Если обстоятельства требовали того, главный местечковый записыватель мог не пить часами.

Поэтому Щюра свысока смотрел на Моню и Мину, готовых выпить в любой момент – даже на вечеринках, на которых Щюра вообще никогда не пил, чтобы не выставлять себя на всеобщее посмешище.

Главный записыватель Щюра являл собой цельную личность в его собственном понимании. Он был цельным на каждый отдельный момент. В предыдущий момент он бы сломался, растекся, разбился вдребезги, протух, в конце концов, но в настоящий момент он был цельным до мозга костей.. В Щюре, взятом на временном отрезке даже в месяц, совмещалось совершенно несовместимое. Истое православие и махровый сталинизм, пренебрежительное отношение к «нерусским» и подобострастные переводы «нерусской» литературы.

Но было в Щюре и то, что не менялось с годами. Когда в далекой молодости над Щюрой нависла угроза уголовного преследования и связанное с этим пребывание в СИЗО, Моня, являющийся знатоком в определенным вопросах, насоветовал много полезного.

- Никогда ничего не говори о вафлях, хоть ты их и любишь, - поучал он Щюру. – Если мама пришлет тебе несколько пачек вафель, то говори «Мама прислала печенье в клеточку». А если мама пришлет тебе вафельное полотенце, то говори «Мама прислала полотенце в клеточку»…

Эти познания запечатлелись в сознании Щюры на всю жизнь.

Именно поэтому на вечеринках, которые периодически устраивал Щюра для подчиненных ему записывателей, выпивка выставлялась в неограниченных количествах, а закуска была аскетически однообразной – на тарелках различной конфигурации лежали груды вафель. И то, и другое было почти бесплатным. Печенье в клеточку были списанной продукцией местной кондитерской фабрики, а водка – палёной.

После подобных позорных попоек Щюра вырастал в собственных глазах до гигантского роста. Писать в таком состоянии было не о чем. А что еще надо было писать Щюре? Всё им было уже написано. Надо было только организовывать всеобщее признание и поклонение, а издавать только полное собрание сочинений великого поэта, записывателя-историка и записывателя-публициста.

Размышляя над всеми этими перепитиями жизни великого себя, Щюра не стоял на месте, а двигался вперед. Он как раз проходил мимо дорого ресторана для казнокрадов и взяточников, когда из него буквально выскочил высокопоставленный чиновник и сунул в руки Щюры пухлый, а на вес тяжелый портфель.

- Возьмите, это вам, - прошептал чиновник, - вы же просили денег на новую книгу о родном крае...

После этого чиновник сделал чужое лицо и пошел дальше, обогнав главного записывателя.

- Стоять, падла! – с этими неуставными словами на чиновника набросились автоматчики в масках.

Щюра, сделав вид, что всё происходящее его не касается, потрусил по направлению офиса записывателей.

«Миллион или два?» – билось у него в голове. Очень хотелось заглянуть в портфель, но он сдержал этот порыв, - ведь деньги могли увидеть и другие люди, среди которых могли быть бандиты или работники правоохранительных органов. Их Щюра боялся так же, как и бандитов.

В офисе Щюру поджидал Моня. Когда они трясущимися руками открыли портфель, глазам их открылись пачки пятитысячных купюр.

- Девять миллионов! – выдохнул Щюра.

- Десять миллионов! – поправил его Моня, который даже в нетрезвом состоянии не ошибался в подсчете наличности.

- А ты дверь закрыл? – строго вопросил Щюра.

Когда Моня вернулся в кабинет, денег уже не было.

- А делить не будем? – спросил Моня.

- Это мои деньги! – с надрывом отчал Щюра.

Диалог двух друзей мог зайти в тупик, но их прервал телефонный звонок. Щюра поднял трубку и сразу узнал голос чиновника, поделившегося в трудную минуту своими деньгами с главным записывателем.

- Когда вы вернете мои деньги? – как ни в чем не бывало заявил чиновник.

- Я вам их не верну, - мрачно ответствовал Щюра.

- Вы шутите? – спросил казнокрад. – Ведь тяжело больным деньги нужны только на лекарство. Но когда вы станете инвалидом, у вас денег уже не будет… Не хотел бы я оказаться на вашем месте… Короче, один лям можете оставить себе…

- Два! – выпалил Щюра.

- Один, - мягко, но вкрадчиво поправил его чиновник, - я уже выслал к вам своего человека, который из любого здоровяка может сделать доходягу…

Когда деньги были отданы, друзья-записыватели устроили панихиду по девяти миллионам и праздник обретения одного.

- За принципиальность! – поднял тост Щюра.

Больше за этот день Щюра ничего не помнил.

Щюра проснулся как всегда не рано. После ВЧЕРАШНЕГО гудела голова. Хотелось водки, огурцов, рассола, но Щюра взял ручку и рабочий блокнот, чтобы выполнить свой принцип “ни дня без строчки”.

Жизнь продолжается.

Рос Эзопов,

Астраханский общественно-политический еженедельник "Факт и компромат" № 45 (555), 22.11.2013 г.