В последнее время каждое утро на столе главного местечкового записывателя Щюры оказывался листок с противными стишками, набранными на принтере.
Вот и сегодня Щюра с негодованием прочитал очередное послание, написанное каким-то озлобленным графоманом.
Развивается культура.
Удивляется народ –
Ничего не пишет Щюра,
Только книжки издаёт.
Щюра в выгоде при этом:
Издаёт за счёт бюджета.
- Какая сволочь этим занимается? – не на шутку возмущается Щюра. – Делать больше нечего? Твоя работа, Минка? – Щюра бросил яростный взгляд своих маленьких глазок на поэтессу, задумчиво жующую жвачку, сидя перед компьютером.
Мина вынуждена была постоянно что-нибудь жевать из-за быстрого роста зубов.
- Больше мне делать нечего, – хмуро бросила Мина. – Мне каждый день приходится писать новые статьи о твоём неподражаемом творчестве. Своё писать некогда…
Как это всё надоело Щюре! Но он никогда не думал о том, чтобы заняться чем-то другим или хотя бы поработать по своей забытой инженерной специальности. Он не представлял, чем бы мог заняться, перестав быть бюджетным паразитом, прикрывающимся заботой о сохранении и укреплении культуры.
«Что такое культура?» – спрашивал Щюра сам себя и не мог ответить. Лично ему нужно было хорошо питаться, как минимум раз в год посещать санаторий, иметь десяток представительских костюмов, престижную кожаную обувь, айфон последней модели, постоянный запас денег на карманные расходы, чтобы не залезать в заветную кубышку.
- Как там с последним литературным конкурсом? – поинтересовался Щюра.
- Лауреаты готовы, – деловито отрапортовала Мина, – твои стихи на фоне их галиматьи выглядят если не гениальными, то уж талантливыми – точно.
- Как всегда, – кивнул Моня, тоже участвующий в отборе лауреатов. – Всё супер. Наша земля богата талантами и с каждым годом их будет всё больше и больше…
- В какой-то момент, – подхватила Мина, – может показаться, что все таланты уже обнаружены, каждый талант пропечатал свою книжку за бюджетный счёт, но следующий конкурс записывателей обнаруживает ещё целую кучу талантов… И так до бесконечности…
- А что будет, когда все жители региона кроме графоманов, издающих свои приключенческие романы в столичных изданиях, окажутся лауреатами записывательских конкурсов? – задал нелёгкую задачу Моня.
- Всё будет продолжаться, – спокойно доложила Мина, – можно быть и дважды и трижды лауреатом одной и той же премии… Лишь бы деньги были в бюджете…
- Мне нужны заработанные деньги, – неожиданно заявил Щюра, – мне надоело, что мне просто дают деньги и не приходится ничего делать, чтобы их получать ещё и ещё…
- Ты чего, – привстал Моня, – совсем сбрендил?
- Я тебя понимаю, – махнула рукой на Моню Мина, – я тебя очень хорошо понимаю. Со мной такого не бывало, но я знаю, что слишком лёгкие деньги рано или поздно надоедают… У тебя это случилось поздно, но не ты этому виной…
- Это всё Мальвина, – Щюра обрадовался, что его поняли. – Я давно ждал, что вся эта свистопляска с записывательской деятельностью закончится. Думал, что забьют тревогу о нецелевом расходовании бюджетных средств, о превышениях должностных полномочий, о коррупции, в конце концов. Сам я не боялся. Я ведь руководитель общественной организации. Мне дают – я беру…
- А куда бы ты пошёл работать? – поинтересовалась Мина. – Если бы это всё прикрыли? – Мина обвела глазами ставший родным офис записывателей.
- Я не знаю, – неожиданно честно признался Щюра, – да и зачем? Денег у меня припрятано достаточно…
- В гараже? – наивно поинтересовалась Мина, – Так ведь гараж могут конфисковать…
- За что?! – Щюре иногда не нравилась занудливая детализация, которой страдала Мина.
- За разворовывание бюджетных средств, – наставительно объяснила Мина. – Когда планируют бюджет, то не закладывают расходы на издание переводов стихов, которые ни на каком языке никому не нужны, а вы с Мальвиной как-то всё переиначиваете…
- К чему ты ведёшь? – Щюра понимал, что все эти разговоры не имеют цели разоблачения его, а нечто совсем другое.
- Ты должен обрести политическую власть на региональном уровне, – Мина стала подчёркнуто строгой, хотя пьяная ухмылка ещё кривила её ярко накрашенные губы.
- Ты забыла, что я состою в Компартии? – пожал жирными плечами Щюра.
- Ты должен получить личную власть! – Мина, чтобы подчеркнуть торжественность момента, даже встала из-за стола, словно желая произнести тост.
Щюра очень сомневался в дееспособности Мины. Увлечение дешёвыми спиртными напитками сделали своё чёрное дело. В социальных сетях Мина, к примеру, ставила один и тот же пост дважды, а то и трижды, ничем не объясняя эту странность. На литературных студиях, где Мина готовила молодую смену заматеревшим записывателям, она производила общий сбор денег, а потом посыла самую талантливую девочку в вино-водочный магазин.
- Как ты себе это представляешь? – на всякий случай спросил главный записыватель.
- Принимай в отделение союза записывателей всех желающих! – объявила Мина. – Нам надо не сто членов верных записывателей, а сто тысяч. С ними мы выиграем любые выборы!
- Руководство союза записывателей будет против, – замямлил Щюра.
- Мы создадим свой творческий союз! – Мину несло, - Это будет «Союз стихов и прозы»… Кто против?
- Мы – за, – проблеяли хором Щюра и Моня.
Работа закипела. На регистрацию в члены «Союза стихов и прозы» выстраивались огромные очереди.
Перед принятыми членами каждый день выступал Щюра. Каждому члену светило издание книги и литературная премия. Всё было реально.
Через месяц в «Союзе стихов и прозы» состояло 70 тысяч записывателей. Их произведения должны были публиковать в обязательном порядке все печатные издания региона. Непокорных редакторов, которые противились этому культурному процессу, избивали до полусмерти.
Происходило это весьма символически. Сотни записывателей подхватывали макет российского знамени площадью 200 квадратных метров и в удобном месте на улице накрывали этим знаменем обречённого редактора. Что происходило под знаменем, – никто видеть и снимать на видеокамеры не мог. Под знаменем чувствовалась какая-то возня, но слышно ничего не было, потому что все присутствующие при экзекуции громко пели гимн в последней редакции. В какой-то момент носители знамени быстро удалялись, а на асфальте оставался лежать провинившийся.
Так, кстати, поступали со всеми прошлыми и настоящими врагами и недоброжелателями Щюры.
Общие собрания нового творческого союза происходили в одном из трёхэтажных ТРК города. Члены союза набивались как семечки в гранёный стакан и слушали речь Щюры, усиленную громкоговорителем.
Щюра требовал от членов своего Союза высококультурного творчества, развивающего российскую литературу, и преданности ему – гениальному Щюре – генеральному председателю «Союза стихов и прозы» и лауреату всех местных литературных премий.
В первое время местные партийные отделения парламентских партий ещё делали вид, что не замечают новой политической силы в регионе, но после того, как каждого из партийных руководителей накрыли громадным российским знаменем и отмутузили, поголовно вступили в «Союз стихов и прозы».
Когда в гости к Щюре приезжали записыватели из столицы, он встречал их как добрый хозяин. Остальное зависело от самих гостей. Если они помогали Щюре издаться в одном из столичных изданий за счёт регионального бюджета, вручали ему престижную премию и ценные подарки от себя, то уезжали они целыми и невредимыми. Случались, конечно, неожиданности. Бывало, что били морду и этим умным гостям, но это было редкостью. В основном избивали тех, кто не мог угодить Щюре.
Когда начались выборы, победа Щюры была бесспорной. Он побеждал всех и всегда. Он стал депутатом всех уровней, занял все выборные должности. В избиркоме пытались возражать, но их накрыли флагом и так вломили, что все избиркомовцы лечились до следующих выборов.
Но при всех избирательных триумфах издание произведений за счёт бюджета продолжалось. Все типографии области бесперебойно печали несусветную галиматью членов «Союза стихов и прозы».
В книжных магазинах области другой литературы не было. Так что население области больше не читало, а только писало всё новые и новые произведения, укрепляющие позиции русского языка и российской культуры.
А потом пришли президентские выборы. В масштабе страны Щюра выиграть не мог, но в родной области за него, это было понятно даже кремлёвским политологам, стопроцентно проголосует всё дееспособное население, а это означало одно: область могла заявить о своей суверенности и выйти из состава Федерации.
На встречу с Щюрой вылетел Сам.
Щюра так переволновался, что у него закрутило в животе, он выскочил из-за стола, за которым бухал со своим избирательным штабом, и бросился в туалет, но не успел и упал, обливаясь слезами…
Щюра проснулся. Он спал сидя, уронив своё усатое лицо на плохо полированный стол, на котором лежало новое послание неизвестного графомана и завистника:
Не лицо у Щюры – харя,
А стихи его хорей.
Пишет Щюра и бухает,
Но бухает он быстрей.
Чем использовать хорей,
Лей в стаканы пополней!
- Кто пишет эту гадость?! – закричал Щюра, разбудив Моню и Мину, заснувших за одним столом со своим другом-руководителем, не выпуская из рук стаканы.
Стаканы сразу же были наполнены.
- Пусть будет вечен наш союз! – поднял тост Щюра, ещё веривший, что «Союза стихов и прозы» был реальностью, а не сном.
Рос Эзопов, астраханский областной общественно-политический еженедельник «Факт и компромат», № 9 (667)
