Когда Щюру собирались сфотографировать, он всегда прищуривался так, что глаз его почти не было видно.
Щюра считал, что в прищуренном виде он имеет сильное сходство со Сталиным.
Это очень льстило Щюре. Он чувствовал в такие моменты, что приобретает большое влияние на окружающих. Щюре было невдомёк, что эти окружающие – члены союза записывателей - всегда во время фотографирования перешептываются:
- Опять сощурился!
Щюра задумчиво крутил ручку, восседая за своим столом, и не сразу поднял голову, когда в кабинет вошел как всегда весёлый Моня.
- Коммунисты ящик водки дают за стихи о Сталине, - доложил Моня, - у них какой-то юбилей на носу – срочно надо.
- Есть стихи о Сталине, - тихо произнёс Щюра.
Помню я страну из стали.
Помню гордый красный флаг.
Где же ты, товарищ Сталин?
Где чекисты? Где Гулаг?
Как вас только не ругали.
Как глумился подлый враг.
Где же ты, товарищ Сталин?
Где чекисты? Где Гулаг?
Разорили, разорвали.
Над страной сгустился мрак.
Где же ты, товарищ Сталин?
Где чекисты? Где Гулаг?
Стихи эти он нашел в квартире покойного поэта Отрыжкина, когда разбирал его домашний архив. Архива-то никакого и не было, – была груда бумаги, закапанная маслом, томатной пастой и вином. Но несколько стихотворений Щюра отобрал для себя.
- Хорошие стихи, - похвалил Моня, но добавил с неизменной улыбкой, - У меня дед по материнской линии в лагере сгинул ни за что…
- Лес рубят, щепки летят, - трафаретно отозвался Щюра. – Сталин – гений всего человечества.
- Ленин – гений, - посмел поправить Моня.
- И Сталин – гений, - поставил на место друга строгий Щюра. – Как бы я хотел пообщаться с ним вот как с тобой.
- Как со мной – не знаю, но есть колдунья, которая может любую душу вызвать с того света. Она на втором этаже работает.
Колдунья была тотчас призвана.
- Вызывать долго, - призналась колдунья, выглядевшая вполне обычной чиновницей, - и медиум нужен. А вот вселить дух Сталина в ваше сознание могу…
Обряд закончился быстро.
- Вот и всё, - подытожила колдунья и, забрав деньги за услугу, вернулась на своё рабочее место.
В кабинете ничего не изменилось. Слышалось только тяжелое дыхание двух полных пожилых людей, но в сознании Щюры было гораздо веселее. Здесь одинокий мужской голос исполнял грузинскую народную песню «Сулико»
Сакварлис саплавс ведзебди
Вер внахе дакаргулико
Гуламосквнили втироди
Сада хар чемо Сулико?
Гуламосквнили втироди
Сада хар чемо Сулико?
После куплета на грузинском шел куплет на русском.
Особенно старательно певец выводил «сада хар чемо Сулико», что означало «где же ты, моя Сулико».
Закончив песню на обоих языках, невидимый певец начал песню по новой.
- Это вы, товарищ Сталин? – мысленно спросил Щюра.
- Для кого Сталин, а для кого Джугашвили, - прервав песню, ответил певец, и продолжил пение.
- Может быть, поговорим? – спросил Щюра.
- А об чём нам с тобой говорить, если я, по твоим словам, лицо кавказской национальности?
- Товарищ Сталин, - горячо возразил в своих мыслях Щюра, - я никогда не мог так говорить о вас!
- Я тебе дорог? – спросил Сталин.
- Да, - выдохнул Щюра.
- Ну тогда нам с тобой не помешают мои товарищи из политбюро. Мы ведь с ними всегда были неразлучны.
После этого в сознании Щюры грянула «Сулико» в исполнении мужского хора.
Когда Моня предложил выпить, Щюра только кивнул.
- За Сталина! – поднял тост Моня.
Больше за этот день Щюра ничего не помнил.
Щюра проснулся как всегда не рано. После ВЧЕРАШНЕГО гудела голова. Хотелось водки, огурцов, рассола, но Щюра взял ручку и рабочий блокнот, чтобы выполнить свой принцип «ни дня без строчки». Вышло у него это не сразу. Ведь в сознании его грохотала песня «Сулико»
Жизнь продолжается.
Астраханский общественно-политический еженедельник "Факт и компромат" № 25 (534), 05.07.2013 г.
