Щюра в последнее время трудился на ниве искусства в основном в двух направлениях – переводы чукотских поэтов и публицистика.
Поэтому ему приходилось просматривать много газет. И вот в одном желтом издании ему встретилась нелепая статья о том, что видный член ЛДПР Старовойтов – посмертная реинкарнация великой демократки Старовойтовой, убитой неизвестными злоумышленниками. После убийства душа убитой вселилась в своего никому неизвестного однофамильца, вытеснила или подчинила его душу и направила его жизнедеятельность со стези поддержания государственной безопасности на путь энергичного политика. Одним из доказательств произошедшей реинкарнации являлось то обстоятельство, что господин Старовойтов, дожив до 40 лет, так и не женился…
“А может быть, и я тоже чья-нибудь реинкарнация?” – подумалось Щюре, и сразу родилось вполне уместное предположение. – Я – реинкарнация Александра Сергеевича Пушкина? А почему бы и нет? Его мятущийся дух 120 лет искал достойное вместилище… И нашел… А может, во мне царит дух Сергея Есенина или Николая Рубцова,или Турсун-заде?»
Размышления Щюры прервал Моня, ввалившийся в кабинет главного записывателя.
- Есть дело! – хлопнул он тяжело по столу.
- Что такое? – с трудом очнулся от великих мечтаний Щюра.
- Нам ничего нигде не подают, - с горечью поведал Моня, - мы сумели засудить журналистов, но их публикации явно повлияли на общественное мнение, а главное - распорядители кредитов теперь боятся, что ими заинтересуется ОБЭП и не дают бабки даже с пятидесятипроцентным откатом… Те крохи, которые ты получаешь с засуженных журналюг, теперь выходят нам боком…
- Что же делать? – чуть не плача, поинтересовался Щюра.
- Придётся вспомнить молодость, - улыбнулся Моня, - будем грабить…
- На улице? – ахнул Щюра, - Я вряд ли смогу.
- Всё будет происходить в офисах, - успокоил Моня. - Надеюсь, что обойдёмся без крови… У меня много наколок… Так что голодать не будем… Сегодня берём министерство культуры. Черный нал они боятся держать в сейфах, заныкивают в кабинетах. От одного такого кабинета у меня есть ключ, от входной – тоже.
- А видеонаблюдение?
- Да по этому видеонаблюдению родная мама сына не узнает, - ухмыльнулся Моня, - Но всё-таки пойдем в рабочих спецовках.
Когда стемнело, друзья-поэты были у заветных дверей местного минкульта.
Закрыв за собой дверь, Моня включил карманный фонарик.
- В конце коридора справа, - тихо проинструктировал он Щюру, задыхающегося от страха.
Друзья открыли кабинет. Моня выключил фонарик – с улицы могли увидеть свет, и скрылся в глубине кабинета.
- Подержи, - раздался через некоторое время его шепот.
Щюра пошел на голос и в свете уличных фонарей разглядел Моню, держащего поднятое сидение кожаного дивана. Трясущимися руками глава записывателей подхватил сиденье, в то время как Моня нырнул вниз.
- Есть! – раздалось тихое, но восторженное восклицание самого лиричного поэта современности, который разогнулся, сжимая туго набитую сумку.
В это время в коридоре зажегся свет, который хлынул через щель неприкрытой двери.
От испуга Щюра выпустил сиденье дивана, и оно с грохотом опустилось на свое место.
- Кто здесь? - раздался в коридоре испуганный голос.
- Замри, - прошептал Моня и с кошачьей грацией скользнул к двери.
- Что случилось? – услышали друзья растерянный мужской голос
- Здесь кто-то есть, - ответила женщина.
- Наверно, это такие же, как мы любовнички…
- Юра, я боюсь… - тихо призналась женщина, явно приближаясь к двери, за которой притаились друзья.
- Чего бояться? – произнёс мужчина, явно двигаясь к кабинету, занятому записывателями.
- Я беру мужика, - быстро прошептал Моня, - а ты бабу.
Моня резко открыл дверь и бросился в освещенное пространство коридора, Щюра рванулся за ним. Перед ними возникла женщина. Моня одним ударом сбил ее с ног и, накинувшись на мужчину, нанёс мощный апперкот, которым подбросил худощавое тело и, не дав ему опуститься, провел яростный удар в область сердца. Щюра тем временем душил на полу женщину.
Через полчаса друзья уже считали в офисе записывателей свою добычу.
- Полтора милиона с копейками! – торжественно объявил Моня. – За это надо выпить!
- Сарынь на кичку! – по-разински поднял первый тост Щюра.
Больше за этот день Щюра ничего не помнил.
Щюра проснулся как всегда не рано. После ВЧЕРАШНЕГО гудела голова. Хотелось водки, огурцов, рассола, но Щюра взял ручку и рабочий блокнот, чтобы выполнить свой принцип “ни дня без строчки”.
Жизнь продолжается.
Рос Эзопов,
Астраханский общественно-политический еженедельник "Факт и компромат" № 39 (549), 11.10.2013 г.