завершена, три старых записывателя застыли, пробитые одной мыслью: перед ними в виде развешенных на искусственной ёлочке макулатуры был итог их бездарной жизни.Записыватели молча вернулись к столу и начали пить без тостов и глупых чоканий.
– Обойдусь без креатива, – сказал Щюра.
– Да уж, куда тебе со свиным рылом да в калашный ряд, – обнаглела совсем пьяная Мина.
– Приговор подписан и обжалованию не подлежит, – цинично пошутил обычно добродушный Моня.
Через пять минут три старых поэтических тела общим весом в три с половиной центнера креативно валялись под столом.
Рос Эзопов, астраханский областной общественно-политический еженедельник «Факт и компромат», № 46 (705), 2016 г.