Глава местечковых записывателей и депутат Щюра стал видеть героические сны. В своих снах Щюра со своим другом и соратником Моней жестоко избивали врагов родного языка, коммунизма и союза записывателей.
Спал Щюра в основном в своём удобном депутатском кресле в зале заседаний. Только там Щюра мог получить полноценный освежающий сон. В родном записывательском офисе Щюра только бухал, а в домашней постели лежал в отключке, самопроизвольно освобождаясь от не до конца переработанных продуктов питания.
В это хмурое осеннее утро Щюра сидел за своим столом в офисе записывателей и слушал доклад Мины о положение дел союза записывателей в регионе.
- Травля местного союза записывателей началась по телевидению. Задействован пока один канал, но это, видимо, только начало. Среди упрёков в наш адрес озвучено отсутствие в репертуарах местных театров драматических произведений местечковых писателей и поэтов… Мол, Шекспир писал для лондонских театров, а мы не пишем, потому что и рядом с Шекспиром не лежали…
- Шекспир – графоман! – заорал Щюра. – Мы с ним не собираемся лежать рядом… Да плевать я хотел на Шекспира! Сейчас вот выйду на улицу и навалю кучу, и мне ничего не будет, а Шекспир за это в тюрьму бы попал…
- Точно! – восхитился Моня.
- Я ничего и никого не боюсь! – Щюра впал в экстаз ярости. – Плевал я на всех! Да я могу и сам бить морды! Мне вручают премию, а я по морде награждающему! Слабо так Шекспиру? Да его и не награждали премиями… Мне эти премии уже надоели! Буду бить морды! И ничего со мной не сделают! Что можно со мной сделать, если более двадцати лет мне премии и ордена давали, а книг моих никто и не читал? Вот заведут дело о каком-нибудь избиении, а из Москвы и спросят: чего же это вы такого урода возвеличивали двадцать с лишним лет? Поэтому мне и сходит всё с рук и будет сходить!
Моня и Мина притихли, поражённые величием своего друга-руководителя.
- Да мне и на суды наплевать! – продолжал выходить из себя Щюра. – Я в судах двери ногой открываю! Перед каждым процессом мой друг Мальвина звонит председателю облсуда, а председатель – соответствующему судье… Я любого могу засудить! Помните того журналюгу, который написал, что мы с Моней кого-то избивали? Так я его засудил при помощи тупого лжесвидетельства тех, кто даже не присутствовал при избиении! А когда дурачок-журналюга притащил в суд газету, где избитый сам писал о своём избиении, судья заявила, что эта газетная информация не соответствует действительности!
- Ты мой герой! – восторженно выдохнула Мина.
- Ладно, – сказал Щюра, вставая, – с вами хорошо, но мне на заседание депутатское надо идти.
Вскоре Щюра уже усаживался в своё депутатское кресло в зале заседаний, где и заснул сном праведного коммуниста.
Щюре снился Лондон конца XVI века, где он на южном берегу Темзы поджидал невдалеке от театра «Глобус» артиста и драматурга Уильяма Шекспира, чтобы набить тому его графоманскую морду.
Щюра сразу узнал своего врага, когда из дверей театра вышел изящный тридцатилетний мужчина среднего роста с задумчивым взглядом грустных глаз.
- Попался, гад! – бросился Щюра на выскочку-графомана, стараясь сразу же сбить с ног, а потом затоптать того ногами, обутыми в дорогие кожаные итальянские ботинки.
Но Шекспир оказался на редкость ловким, – он увернулся от жирного Щюры.
- Что вы ко мне имеете? – спросил поэт, драматург и артист в одном лице. – Вам не понравился «Генрих IV» или что-то ещё? Но всё исправимо…
- Ты, гад, мне жить не даёшь! – орал Щюра. – Как что, только и слышишь: Шекспир – гений, а ты – фекаль жидкая… Я больше так не могу! Мне уже и премии, и ордена не в радость!
Щюра в очередной раз попытался атаковать Шекспира, но тот увернулся и нанёс главному местечковому записывателю хлёсткий удар в нос, от чего тот раздулся, придав Щюре комичный вид.
Шекспир рассмеялся. Великий поэт и драматург был обычным человеком, привыкшим к потасовкам, где нет места подлости, при которой двое здоровых мужиков избивают одного старика. Шекспир не привык отступать и он решил проучить напавшего на него Щюру, у которого к распухшему носу добавился фингал под глазом.
- Моня! – позвал подмогу Щюра, и в его сне появился бывший борец вольного стиля Моня, готовый размазать любого врага своего друга-начальника.
Двое записывателей начали теснить Шекспира.
Сон – это сказка, в которой может произойти всё, сказка, в которой у её персонажей появляются чудесные способности. Шекспир во сне Щюры смог оценить не только внешность записывателей, но и творческий потенциал своих врагов.
- А мы, оказывается, коллеги по творчеству? – рассмеялся Шекспир, ловко уворачиваясь от заграбастых жирных рук записывателей. – Ваши стихи такие же неуклюжие, как и вы сами… Вы пишете ведь не для читателей, а для ворюг-чиновников, которые вместе с вами разворовывают бюджет нищей области… Вы – не умеющие писать стихи ещё и учите так же коряво писать и других, плодя сотни корявых «поэтов»… Литературное творчество не может быть массовым… При наличии огромных груд бриллиантов стоимость драгоценных камней приближается к стоимости обычного стекла… Вдохновение – это чудо, а чудо не может быть массовым явлением… Что для очей простых несбыточно, то вдохновенным оком поймём легко в экстазе мы глубоком… «Не тот поэт, кто рифмы плесть умеет» сказал, кажется, ваш поэт Пушкин… Жеманные стихотворения раздражают нервы больше, нежели скрип немазаных колёс…
Записыватели покраснели от злости, но ничего не могли сделать автору великолепных сонетов и драм.
- Закрой свою пасть, графоман! – рычали записыватели.
- Графоман – это человек, который не может не писать, – хохотал Шекспир, – в этом отношении я действительно графоман. И видимо я действительно неплохо пишу, если известен через четыре века. С вами такого не случиться. Ваши беспомощные собственные вирши и нелепые переводы дрянных стихов косноязычных «поэтов» с окраин поэтического мира никому не нужны уже при вашей жизни…
- Мальвина, помоги! – закричал разъярённый Щюра.
Дружок Щюры услышал его даже во сне – рядом с Щюрой и Моней материализовались толстопузые российские полицейские с резиновыми фаллоимитаторами в руках.
В чудесном сне Шекспир был своим человеком. Увидев, что против него образовался целый отряд озлобленных толстяков, он только хмыкнул, и рядом с ним плечом к плечу встали герои его творчества – викинги, рыцари средневековья и античные воины. Они бросились на Щюру и его соратников, которые под ударами опытных воинов лопались как мыльные пузыри…
Щюра проснулся, когда депутатское заседание закончилось. Вокруг записывателя собралась вся немногочисленная фракция коммунистов. Верные ленинцы с удивлением рассматривали Щюру, лицо которого резко изменилось за время сна – нос распух, а под глазом расцвёл сочный фингал.
- Что с тобой? – с тревогой поинтересовался глава фракции.
- Да это Шекспир – будь он неладен, – проворчал Щюра и сразу проявил законодательную инициативу, – предлагаю изъять из библиотек региона все произведения Уильяма Шекспира, понижающие самооценку россиян и унижающие записывателей России. Все эти ромео и джульетты чужды нашему читателю.
Члены фракции коммунистов с энтузиазмом восприняли инициативу товарища по компартии.
Вечером того же дня во время совместного застолья Щюра, Моня и Мина разодрали в клочья томик Шекспира, а потом заплетающимися голосами читали свои никому ненужные «стихи».
Рос Эзопов, астраханский областной общественно-политический еженедельник «Факт и компромат», № 39 (649)