Главный местечковый записыватель Щюра часто ездил на творческие встречи по сёлам родной области.

Народ, на взгляд Щюры, был тупой и малочитающий. На творческих встречах можно было важно декламировать любые стихи, не заморачиваясь истинным авторством. Дело в том, что свои стихи Щюра старался не читать, потому что они, несмотря на патриотизм и социальную значимость, наводили на публику тоску. Все начинали зевать, а пожилые люди даже засыпали, приваливаясь друг к другу.

Когда его спрашивали о том, где он так научился создавать стихи, Щюра деловито ответствовал, что поэтом надо родиться.

Конечно, Щюра понимал, что стихи известных поэтов, таких как Вознесенский, Бродский или Пастернак, читать, как свои, было опасно, - даже колхозаны могли узнать слышанное по радио или телевидению. Поэтому Щюра чаще всего на публичных выступлениях читал из стихов неизвестных авторов, рукописи которых рецензировал как член союза записывателей. Он выдавал похвальные рецензии только авторам корявых и примитивных произведений, а из забракованных рукописей выписывал стихи для чтения на публике.

- У тебя поразительная образность, - говорил Щюра будущему члену записывателей, - а небольшие шероховатости в технике стиха с годами отполируются сами собой… Далеко полетишь, орлёнок!

Так подбирались члены отделения союза записывателей, на фоне которых щюрины опусы казались классикой жанра.

Однажды ещё молодой Щюра поехал на выступления в сельский район с начинающим поэтом Степаном. Они выступили на двух полевых станах, где загорелые овощеводы безо всякого интереса слушали поэтов. Они просто наслаждались отдыхом в тени навеса.

Вечером поэтов привезли в студенческий лагерь стройотрядовцев.

Щюра отчитал «свои» стихи. Степан читал стихи о Родине.

…Родина моя, как ты прекрасна,

Хоть одета плохо и грязна.

Я тебя люблю, но всё напрасно –

К беспартийным ты ведь холодна…

Слушатели задавали поэтам вопросы. Особенно много Стёпе. На вопрос «ваши любимые стихи», он ответил: «Бродского и мои».

На ночь поэтам выделили отдельную палатку.

Щюра долго ворочался, непривычный к жёсткой койке.

- И тебе действительно нравятся твои стихи? – раздраженно задал он вопрос в полумрак палатки.

- А разве тебе не нравятся свои стихи?- спокойно спросил паренёк.

- Не нравятся! – закипел без огня Щюра.

- А зачем тогда продолжаешь писать? – удивился начинающий автор.

После поездки Щюра настрочил донос в КГБ, а в союзе записывателей порекомендовал больше не посылать Степана на творческие встречи.

В новые времена встречи с читателями стали проходить реже, но порой какое-нибудь руководство сельского района предлагало подобные мероприятия, но с откатом – подписаться на получение суммы в два раза больше той, что реально выплачивалась на руки.

Вот на такую встречу и прибыл Щюра со своими друзьями-собутыльниками Моней и Миной.

Первым читал Моня, предварительно «взяв на грудь» одним махом 200 грамм. В конце выступления его слегка развезло и он очень органично расплакался.

Второй читала стихи Мина. Стихи худенькой девочки совершенно не вязались с образом внешне солидной дамы, и, поняв это, Мина тоже пустила слезу в конце выступления.

Завершал выступление Щюра. Он зачитал пару своих горестных стихов, а потом пустился декламировать подборку разных авторов, выдавая их за свои.

Читал Щюра наизусть, не отрывая взгляда от слушателей, поэтому заметил в зале бородатого пожилого мужчину, склонившегося над планшетником.

И вот прозвучало последнее стихотворение:

…Родина моя, как ты прекрасна,

Хоть одета плохо и грязна.

Я тебя люблю, но всё напрасно –

К русским ты сегодня холодна…

Выступление закончилось, и заведующая клубом предложила слушателям задавать вопросы приезжим знаменитостям.

Быстрее всех среагировал мужчина с планшетником.

- Мне очень понравились стихи, - сказал мужчина, назвавшийся Степаном, - которые вы читали. Мне не понравилось только то, что большинство из них - не ваша работа, а творчество поэтов рязанских, воронежских, вологодских, а последнее, как это ни удивительно, – моё, хотя и слегка переделанное стихотворение…

Возвращаясь домой, трое записывателей молча глушили водку.

- Зачем этому гаду надо было возникать? – который раз вопрошал Щюра.

- Не обращай внимания, - успокаивал друга Моня. – Он нам завидует.

- А завидовать есть чему, - поддакнула Мина и одним махом опрокинула в себя полстакана водки. – Пусть нам не заплатили здесь, но вообще-то мы востребованы - и как члены, и как тренеры членов.

- Ура! - торжествующе гаркнули записыватели.

Рос Эзопов, Астраханский общественно-политический еженедельник "Факт и компромат" № 20 (581), 30.05.2014 г.