Главный местечковый записыватель Щюра понимал, что предстоящие выборы, в которых он собирался поучаствовать, - последние в его жизни. Это была последняя попытка выбиться в люди, и получать за просто так депутатские 50 тысяч рублей на «канцелярские расходы».
Оппонентов и журналистов Щюра не боялся. У него было заготовлено несколько резких ответов на любой вопрос, способных отбить охоту опять задавать вопросы.
«Меня не надо учить заниматься сексом!» - ответ предназначался женщинам. «Ленин с Мартовым ещё сто лет назад ответили на этот вопрос», - так он был готов отвечать всем мужчинам-оппонентам и журналистам.
Но даже самые задиристые по жизни журналисты и не желали связываться с Щюрой. Они знали, что Щюра всегда готов подать иск в суд. У него в столе, по информации, полученной от Мины, лежали заранее заготовленные иски о защите чести и достоинства и возмещении крупного морального ущерба.
Иски Щюра выигрывал всегда, потому что облдумовский Мальвина перед заседанием районного суда звонил председателю облсуда и просил помочь Щюре, и тот в свою очередь давал указание соответствующей судье зачморить, затроллить и опусить всех противников Щюры. По ходу суда, если даже при таком раскладе судья не была совсем уверена, что рассматривамый газетный материал нарушил честь Щюры, вызывался ещё один сердечный друг Щюры – специалист по филологии, способный найти оскорбительность даже в слове «привет».
Становилось неинтересно жить. Щюра скучал, хотя и аккуратно посещал митинги компартии, клеймившей позором антинародный режим…
Тем временем в офис записывателей ввалились Моня и Мина.
- А тебя двойник появился! – с порога заявила Мина Щюре.
- Как двойник?! – вспыхнул главный записыватель.
- Художник, который не рисует, - хитренько улыбаясь, доложила Мина, - Создаёт только мысленную концепцию художественного образа, а на бумаге, холсте или в бронзе этот образ воплощают ремесленники… Таким образом этот художник «творит» более тридцати лет, а теперь перед пенсией решил стать депутатом…
- Почему я его не знаю?
- А кого ты знаешь, кроме своего Мальвины и министра культуры? – глумилась Мина. – А художника этого, кстати, поддерживает Мальвина… Изменяет он тебе…
Известие это действительно выбило Щюру из колеи. Преданный ему Мальвина, оказывается, имеет друзей на стороне. Щюра выскочил из-за стола и бросился на выход с явным намерением разнести по кирпичику облдуму.
- Как ты посмел предать?! – вскричал Щюра, ворвавшись в кабинет Мальвины. Он много говорил, захлёбываясь от возмущения и топая ногами в дорогих кожаных ботинках. Потом он как-то сразу смолк, и устало бросил своё жирное тело на один из стульев, приготовленных для незваных посетителей.
Тогда заговорил как всегда спокойный Мальвина.
- У меня была мечта стать меценатом, покровителем хотя одного великого человека – записывателя, художника, музыканта, учёного, артиста. С тобой мне повезло как с другом, но записыватель ты никакой…
- Как – никакой? – привычно возмутился Щюра.
- Именно – никакой, и ты сам это понимаешь, - мягко проговорил Мальвина, - Я продолжаю тебя поддерживать, хотя с каждым годом делать это всё труднее… Одно время я хотел сделать тебя аппаратчиком, но ты не можешь быть ответственным чиновником, выполняющим из года в год свою рутинную работу, и поэтому продолжаешь быть никчёмным записывателем…
- А мои великолепные переводы?!
- Кому нужны стихи поэтов Севера в каких угодно переводах, - устало улыбнулся Мальвина, - Борис Пастернак переводил Шекспира, а не дикие шаманские напевы… Разочаровавшись в тебе как в записывателе, я искал другие таланты… У меня есть непутёвый музыкант, придурковатый артист, неумеха, возомнивший себя великим художником… Я так разочаровался, что решил уйти на пенсию, но перед этим помочь всем вам – моим несчастным питомцам – стать депутатами, но и в этом я, вероятнее всего, тоже ошибся…
- Почему? Я буду депутатом! – возмутился уже не на шутку Щюра.
- Боюсь, что нет, - виновато улыбнулся Мальвина, - прошлый раз ты баллотировался как бедный записыватель, которому, чтобы выжить, надо буквально пахать на даче. Ты даже на телеэкранах появился с перебинтованной рукой и головой… Тебя выбрали и поняли, что зря. Миллионы для помощи своим избирателям, ты ухитрился полностью тратить на себя. Книг твоих избиратели так и не читали, а кто читал в тебе разочаровался ещё больше… Теперь я специально фиктивно устроил тебя на работу научным сотрудником, чтобы меньше было интереса к твоей персоне, но, будучи научным сотрудником, ты продолжаешь трясти своим записательством, да ещё для полноты картины вступил к компартию…
- Партия – наш рулевой, - неловко пошутил Щюра.
- Да, - кивнул Мальвина, - только рулит сейчас совсем другая партия… Почему ты не вступил в «Единую»?
- А мне бы тогда писать не о чем стало, - пробурчал Щюра, - я, кроме критики антинародного режима, ничего писать не могу…
- Критиковал бы с таким жаром наших политических оппонентов, - Мальвина был последовательным в своей аргументации.
- Я пробовал сам для себя, - совсем смутился Щюра, - ничего не получается. Единственное, что мне удалось: Вольфович – дурень, «Справедливая Россия» - несправедливая, а у коммунистов руки никогда не отмоются от крови народной…
- Совсем неплохо, - сдержанно похвалил Мальвина.
- Но не мог же я одно и то же писать годами, - Щюра не знал, куда спрятать глаза от внимательного взгляда Мальвины.
- Ладно, - печально кивнул облдумовец, - иди. Чем смогу помочь, я тебе помогу. Но помни, что я не всесилен…
Выходя из облдумы, Щюра буквально столкнулся с высокой дамой, одетой безвкусно, но дорого.
- Простите, - пробормотал Щюра.
- Бог простит, - весело отвечала дама.
- Мы с вами прежде не встречались? – неожиданно для самого себя флиртанул Щюра.
- Я бы никогда не забыла такого мужчины, - со значением произнесла дама.
- Ещё раз простите за неловкость уже в речах, - просто расшаркивался Щюра, - Я бы тоже никогда не забыл такой дамы!
Их тянуло друг к другу – они поняли это одновременно.
Щюра вспомнил слова какого-то графомана: «мужчина постарел только тогда, когда интересуется исключительно молоденькими женщинами», и порадовался, что не постарел.
Они, не сговариваясь, направились в ближайший ресторан, где за красным вином и лёгкой закуской выяснилось, что оба баллотируются на ближайших выборах.
- Не боитесь журналистов? – поинтересовался Щюра.
- Я припасла пару резких ответов, которые отобьют охоту задавать глупые вопросы.
- Какие? – Щюра выхватил из кармана ручку и начал быстро что-то писать на салфетке. – Ответьте, когда допишу…
- Мужчине я бы сказала, что не нуждаюсь в сексуальных советах, а женщине призналась, что я розовая пантера и у меня давно есть свой Мартов в юбке.
- Поразительно! – вскричал Щюра и показал свои словесные отлупы журналистам.
Женщина просто улыбнулась, вложив в эту улыбку как можно больше чувств.
- Куда мы пойдём? – спросила она чуть хрипловатым голосом и извинилась – У меня дома муж… Надо думать, что теперь – бывший.
- У меня та же история, - признался Щюра, - но есть офис. Там есть старый, но вполне надёжный диван.
- Тогда вперёд! – дама встала, бросила на стол деньги и направилась к выходу. Щюре пришлось следовать за ней, хотя на столе оставалось ещё много интересного.
Когда солидная парочка зашла в коридор офиса записывателей, дама остановилась у одной из картин, висевших здесь для антуража.
- Это моя картина, - произнесла дама, поправляя картину на плоскости стены.
- Так вы – художница! – выдохнул Щюра.
- Я – художник, - мягко поправила она его, - и я никогда не пачкаю руки красками. Я создаю только концепции.
- Так это о вас мне рассказывал Мальвина! – вырвалось у Щюры. – Он ведь и меня поддерживает…
- Ты – Щюра?! – женщина отступила назад и побледнела, как хорошо отгрунтованное полотно. – Болван Мальвина поддерживает одних бездарей. Он и меня считает бездарем. Но в тебе он не ошибается. Он много рассказывал о тебе и я заочно тебя презирала и не хотела знать… Издёвка судьбы: именно ты моя половина не только в этом городке, а может, и во всём мире…
- Да ладно, - заныл Щюра и только тут заметил, что за ними наблюдают Моня и Мина, вышедшие из кабинета. – Познакомьтесь…
- Никаких знакомств! Прощай! – выдохнула женщина и вышла, хлопнув дверью.
После этого Моня и Мина отпаивали Щюру водкой, а он, уже пьяный, совершенно трезво понимал, что эта женщина была единственной настоящей удачей в его жизни, которую он бездарно упустил.
Рос Эзопов, астраханский областной общественно-политический еженедельник «Факт и компромат», № 31 (641)