Щюра и маразм

Бессменный глава местечковых записывателей с возрастом плавно впадал в маразм. Виной этому были в числе прочего и весьма конкретные слухи об увеличении пенсионного возраста, а ведь это означало, что Щюра не увидит пенсии как ушей без зеркала…


- А ведь уши без зеркала действительно нельзя увидеть, - задумчиво проговорил Щюра, упершись своим мутным взглядом в Моню и Мину, как всегда сидевших на старом продавленном диване в офисе с вполне современной обстановкой и множеством компьютеров, которыми никто не пользовался кроме Мины, когда она находилась в адекватном состоянии, - я несколько раз пробовал – ничего не получается.


- Можно увидеть, - неожиданно для самого себя возразил Моня, - можно, если быстро повернуть голову…Уши на мгновение остаются на месте, а голова уже повернулась и один из глаз видит своё ухо…


- Какое ухо? – не понял Щюра.


- Правый глаз может увидеть правое ухо, а левый глаз – левое…


- Бред, - пробормотала Мина, - вред, след, интернет, обед, - как штатная поэтесса Мина постоянно рифмовала, - причём уши?


- Притом, что пенсию мы не увидим! – рявкнул Щюра.


- И увидим, и получим, - постаралась успокоить поэта поэтесса, которая тоже впадала в маразм, но не так быстро.


В это время заработал вызов по сотовому Мони на мелодию «Я в весеннем лесу пил берёзовый сок».


- Это моя мелодия! – загордился Щюра, - и мои слова!


- Как твои? – подняла брови Мина, - музыка Миши Ножкина, слова Жени Аграновича… Музыка была написана, когда тебе было 14 лет, а слова вообще в твой год рождения или даже раньше… Как это может быть?


- Вообще-то, - неожиданно в разговор снова вмешался Моня, - слова и музыку этой песни написал Евгений Агранович в один год… Он мой двоюродный дядя, потому и знаю…


- Значит, ты написал эту песню, едва родившись или даже ещё не родившись, - улыбнулась во все зубы Мина. – Как это могло быть?


- Во мне творит мировой дух, - совершенно серьёзно заявил Щюра.


- А как же быть с Аграновичем? – допытывалась Мина.


- Агранович – сионистский чёрный маг, - терпеливо объяснил Щюра, - Он воспользовался моим беспомощным положением и астрально обворовал меня, присвоив мою интеллектуальную собственность…


- А меня Белла Ахмадулина обворовала, - заявила Мина.


- А меня Андрей Вознесенский обокрал, - поддержал подругу Моня.


- Серьёзно? – поверил Щюра.


В ответ Моня и Мина начали петь свою песню о своём друге-начальнике:


Голый Щюра в лесу пил, вернее сосал

Не берёзовый сок, а свою же мочу

Что-то он не нашёл,

нечто он потерял

Был он очень удачлив,

а счастья не знал…

И носило его, как берёзовый лист.

Не менял города, не менял имена.

Был он раньше казак, а теперь коммунист

Пьёт хмельную мочу,

как сухого вина…


- Хватит! – сипло закричал Щюра. – На что вы расходуете свой талант?!


Моня и Мина смущенно смолкли, не допев до конца свою песню.


- Я серьёзно хочу подать в суд на Евгения Аграновича, - топнул ногой Щюра.


- Но он умер, - смущенно произнесла Мина.


- Когда? – деловито поинтересовался глава записывателей.


- Евгений Данилович Агранович скончался в 2010 году, - почти прошептала Мина.


- Какие он ещё сочинил песни? – Щюра достал из стола распечатанный текст искового заявления, куда надо было вписать данные по ответчику, претензии и сумму морального ущерба.


Мина подсела к компьютеру, и уже через несколько минут перед Щюрой лежал список из 12 песен.


- Главное – это создать прецедент, - важно провозгласил Щюра, подписывая иск.


- Я тебе подгоню важного свидетеля – с лукавой улыбкой заявила Мина, прочитав исковое заявление, - это моя хорошая знакомая белая ведунья Наталья Заморина. Она вызовет на суде дух Аграновича, который обязательно подтвердит факт твоего авторства… Ведь, как известно, духи не могут лгать…


- И вы верите, что у вас получится? – у Мони буквально глаза полезли на лоб.


- Я уверен, - отвечал Щюра, доставая сотовый, - Привет, Мальвина, - ласково заговорил главный записыватель, - выручай, дорогой…

Через месяц Щюру решением суда признали автором 12 песен Аграновича. Глава записывателей стал богаче и гораздо увереннее в себе. А наследники Аграновича дошли до Верховного суда, но проиграли и там, - у облдумовского Мальвины были хорошие связи везде.


Теперь Щюра мог подать в суд на любого писателя и поэта, произведения которого желал считать своими.


Сначала Щюра хотел завалить все суды страны своими исками, но известный сутяга и прощелыга Чурбай посоветовал более лёгкое и продуктивное решение.


Щюра стал требовать откупного с каждого живого поэта и писателя России, со всех родственников усопших талантливых создателей нетленных литературных образов, творивших на территории Российской империи и СССР. Пример с Аграновичем впечатлял, и все покорно платили Щюре.


Щюра уже не думал о пенсии и не радовался своему депутатству. Он стал очень богатым и знаменитым. Желать большего было не реально. Но потом он вспомнил о зарубежной литературе, о фильмах по произведениям американских, английских, французских, польских писателей и у него захватил дух.


Первой жертвой стал Ян Потоцкий, писатель-мистик сам напрашивался на скандал. Кто, как не этот колдун мог украсть у Щюры замысел и воплощение великого романа «Рукопись, найденная в Сорогосе»?


Всё складывалось прекрасно. Потоцкий сам напрашивался на Щюрино кидалово, но вот только всесильность Мальвины действовала исключительно на территории бывшего Союза, где коммунистический беспредел замордовал людей и сделал их ярыми врагами коммунизма его криминальных изысков.


Родственники Яна Потоцкого без особых усилий поставили на место сомнительную правозащитницу, взявшую на себя защиту юридических интересов Щюры в суде.


Потом Щюру поставили на место родственники Франца Кафки. Но эта победа здравого смысла пошла в развитие. Нобелевский комитет отказался признать Щюру автором произведений российских литераторов – лауреатов этой престижнейшей премии – Бунина, Шолохова, Пастернака и Солженицына.


Литература Россия оказалась в жёсткой изоляции. Западные издатели отказались признавать величие записывателя Щюры.


Процесс антищюризма набирал обороты – Государство Израиль взяло на себя защиту интересов родственников Евгения Аграновича и победило в Гаагском суде по правам человека.


Щюра оказался в конце концов в положении жадной и глупой старухи у разбитого корыта…


Щюры сидел в своём офисе, где он сохранил свою власть благодаря своему облдумскому Мальвине, и с непередаваемой грустью взирал на Моню и Мину, восседающих и воркующих друг с другом на своём продавленном диване.


Даже им был не интересен Щюра, как творческая личность. Они ждали от Щюры только предложений в очередной раз промочить горло по совершенно надуманным поводам, и таки дождались своего.


- А не выпить ли нам в честь 120-летия со дня рождения Сергея Александровича Есенина? – вопросил Щюра.


- Эка вспомнил! – воскликнула Мина. – У него день рождения в октябре, а теперь уже ноябрь.


- Никогда не поздно вспомнить и отметить того кто достоин этого! – настырно твердил Щюра, доставая из кармана деньги, которые Мина ловко подхватила и быстра понесла в ближайший магазин.


Уже через полчаса записыватели поднимали первые тосты за Есенина, которому они и в подмётки не годились.


Рос Эзопов, астраханский областной общественно-политический еженедельник «Факт и компромат», № 43 (653)