О том, как председатель союза записывателей решил банк ограбить
Главный местечковый записыватель Щюра, вступив в Компартию, с нетерпением ждал столетия Октября. В его больном воображении рисовались колонны демонстрантов, кумачовые флаги, транспаранты с надписями «Вся власть Советам!», сбивание со стен гербов с двуглавыми орлами, расстрелы и развешивание на столбах прежних руководителей и торжество головки Компартии, пришедшей к долгожданной денежной власти. Естественно, высокий пост занимал в мечтах и Щюра.Об этом частенько вёлся пьяный разговор на ежевечерних попойках в офисе записывателей.
– В 1917 году мы всем показали и разобрались, – вещал Щюра после очередной стопки водки, – и в 2017 покажем!
– А что вы покажете? – интересовалась ехидная Мина.
– Наш пролетарский кулак! – совсем не грозно заявлял Щюра тоненьким голоском.
Весь 2017 год Щюра ходил гоголем. Он грозил пальцем чиновникам среднего уровня, но потом приветливо жал им руки, подобострастно заглядывая в глаза и обещая написать оду по случаю.
Щюра пробовал даже создать боевую группу внутри своего отделения союза записывателей. Первым членом группы стал болезненный автор историй о подвигах разведчиков и быте советских казаков в стиле Шолохова. Другой записыватель был комиссован из армии. Он служил в мотострелковой части, где у него и поехала крыша на почве заковыристых фэнтези с обязательными графическими картинками, доводящими читателей до умоисступления. Команду украсили бывшие милиционеры-пенсионеры, выдающие себя за потомственных казаков.
Когда дело дошло до боевой подготовки, началась примитивная пьянка, закончившаяся вялой дракой.
– Пролетарии всех стран, объединяйтесь! – дохнул в лица соратников не проходящим перегаром Щюра, когда все немного успокоились, – мы должны готовиться к жестоким боям за победу социалистического труда.
– Это неактуальный лозунг, – поправил самоназначенного вождя редактор печатного органа Слесарёв, ставший недавно записывателем, – ныне в рядах Компартии кто угодно, но только не пролетарии… Люмпенов полно, а пролетарии, если они при деле, зарабатывают так, что им протестовать не выгодно.
– А что тогда делать? – сдал позиции Щюра.
– Экспроприацией надо заняться, – по-деловому сплюнул плешивый Слесарёв, – банк надо брать.
– Но там охрана, – голосок у Щюры задрожал, – и это противозаконно…
– И это говорит коммунар? – пожал плечами Слесарёв, который имел в активе недавнюю уголовную статью за оскорбление работников правопорядка и две книжечки примитивных наездов на существующий строй, где связкой слов в предложениях работало быдляцкое «блин», заменявшее бывшему учителю привычную ему нецензурную лексику.
– Это шутка, – Щюра снисходительно похлопал Слесарёва по нижней части спины, – я ничего не боюсь. Я избил столько людей, что тебе и не снилось.
Революционеры решили брать Сельхозинвестсемейный банк.
– Мне – половину выручки, – безапелляционно заявил Щюра, – я укрепляю культуру и защищаю русский язык.
– Нам тоже надо защищать и укреплять, – возразил Слесарёв, – все средства пойдут на революцию и закуп оружия.
– А ведь у нас нет оружия! – всполошились записыватели. – С чем мы пойдём грабить банк?
– Булыжник – оружие пролетариата! – рявкнул Слесарёв. – А у нас есть стулья.
С этими словами журналист и записыватель в одном бабьем лице сломал пару стульев и вооружил ножками этих стульев революционный отряд, члены которого были обряжены в майки-алкоголички в соответствии с представлениями Слесарёва о прекрасном.
Все эти приготовления оказались напрасными, – Сельхозинвестсемейный банк не работал.Делать было нечего, и записыватели с надеждой смотрели на Щюру, но тот не был намерен тратить деньги на малосимпатичных ему людей.
– Прощайте, товарищи, – объявил главный записыватель, – мне в офисе надо ещё поработать.
Щюра боязливо шагал по тёмным улицам города, который так и не стал ему по-настоящему родным. Слишком много у него было здесь врагов, готовых не только плюнуть в жирное усатое лицо, но – того хуже – и ударить, что было бы полнейшим безобразием…
И вот Октябрь наступил.
6 ноября намечался митинг. Щюра много ждал от этого мероприятия. Он заготовил несколько отличных стихов и пару выступлений, призывающих если не на баррикады, то хотя бы к мощным манифестациям.
Он представил, как размахивая руками, читает эпохальные строки:
Товарищи, мы что-то тянем.
Пора вперёд вести народ.
Опять Семнадцатый, Октябрь.
Проснись, товарищ, и вперёд!
Нельзя было исключить той возможности, что всех участников митинга разгонят ещё до его начала или на митинг вообще никто не придёт, потому что погода выдалась пасмурная, а старичьё из обкома Компартии страдало ревматизмом и гипертонией.
Когда митинг начался, перед памятником Ильичу собралось человек пятьдесят партийного народа. Столько же примерно было и правоохранителей, смотрящих за порядком.
Выступать на таком малочисленном митинге было унизительно для главного записывателя, но не выйдя на митинг, он терял возможность блеснуть на концерте, посвящённом славному юбилею.Когда до конца митинга оставалось не более пяти минут, Щюра подбежал к митингующим и ещё издалека прокричал:
– С праздником, товарищи! Поздравляю со столетием Великого Октября!
Никто не ответил Щюре, а когда он хотел встать плечом к плечу с товарищами, от него демонстративно отодвинулись, а кто-то тихо, но отчётливо произнёс нехорошее слово «провокатор».
Щюра ожидал всего, но только не этого.
– Товарищи, в чем дело? – тоже тихо, чтобы не сорвать митинг, спросил бывший секретарь горкома.
– Группу наших товарищей во главе со Слесарёвым задержала полиция, после того как ты покинул их. Товарищи даже не успели сбросить ножки от стульев, – доложил Щюре один из секретарей обкома, – кто мог на них настучать кроме тебя?
– Это случайность, товарищи, – застонал Щюра, понимая, что его теперь могут лишить депутатского мандата, – я вчера ни на кого не стучал, я даже со своим куратором не встречался.
Митинг между тем закончился, и все поплелись в сторону концертного зала. Щюра двинулся туда же, но ему пришлось идти одному. Никто не хотел оказаться с ним рядом.
Всё это было до невозможности убого и разительно отличалось от того, чего ожидал Щюра.
Новый Великий Октябрь не состоялся.
Щюра решительно свернул в сторону офиса записывателей – там у него была заначка из двух бутылок коньяка.
Щюра шёл, многократно повторяя «не больно и надо» и про куцый митинг, и про концерт, в котором ему не пришлось поучаствовать, и про несостоявшуюся революцию.
Неожиданно Щюру кто-то хлопнул по спине. Главный записыватель вжал голову в плечи, готовый к самым жестоким ударам, но голос Мины привёл его в полный порядок.
– Пошли пить за революцию духа.
– Я с вами! – впервые за этот день Щюра был по-настоящему счастлив, и таким счастьем стала грядущая грандиозная пьянка.
Рос Эзопов, астраханский областной общественно- политический еженедельник «Факт и компромат», № 45 (755), 2017 г.
