Главный местечковый записыватель Щюра вёл литературные объединения не потому, что готовил смену умирающим от перепоя записывателям, а из-за совершенно неромантичного желания заработать хоть на чём-то.
В литобъединения шли в основном заторможенные школьники, у которых руки ещё не дошли до онанизма, но уже страстно сжимали ручки и карандаши, чтобы написать отчаянные стихи о любви.
– Вы премии никогда не получите за такую писанину, – повторял он детворе, – с такими стихами вам никогда не стать членами союза записывателей, а бюджет никогда на вас не раскошелится…
Ближе Щюре были патриотические излияния подрастающего поколения потомков колхозников, уже переставших играть в войнушку, но так и не научившихся богатым компьютерным играм.
Такую экспрессию и депрессию Щюра тоже не уважал, но слова «комсомол» и «школа» примиряли его с этими стихами, не свойственными его творческому окружению и ему самому.
В литературные объединения Щюры дети вначале шли неохотно, а потом вообще прекратили записываться. Так что заработки за литературную работу с учащимися были под угрозой.
Щюра ходил как в воду опущенный, даже на ежевечернем застолье не проявлял должной активности – тосты поднимали только Моня и Мина. Щюра молча чокался и пил водку как лимонад или безалкогольное пиво.
– Что с тобой? – почти ласково поинтересовалась Мина, когда Моня вышел «помыть руки», хотя после посещения туалета никогда не мыл свои верхние конечности принципиально, противясь старению кожи.
– Литературные объединения в сельских районах накрываются, – пробурчал Щюра.
– Дебилы не хотят становиться поэтами? – хмыкнула Мина. – Я через это проходила… Выход один – делиться с ними доходами.
– Как так? – не въехал Щюра, с литературными объединениями начавший работать совсем недавно, только тогда, когда ему сократили подачки из бюджета. – Как можно чем-то делиться с дебилятами с колхозных полей?
– Сам ты никогда не сможешь с ними договориться, даже если бы и очень захотел, – поморщилась Мина, – у меня есть несколько пареньков… Надо будет только оплатить им поездки по районам… Они умеют находить общий язык с молодёжью – вместо надоевшей местечковой травки они предложат весёлое разноцветье «колёс»…
– А дальше? – гнул своё Щюра, не понявший, как он будет делиться с членами литобъединений.
– А дальше ты будешь отдавать своим ученикам часть платы за проведение тренировок записывания, – цинично ухмыльнулась Мина, – а они потратят эту часть на весёлые городские «колёса», не прерывая своих опытов с местной травкой.
– Мне это не нравится, – решил поломаться Щюра.
– Нет – так нет, – Мина сделала вид, что не собирается уговаривать главного записывателя, – я тоже за правильное воспитание сельской молодёжи…
– Я совсем не против! – испугался Щюра, но Мина ободрительно сжала своей жирной рукой его жирную руку.
Во всех районах был налажен контакт с молодёжью, и литобъединения как бы возродились из пепла. Фантазия будущих записывателей очень наглядно сказалась в названиях сельских литобъединений. В двадцати районах расцвело восемь «Подснежников», семь «Васильков» и четыре «Одуванчика». Только одно литобъединение стояло особняком – его назвали «Дети Перуна». В этом объединении собрались не готы, а очень весёлые ребята. Только неимоверными усилиями Щюры из второго слова названия была убрана буква «д».
А тем временем занятия в литобъединениях проходили без посторонних.
– Ребята будут скованы, – говорил представителям районной культуры Щюра, – я-то им свой, а вы – из другого мира…
Действительно, посторонние были бы поражены литературным занятиям в объединениях.
В начале занятий Щюра раздавал членам объединения стихи, которые они должны были выучить наизусть, выдавая за свои. На эту меру Щюру пошёл из-за того, что его подопечные писали совершенно нечитабельные вирши:
Стихи для своих подопечных Щюра брал в архиве союза записывателей, где хранился огромный пласт забракованных стихов авторов, рвавшихся в своё время в творческий союз.
Старые стихи Щюра немного подновлял, вставляя в них слова и понятия современности.
Занятия в литобъединениях шли своим ходом. Члены объединений получали премии, Щюра – свою плату, которую пропивал вместе с Миной и Моней, порой забывая о несправедливости жизни, лишившей его заветного звания «Заслуженного работника культуры». Немного успокаивало только то, что «Засрака» не получили и Мина с Моней.
Всё было прекрасно, но подвели члены литобъединения «Дети Перуна».
Однажды после занятий в литобъединении Щюры будущие записыватели, сначала начитавшись муторных стихов, а потом укурившись и наглотавшись «колёс», предприняли набег на книжный магазин в райцентре, вооружившись кирпичами и палками. Ребята и девчата в новогодних масках сняли кассу магазина, похватали побольше книг с яркими обложками и были таковы.
Когда «Дети Перуна» собрались на заброшенной насосной станции и подсчитали выручку, то там оказалось бабла достаточно для приобретения трёх бутылок портвейна «777» и одной упаковки самых дешёвых чипсов. В райцентре в книжном магазине покупали в основном канцелярские товары.
Выпив вина, перуновское племя решило ограбить продуктовый магазин, чтобы взять больше денег и бухла. Вместо кирпичей и палок «Дети Перуна» прихватили на грабёж ржавые инструменты, брошенные в насосной, и обрезки труб.
Вечером в магазине было всего две продавщицы и около десятка покупателей. В кассе нашлось более пятнадцати тысяч рублей. Воодушевлённые успехом, будущие записыватели решили устроить небольшой поэтический концерт.
На прилавок забрался длинный и патлатый школьник с выбитым передним зубом. Он, отбивая такт ржавой трубой по пустому кассовому аппарату, зачитал стихотворение, возмутившее присутствующих покупателей больше, чем само ограбление:
Концерт был прерван нарядом полиции. Грабители были арестованы, но деньги и несколько ящиков водки просто испарились с места преступления.
Началось расследование.
Искали зачинщика и подстрекателя, потому что руководство полиции было уверено, что детей кто–то спровоцировал на грабёж и на асоциальные выступления.
Искать долго не пришлось. Всем было известно, что перед самым ограблением ребята занимались у городского записывателя, который при этом состоял в рядах Компартии и был очень недоволен обстановкой в стране и регионе.
Над головой Щюры нависли грозовые тучи и начали веять враждебные вихри. Ему грозило обвинение в организации террористической организации малолетних преступников, агитации восстания против государственной власти и сокрытие доходов от налогов.
Для спасения Щюры из-за границы прибыл Белый Зуб, ради дружка прервавший свой депутатский отпуск в Таиланде.
Справедливость в конце-концов восторжествовала.
Щюре выплатили из бюджета очередную литературную премию, а всю группу «Дети Перуна» по решению суда расфасовали по лагерям для малолетних преступников.
В остальных девятнадцати районах литобъединения продолжали тренироваться под руководством Щюры и его собутыльницы Мины, мечтавшей по примеру Щюры жировать на бюджетные деньги бесконтрольно и безотчётно.
AST-NEWS.ru
В литобъединения шли в основном заторможенные школьники, у которых руки ещё не дошли до онанизма, но уже страстно сжимали ручки и карандаши, чтобы написать отчаянные стихи о любви.
Тебя люблю
Больше всех
На свете я.
Ты – Люба
Моих утех,
Ты будешь
Всегда моя.
Таких стихов Щюра не одобрял и даже ругал.
– Вы премии никогда не получите за такую писанину, – повторял он детворе, – с такими стихами вам никогда не стать членами союза записывателей, а бюджет никогда на вас не раскошелится…
Ближе Щюре были патриотические излияния подрастающего поколения потомков колхозников, уже переставших играть в войнушку, но так и не научившихся богатым компьютерным играм.
Над Родиной моей беда –
На Родине идут реформы,
Моей родове никогда
Деньжат не наскрести на форму.
У руководства только понт,
А на уме брехня и взятки.
Я верю, что ударит гонг,
Настанут новые порядки.
И в школу мы тогда пойдём,
Значки наденем комсомола
И выпьем и ещё нальём
Под партой –
вот ведь в чём умора…
Такую экспрессию и депрессию Щюра тоже не уважал, но слова «комсомол» и «школа» примиряли его с этими стихами, не свойственными его творческому окружению и ему самому.
В литературные объединения Щюры дети вначале шли неохотно, а потом вообще прекратили записываться. Так что заработки за литературную работу с учащимися были под угрозой.
Щюра ходил как в воду опущенный, даже на ежевечернем застолье не проявлял должной активности – тосты поднимали только Моня и Мина. Щюра молча чокался и пил водку как лимонад или безалкогольное пиво.
– Что с тобой? – почти ласково поинтересовалась Мина, когда Моня вышел «помыть руки», хотя после посещения туалета никогда не мыл свои верхние конечности принципиально, противясь старению кожи.
– Литературные объединения в сельских районах накрываются, – пробурчал Щюра.
– Дебилы не хотят становиться поэтами? – хмыкнула Мина. – Я через это проходила… Выход один – делиться с ними доходами.
– Как так? – не въехал Щюра, с литературными объединениями начавший работать совсем недавно, только тогда, когда ему сократили подачки из бюджета. – Как можно чем-то делиться с дебилятами с колхозных полей?
– Сам ты никогда не сможешь с ними договориться, даже если бы и очень захотел, – поморщилась Мина, – у меня есть несколько пареньков… Надо будет только оплатить им поездки по районам… Они умеют находить общий язык с молодёжью – вместо надоевшей местечковой травки они предложат весёлое разноцветье «колёс»…
– А дальше? – гнул своё Щюра, не понявший, как он будет делиться с членами литобъединений.
– А дальше ты будешь отдавать своим ученикам часть платы за проведение тренировок записывания, – цинично ухмыльнулась Мина, – а они потратят эту часть на весёлые городские «колёса», не прерывая своих опытов с местной травкой.
– Мне это не нравится, – решил поломаться Щюра.
– Нет – так нет, – Мина сделала вид, что не собирается уговаривать главного записывателя, – я тоже за правильное воспитание сельской молодёжи…
– Я совсем не против! – испугался Щюра, но Мина ободрительно сжала своей жирной рукой его жирную руку.
Во всех районах был налажен контакт с молодёжью, и литобъединения как бы возродились из пепла. Фантазия будущих записывателей очень наглядно сказалась в названиях сельских литобъединений. В двадцати районах расцвело восемь «Подснежников», семь «Васильков» и четыре «Одуванчика». Только одно литобъединение стояло особняком – его назвали «Дети Перуна». В этом объединении собрались не готы, а очень весёлые ребята. Только неимоверными усилиями Щюры из второго слова названия была убрана буква «д».
А тем временем занятия в литобъединениях проходили без посторонних.
– Ребята будут скованы, – говорил представителям районной культуры Щюра, – я-то им свой, а вы – из другого мира…
Действительно, посторонние были бы поражены литературным занятиям в объединениях.
В начале занятий Щюра раздавал членам объединения стихи, которые они должны были выучить наизусть, выдавая за свои. На эту меру Щюру пошёл из-за того, что его подопечные писали совершенно нечитабельные вирши:
На болоте ходят цапли –
Мы стреляем тех цаплей,
А девчонки любят вафли
И скучают без вафлей…
Стихи для своих подопечных Щюра брал в архиве союза записывателей, где хранился огромный пласт забракованных стихов авторов, рвавшихся в своё время в творческий союз.
Старые стихи Щюра немного подновлял, вставляя в них слова и понятия современности.
…За окном река Шушу,
Но её как будто нет –
Милой я письмо пишу
И пошлю на интернет…
…По реке бревно плывёт
Из глухих таёжных мест.
Трубку Зоя не берёт –
Потеряла интерес…
Занятия в литобъединениях шли своим ходом. Члены объединений получали премии, Щюра – свою плату, которую пропивал вместе с Миной и Моней, порой забывая о несправедливости жизни, лишившей его заветного звания «Заслуженного работника культуры». Немного успокаивало только то, что «Засрака» не получили и Мина с Моней.
Всё было прекрасно, но подвели члены литобъединения «Дети Перуна».
Однажды после занятий в литобъединении Щюры будущие записыватели, сначала начитавшись муторных стихов, а потом укурившись и наглотавшись «колёс», предприняли набег на книжный магазин в райцентре, вооружившись кирпичами и палками. Ребята и девчата в новогодних масках сняли кассу магазина, похватали побольше книг с яркими обложками и были таковы.
Когда «Дети Перуна» собрались на заброшенной насосной станции и подсчитали выручку, то там оказалось бабла достаточно для приобретения трёх бутылок портвейна «777» и одной упаковки самых дешёвых чипсов. В райцентре в книжном магазине покупали в основном канцелярские товары.
Выпив вина, перуновское племя решило ограбить продуктовый магазин, чтобы взять больше денег и бухла. Вместо кирпичей и палок «Дети Перуна» прихватили на грабёж ржавые инструменты, брошенные в насосной, и обрезки труб.
Вечером в магазине было всего две продавщицы и около десятка покупателей. В кассе нашлось более пятнадцати тысяч рублей. Воодушевлённые успехом, будущие записыватели решили устроить небольшой поэтический концерт.
На прилавок забрался длинный и патлатый школьник с выбитым передним зубом. Он, отбивая такт ржавой трубой по пустому кассовому аппарату, зачитал стихотворение, возмутившее присутствующих покупателей больше, чем само ограбление:
Это только разминка.
На следующий год революция –
Каждая травинка
Изогнётся в восторге поллюции.
Мы забираем своё
И разрушаем прогнившее ваше
Весь мир покорных муравьёв
Окажется в нашей параше…
Концерт был прерван нарядом полиции. Грабители были арестованы, но деньги и несколько ящиков водки просто испарились с места преступления.
Началось расследование.
Искали зачинщика и подстрекателя, потому что руководство полиции было уверено, что детей кто–то спровоцировал на грабёж и на асоциальные выступления.
Искать долго не пришлось. Всем было известно, что перед самым ограблением ребята занимались у городского записывателя, который при этом состоял в рядах Компартии и был очень недоволен обстановкой в стране и регионе.
Над головой Щюры нависли грозовые тучи и начали веять враждебные вихри. Ему грозило обвинение в организации террористической организации малолетних преступников, агитации восстания против государственной власти и сокрытие доходов от налогов.
Для спасения Щюры из-за границы прибыл Белый Зуб, ради дружка прервавший свой депутатский отпуск в Таиланде.
Справедливость в конце-концов восторжествовала.
Щюре выплатили из бюджета очередную литературную премию, а всю группу «Дети Перуна» по решению суда расфасовали по лагерям для малолетних преступников.
В остальных девятнадцати районах литобъединения продолжали тренироваться под руководством Щюры и его собутыльницы Мины, мечтавшей по примеру Щюры жировать на бюджетные деньги бесконтрольно и безотчётно.
Рос Эзопов, астраханский областной общественно-политический еженедельник «Факт и компромат» № 42 (701), 2016 г.
