Главный местечковый записыватель Щюра за границей был только в советское время. Тогда он по путёвкам посещал страны социалистического лагеря. Страны эти он помнил смутно, потому что больше всего интересовался местными крепкими напитками. В Польше – водкой «Выборова», в Венгрии – водкой «Палинкой», в Болгарии – водкой «Ракией». Но всё равно его тянуло за границу – ведь каждая такая поездка повышала социальный статус.
В капиталистическое время у Щюры было достаточно денег, чтобы ездить по зарубежным странам хоть каждый месяц, но душила жаба жадности и не хотелось светить свои истинные финансовые возможности.
– Антинародный режим не выпускает меня за пределы страны, – говорил он придурковатым членам своего отделения союза записывателей, – боятся, что останусь за кордоном…
Никому за бугром Щюра и задаром был не нужен, но такие слова согревали мелкую душонку.
Надо было представить возмущение Щюры, когда он узнал, что из местного обкома Компартии с делегацией в Китай посылается какой-то задрипанный член Слесарев, а не он – глава местечковых записывателей.
– Да они с ума сошли! – кричал в сотовый Щюра, докладывая своему дружку Белому Зубу о вопиющей несправедливости.
– Я разберусь, – пообещал верный и влиятельный друг.
На следующий день Щюру вызвали в обком Компартии.
– В Пекине, столице Китая, будет проходить научный семинар, – объяснили Щюре ответственные товарищи в обкоме, – семинар будет посвящён философской работе Ленина «Материализм и эмпириокритицизм»… Вы изучали эту работу Ильича?
– А как же, – заёрзал на стуле Щюра, – в институте проходили… Зачёт сдал, как положено…
– Мы боимся, что вы опозорите нашу партийную организацию перед товарищами из нашего ЦК и перед китайскими товарищами…
– Я издал 57 книг прозы, публицистики, собственных стихов и стихотворных переводов! – взвился Щюра, – а вы меня пугаете каким-то семинаром!
Вечером Щюра хвастался перед Моней и Миной предстоящей поездкой.
– А я на Святой земле в пьяном виде валялась, – совершенно серьёзно заявила Мина, – у друзей, живущих в Иерусалиме, налакалась… У них во дворе дома садик маленький. Вот там я и отлёживалась на Святой земле…
После этого Щюре крыть было нечем, но его поддержал Моня.
– А я только в Китае и не был, – сказал большой лирический поэт Моня, а в прошлом бизнесмен, хронически не плативший налогов, но спавший достаточно крепко благодаря Белому Зубу, – у меня поэтому с прежних времён завалялось несколько тысяч юаней, бери, может пригодятся… Только водку китайскую не пей – они её, я слышал, даже из говна гонят…
Пока пили, всезнающая Мина рассказывала о Ленине, который писал так много, что сам забывал то, что писал раньше.
– За несколько лет до Великого Октября Ленин, к примеру, – рассказывала с увлечением Мина, – писал, что оружие у населения страны – это гарантия демократии, а после ВОСР распоряжался, чтобы за хранение оружия расстреливали беспощадно…
– Ты мне скажи лучше о том, что такое эмпириокритицизм, – допытывался Щюра, – и с чем его едят…
– Критика опыта, – почти не задумалась Мина и сразу выпила, как бы подтверждая свою правоту делом.
Прилетел Щюра в Пекин утром и был поражён духотой и смогом. Но особенно нигде мотаться Щюра и не собирался.
«Вот только в мавзолей Мао Дзэдуна схожу, – думал Щюра в то время как их группу из России рассаживали в автобус для перевозки к месту проведения семинара, – да за водочкой слетаю…»
За окном автобуса проплывала столица КНР – Пекин, жители которого занимались тай цзицуань, спешили в магазины, на работу и занимать очередь в мавзолей Мао.
«Только бы про Мао не забыть», – с напряжением думал главный записыватель, ища глазами вино-водочные магазины за окном автобуса.
В гостинице было прохладно и солидно во всех отношениях.
– Здесь проживают руководители партии из провинций, – объяснил переводчик, – директоры крупных заводов и колхозов… Ведите себя хорошо, чтобы не перевели в гостиницу, где проживают рабочие и колхозники…
Щюра пропустил это предупреждение мимо ушей.
– А когда начнётся семинар? – поинтересовался он.
– Семинар начнётся завтра с утра, – улыбнулся переводчик, – сейчас можно гулять по городу…
После прохлады гостиницы улица придавила духотой и жарой.
– Байцзю? – спросил Щюра первого встречного китайского мужика.
Мужик остановился, с удивлением посмотрел на Щюру и двинулся дальше.
Щюра сверился с бумажкой, где было записано произношение слова водка по-китайски, и бросился к следующему прохожему.
– Шоп, – говорил Щюра, зная, что так называется магазин по-английски, – Байцзю купить!
Скоро на улице вокруг Щюры собралась небольшая толпа. Все показывали на Щюру мизинцами.
«Какие деликатные люди», – умилился Щюра, не подозревая, что это жест презрения.
Наконец Щюре попался молодой прилично одетый китаец, знающий английский и русский в достаточной мере, чтобы общаться.
– Шито ви ищите? – переспросил Китаец.
– Мне водку надо купить, – заявил Щюра.
– Водка люшшепокюпатьво магазине, – важно посоветовал китаец.
– А мне в магазин и надо! – чуть не прыгал Щюра.
– Поидёмте. Я покажу, – китаец рукой показал направление.
Магазин поразил воображение Щюры. Такого обилия и разнообразия он и не представлял себе.
– Байцзю! – бросился Щюра к прилавку и показал продавцу три пальца. Именно столько он хотел приобрести бутылок водки, но, подумав, показал пять пальцев.
Продавец выставил перед Щюрой пять солидных керамических графинов в богатой упаковке и что-то торжественно прощебетал.
Щюра молча выложил перед ним половину своих денег, но продавец взял себе только часть.
Закуску Щюре покупать было не надо – он взял с собой несколько палок полукопчёной колбасы и пару буханок хлеба.
Когда он выходил из магазина с полиэтиленовым пакетов, набитым водкой, все показывали на него мизинцами.
Дорогу назад к гостинице Щюра помнил прекрасно.
Добравшись до своего номера, он закрыл за собой дверь, разделся до трусов, включил телевизор и начал бухать, даже не порезав хлеб и колбасу. Он пил и закусывал, отхватывая колбасу от палки крепкими вставными зубами и жевал отломанный от буханки хлеб.
Водка оказалась хорошей.
«Мало взял, – качал головой Щюра, приканчивая уже четвёртую бутылку, – придётся бежать в магазин…»
На этой мысли Щюра и отключился.
Проснулся Щюра на мокрой постели за полчаса до начала семинара.
В дверь стучали – от этого стука Щюра и пробудился от тяжёлого сна, в котором бегал по магазину с полными сумками водки, стараясь не замечать китайцев, показывающих на него мизинцами.
– Кто там? – спросил Щюра, добравшись до двери.
– Семинар! – кричал за ней переводчик. – Все ждут в автобусе только вас!
Щюра молча открыл дверь и направился в ванную чистить зубы и умываться.
Через некоторое время в ванную ворвался переводчик.
– Вот, выпейте, – совал он в рот Щюре зелёную пилюлю, – похмелье как рукой снимет… Ну, вы даёте… У нас вчера была культурная программа, ходили в китайскую оперу, потом дегустировали китайскую кухню…
Семинар начался с того, что китайские товарищи из Центра изучения мирового социализма спели песню «Комсомольцы-добровольцы» на китайском языке.
А потом докладчики из китайского центра начали свои доклады.
В ушах Щюры торчали наушники, по которым шёл перевод докладов, но главный записыватель ничего не слышал. В сознании и подсознании билось только одно слово – Байцзю…
После китайских товарищей начали выступать товарищи из ЦК Компартии Щюры. Они умело доказывали гениальность Ленина, как великого философа, теоретика и практика марксизма и зачинателя ленинизма.
Выступления шли на ура.
Под конец настала очередь Щюры. Перед выступлением перечислили все его должности, все награды, все издательства, в которых он за бюджетный счёт издавал свою галиматью, все литературные премии, которыми он награждал себя…
Щюра солидно занял место за трибуной.
– До меня много говорили и это хорошо, – начал выступление депутат и член Компартии, - я, как поэт принимаю Ленина не головой, а сердцем… Ленин – это наше всё! Без Ленина нам никуда… «Материализм и эмпириокритицизм» – это чёткая работа Ильича. Не прибавить, не убавить… Как говорится: критика с позиции опыта… А опыт-то Ильича говорит: «Учение Маркса всесильно потому, что оно верно». Что тут возразить? Вот поэтому, когда Ильича нет с нами, но остаются с нами его великие произведения, мы может смело сказать: «Учение Ленина верно, потому оно истинно». Слава Ленину! Слава нашей Компартии! Слава компартии Китая!
Это был триумф, но в номере гостиницы Щюру после этого триумфа ждала беда в лице нескольких серьёзных мужчин в форме и цивильных костюмах.
– Вчера в магазине вы вручили продавцу фальшивые юани, – встал навстречу Щюре китаец в цивильном костюме. Он говорил на безупречном русском.
– Это не мои деньги! – закричал перепуганный Щюра, – Мне их Моня дал… Могу продиктовать его адрес и номер сотового…
– Мы сразу поняли, что это дикая случайность, – успокоил цивильный китаец, – эта история будет забыта, если мы с вами подпишем соглашение о сотрудничестве…
В этот же день Щюра улетал из Китая, став двойным агентом.
Вечером в день возвращения домой трое друзей-записывателей собрались в своём офисе.
– Видел Мао? – бросилась к Щюре Мина.
– Не удалось, – поморщился Щюра.
– А байцзю пил? – в свою очередь поинтересовался Моня.
– Мы сейчас все вместе сможем оценить этот напиток, – Щюра сдёрнул со стола платок, под которым красовалось семь бутылок байцзю – щедрый подарок китайских спецслужб своему новому секретному сотруднику.
Рос Эзопов, астраханский областной общественно-политический еженедельник «Факт и компромат», № 34 (693)
AST-NEWS.ru
В капиталистическое время у Щюры было достаточно денег, чтобы ездить по зарубежным странам хоть каждый месяц, но душила жаба жадности и не хотелось светить свои истинные финансовые возможности.
– Антинародный режим не выпускает меня за пределы страны, – говорил он придурковатым членам своего отделения союза записывателей, – боятся, что останусь за кордоном…
Никому за бугром Щюра и задаром был не нужен, но такие слова согревали мелкую душонку.
Надо было представить возмущение Щюры, когда он узнал, что из местного обкома Компартии с делегацией в Китай посылается какой-то задрипанный член Слесарев, а не он – глава местечковых записывателей.
– Да они с ума сошли! – кричал в сотовый Щюра, докладывая своему дружку Белому Зубу о вопиющей несправедливости.
– Я разберусь, – пообещал верный и влиятельный друг.
На следующий день Щюру вызвали в обком Компартии.
– В Пекине, столице Китая, будет проходить научный семинар, – объяснили Щюре ответственные товарищи в обкоме, – семинар будет посвящён философской работе Ленина «Материализм и эмпириокритицизм»… Вы изучали эту работу Ильича?
– А как же, – заёрзал на стуле Щюра, – в институте проходили… Зачёт сдал, как положено…
– Мы боимся, что вы опозорите нашу партийную организацию перед товарищами из нашего ЦК и перед китайскими товарищами…
– Я издал 57 книг прозы, публицистики, собственных стихов и стихотворных переводов! – взвился Щюра, – а вы меня пугаете каким-то семинаром!
Вечером Щюра хвастался перед Моней и Миной предстоящей поездкой.
– А я на Святой земле в пьяном виде валялась, – совершенно серьёзно заявила Мина, – у друзей, живущих в Иерусалиме, налакалась… У них во дворе дома садик маленький. Вот там я и отлёживалась на Святой земле…
После этого Щюре крыть было нечем, но его поддержал Моня.
– А я только в Китае и не был, – сказал большой лирический поэт Моня, а в прошлом бизнесмен, хронически не плативший налогов, но спавший достаточно крепко благодаря Белому Зубу, – у меня поэтому с прежних времён завалялось несколько тысяч юаней, бери, может пригодятся… Только водку китайскую не пей – они её, я слышал, даже из говна гонят…
Пока пили, всезнающая Мина рассказывала о Ленине, который писал так много, что сам забывал то, что писал раньше.
– За несколько лет до Великого Октября Ленин, к примеру, – рассказывала с увлечением Мина, – писал, что оружие у населения страны – это гарантия демократии, а после ВОСР распоряжался, чтобы за хранение оружия расстреливали беспощадно…
– Ты мне скажи лучше о том, что такое эмпириокритицизм, – допытывался Щюра, – и с чем его едят…
– Критика опыта, – почти не задумалась Мина и сразу выпила, как бы подтверждая свою правоту делом.
Прилетел Щюра в Пекин утром и был поражён духотой и смогом. Но особенно нигде мотаться Щюра и не собирался.
«Вот только в мавзолей Мао Дзэдуна схожу, – думал Щюра в то время как их группу из России рассаживали в автобус для перевозки к месту проведения семинара, – да за водочкой слетаю…»
За окном автобуса проплывала столица КНР – Пекин, жители которого занимались тай цзицуань, спешили в магазины, на работу и занимать очередь в мавзолей Мао.
«Только бы про Мао не забыть», – с напряжением думал главный записыватель, ища глазами вино-водочные магазины за окном автобуса.
В гостинице было прохладно и солидно во всех отношениях.
– Здесь проживают руководители партии из провинций, – объяснил переводчик, – директоры крупных заводов и колхозов… Ведите себя хорошо, чтобы не перевели в гостиницу, где проживают рабочие и колхозники…
Щюра пропустил это предупреждение мимо ушей.
– А когда начнётся семинар? – поинтересовался он.
– Семинар начнётся завтра с утра, – улыбнулся переводчик, – сейчас можно гулять по городу…
После прохлады гостиницы улица придавила духотой и жарой.
– Байцзю? – спросил Щюра первого встречного китайского мужика.
Мужик остановился, с удивлением посмотрел на Щюру и двинулся дальше.
Щюра сверился с бумажкой, где было записано произношение слова водка по-китайски, и бросился к следующему прохожему.
– Шоп, – говорил Щюра, зная, что так называется магазин по-английски, – Байцзю купить!
Скоро на улице вокруг Щюры собралась небольшая толпа. Все показывали на Щюру мизинцами.
«Какие деликатные люди», – умилился Щюра, не подозревая, что это жест презрения.
Наконец Щюре попался молодой прилично одетый китаец, знающий английский и русский в достаточной мере, чтобы общаться.
– Шито ви ищите? – переспросил Китаец.
– Мне водку надо купить, – заявил Щюра.
– Водка люшшепокюпатьво магазине, – важно посоветовал китаец.
– А мне в магазин и надо! – чуть не прыгал Щюра.
– Поидёмте. Я покажу, – китаец рукой показал направление.
Магазин поразил воображение Щюры. Такого обилия и разнообразия он и не представлял себе.
– Байцзю! – бросился Щюра к прилавку и показал продавцу три пальца. Именно столько он хотел приобрести бутылок водки, но, подумав, показал пять пальцев.
Продавец выставил перед Щюрой пять солидных керамических графинов в богатой упаковке и что-то торжественно прощебетал.
Щюра молча выложил перед ним половину своих денег, но продавец взял себе только часть.
Закуску Щюре покупать было не надо – он взял с собой несколько палок полукопчёной колбасы и пару буханок хлеба.
Когда он выходил из магазина с полиэтиленовым пакетов, набитым водкой, все показывали на него мизинцами.
Дорогу назад к гостинице Щюра помнил прекрасно.
Добравшись до своего номера, он закрыл за собой дверь, разделся до трусов, включил телевизор и начал бухать, даже не порезав хлеб и колбасу. Он пил и закусывал, отхватывая колбасу от палки крепкими вставными зубами и жевал отломанный от буханки хлеб.
Водка оказалась хорошей.
«Мало взял, – качал головой Щюра, приканчивая уже четвёртую бутылку, – придётся бежать в магазин…»
На этой мысли Щюра и отключился.
Проснулся Щюра на мокрой постели за полчаса до начала семинара.
В дверь стучали – от этого стука Щюра и пробудился от тяжёлого сна, в котором бегал по магазину с полными сумками водки, стараясь не замечать китайцев, показывающих на него мизинцами.
– Кто там? – спросил Щюра, добравшись до двери.
– Семинар! – кричал за ней переводчик. – Все ждут в автобусе только вас!
Щюра молча открыл дверь и направился в ванную чистить зубы и умываться.
Через некоторое время в ванную ворвался переводчик.
– Вот, выпейте, – совал он в рот Щюре зелёную пилюлю, – похмелье как рукой снимет… Ну, вы даёте… У нас вчера была культурная программа, ходили в китайскую оперу, потом дегустировали китайскую кухню…
Семинар начался с того, что китайские товарищи из Центра изучения мирового социализма спели песню «Комсомольцы-добровольцы» на китайском языке.
А потом докладчики из китайского центра начали свои доклады.
В ушах Щюры торчали наушники, по которым шёл перевод докладов, но главный записыватель ничего не слышал. В сознании и подсознании билось только одно слово – Байцзю…
После китайских товарищей начали выступать товарищи из ЦК Компартии Щюры. Они умело доказывали гениальность Ленина, как великого философа, теоретика и практика марксизма и зачинателя ленинизма.
Выступления шли на ура.
Под конец настала очередь Щюры. Перед выступлением перечислили все его должности, все награды, все издательства, в которых он за бюджетный счёт издавал свою галиматью, все литературные премии, которыми он награждал себя…
Щюра солидно занял место за трибуной.
– До меня много говорили и это хорошо, – начал выступление депутат и член Компартии, - я, как поэт принимаю Ленина не головой, а сердцем… Ленин – это наше всё! Без Ленина нам никуда… «Материализм и эмпириокритицизм» – это чёткая работа Ильича. Не прибавить, не убавить… Как говорится: критика с позиции опыта… А опыт-то Ильича говорит: «Учение Маркса всесильно потому, что оно верно». Что тут возразить? Вот поэтому, когда Ильича нет с нами, но остаются с нами его великие произведения, мы может смело сказать: «Учение Ленина верно, потому оно истинно». Слава Ленину! Слава нашей Компартии! Слава компартии Китая!
Это был триумф, но в номере гостиницы Щюру после этого триумфа ждала беда в лице нескольких серьёзных мужчин в форме и цивильных костюмах.
– Вчера в магазине вы вручили продавцу фальшивые юани, – встал навстречу Щюре китаец в цивильном костюме. Он говорил на безупречном русском.
– Это не мои деньги! – закричал перепуганный Щюра, – Мне их Моня дал… Могу продиктовать его адрес и номер сотового…
– Мы сразу поняли, что это дикая случайность, – успокоил цивильный китаец, – эта история будет забыта, если мы с вами подпишем соглашение о сотрудничестве…
В этот же день Щюра улетал из Китая, став двойным агентом.
Вечером в день возвращения домой трое друзей-записывателей собрались в своём офисе.
– Видел Мао? – бросилась к Щюре Мина.
– Не удалось, – поморщился Щюра.
– А байцзю пил? – в свою очередь поинтересовался Моня.
– Мы сейчас все вместе сможем оценить этот напиток, – Щюра сдёрнул со стола платок, под которым красовалось семь бутылок байцзю – щедрый подарок китайских спецслужб своему новому секретному сотруднику.
Рос Эзопов, астраханский областной общественно-политический еженедельник «Факт и компромат», № 34 (693)
