Главный местечковый записыватель Щюра в молодости боялся судов как человек, часто нарушающий закон. С годами он нарушал закон всё чаще, но судов перестал бояться, потому что суды с помощью друга Мальвины встали полностью на его сторону.
– Тяжёлый случай, – вбежал в офис раскрасневшийся с мороза записной аферист Чурбай Бачура, – про тебя написали, не называя имени и должности, – Чурбай бросил на стол перед Щюрой одну из городских газет.
Щюра, только что принявший соточку хорошего, по его мнению, армянского коньяка, нехотя полистал печатное издание.
– А где, а чего? – не понял главный записыватель, который в последнее время не только ничего не писал, но и не читал.
– Давай я тебе прочту, – Мина взяла газету со стола и начала искать, но, успев выпить не только коньяк, но и два фуфырика «Настойки боярышника», также не нашла нужной статьи.
– Да вот, – Чурбай вырвал газету и быстро нашёл нужный материал, – главное – в отчёркнутых мной абзацах…
– «…Захватив власть в отделении союза записывателей, – начинает читать Чурбай, видя, что Мина уже не выказывает желания озвучивать статью, – он превратил это общественное объединение в коррупционный центр по выкачиванию бюджетных средств под видом финансирования развития литературы, выявления и поддержки местных талантов, изданию книг перспективных авторов… На деле никакого развития литературы нет и в помине… В члены союза записывателей принимаются не по признаку таланта, а по степени преданности новоявленному главарю членов… Деньги на издание местных нечитабельных “шедевров” выдаются с солидным откатом без дальнейшей проверки целесообразности расходования этих средств… Книги членов местного отделения союза записывателей стабильно печатаются в одной и той же типографии соседнего региона. При этом в исходных данных этих книг указывается тираж с тремя нулями, а на деле происходит выпуск 100-200 экземпляров. “Сэкономленные” средства делятся между директором типографии и нашим “героем”… Периодически происходит избиение неугодных нашему герою людей. Их заманивают, приглашая на совместные пьянки, а после застолья избивают и бросают на улицах… Разработана схема одаривания нужных людей так называемыми литературными премиями за счёт бюджета. Творческий по своей сути союз превращён в шайку аферистов и бандитов…»
– Вот основные составляющие статьи, – Чурбай бросил газету на стол, – что будем предпринимать?
– Надо подавать в суд иск по защите чести и достоинства и наказать наглецов материально за причинение моральных и физических страданий, – выпалил раскрасневшийся от злости Щюра.
– Ну как ты подашь в суд, если в статье не приводится твоего имени? – в подпитии Мина любила вредничать.
– Ведь там не указано имени? – повернулась Мина к Чурбаю, которого считала выпускником ВГИКа, ГИТИСа или, по крайней мере, института культуры.
– Не указано, – грустно констатировал Чурбай, нигде никогда не работавший и ничего не заканчивавший.
– Не беда, – махнул рукой Щюра, – мы пригласим на суд Семячинского, и тот «вспомнит», что встречался с автором статьи, который признался ему, что писал статью именно про меня…
– Но это же лжесвидетельство, – возмутилась от всего пьяного сердца Мина.
– У Семячинского особый талант обманывать суд, – рассмеялся Чурбай, – мы однажды взяли его лжесвидетелем на суд, и он под присягой рассказал, что это не я бил старика ногами, а старик мне дал пощёчину, а я-де стал разнимать старика и успокаивать и даже уже начал давать ему прикурить, но потом вспомнил, что курение вредно для здоровья и не дал ему закурить. И вот за это на меня и возвели напраслину… Судья даже прослезилась и по внутреннему убеждению присудила старику платить мне за моральный и физический ущерб…
– Вот и мне надо получить за физический ущерб, – пробормотал главный записыватель.
– А какой такой у тебя физический ущерб? – продолжала выпытывать Мина, никогда ни на кого не подававшая в суд.
– Я каждый год провожу месяц в санатории за 30-40 тысяч рублей за счёт бюджета, а квитанции сохраняю, – объяснил Щюра, – предъявлю суду и приобщу к делу… Судья по внутреннему убеждению сочтёт эти расходы как физический ущерб.
– А что такое – внутреннее убеждение судьи? – не догоняла Мина.
– Всё просто, – объяснил Щюра, – мой дружок Белый Зуб звонит председателю областного суда и сердечно просит поддержать меня на предстоящем судебном процессе. Председатель суда в свою очередь звонит судье, которому передали моё дело, и приказывает поддержать меня на предстоящем процессе и обеспечить победу над моими обидчиками… Вот вам и внутреннее убеждение…
– Но в тексте статьи нет никаких параллелей с тобой, – не унималась почти пьяная Мина, – на что будет опираться внутреннее убеждение судьи?
– А оно будет опираться на психологическо-филологическую экспертизу моего хорошего друга Поцелуйникова, – пояснил Щюра, разливая фальсификат коньяка по стопкам записывателей, – однажды местная газетёнка поздравила Моню с днём его рождения без должного восторга от бессмертного творчества самого лиричного поэта не только региона, а и всей необъятной страны… И что вы думаете, учёный Поцелуйников в своей экспертизе доказал, что поздравление это являлось циничным глумлением над пожилым и заслуженным поэтом, что его достоинство было втоптано в грязь, а деловая репутация опущена ниже плинтуса… Короче, газетёнка платила нам по полной…
– А меня представителем на суд возьмёте? – от волнения голос Чурбая дрожал. В последнее время представительство в суде осталось его единственным источником дохода, хотя этот доход нельзя было назвать лёгким, ведь после проигрыша в суде клиенты, уже расплатившиеся с Чурбаем Бачурой, требовали назад гонорар, а получив отказав, нередко поколачивали юриста-самоучку.
– Нет, – когда надо, Щюра мог быть суровым со своими друзьями, – нас будет представлять на суде Анжелика Львовна… У неё это лучше получается.
– У неё тоже нет юридического образования, – возмутился Чурбай.
– Зато у этой молодящейся старухи есть сверхъестественная наглость в сочетании с самой подлой бабской хитростью, – терпеливо объяснил Щюра, – она в суде – как дома. Всех знает… Мы с ней нашли очень ловкий ход: когда процесс заходит в нежелательное для нас направление, Анжелика подсовывает судье якобы «горящую», но очень приличную путёвку в престижный санаторий… Мне эта путёвка ничего не стоит, а судье очень нравится такая забота, она берёт отпуск, откладывает заседание суда на месяц, а мы с Анжеликой за этот месяц разруливаем ситуацию в нашу пользу… Идея с путёвками принадлежит Анжелике…Зверь баба… Так что ты не при делах…
– А моё дело она проиграла, – хмуро ввязался в разговор Моня.
– Так у тебя уголовное дело-то, – пожал плечами Щюра, – она с уголовными делами связываться побаивается… Там она сама может сесть за свои выкрутасы…Да ты и сам виноват – тебе сказали, чтобы слегка помять, а ты его раздавил... Так не делается…
Мина хоть и была в подпитии, с ужасом и недоверием слушала откровения главного записывателя. Она не могла поверить, что правосудием могут играть такие низкопробные личности как Анжелика, которая при солидном возрасте и собственном весе щеголяла в мини-юбках. Мина с нетерпением ждала суда, чтобы убедиться, что Щюра и Анжелика поплатятся за свою наглость…
Через месяц Мина сидела в зале суда и видела наглую Анжелику и тревожные лица ответчиков.
Сам Щюра на суд не ходил, потому что, по словам Анжелики, «не все понимали его внутреннюю красоту», а с копиями множества удостоверений о наградах, премиях и прочих свидетельствах о близости Щюры к власти она может ознакомить суд и сама.
– Встать, суд идёт! – пропищала секретарь суда, и в зал заседаний вплыла судья, благосклонно кивнув Анжелике.
Мина поняла, что выигрыш Щюре обеспечен.
Судья еле слышно что-то бормотала, усевшись на своё место под государственным гербом, но Мина уже не слушала. Ей регрессивно захотелось выпить аптечного «Боярышника», чтобы смыть налипшее внутри ощущение гадливости.
Мина встала и вышла из зала суда, превратившегося в коррупционный балаган.
На улице Мину вырвало и, вдохнув свежего воздуха, подумалось: «Когда же ты сдохнешь, моя глупая совесть?»
AST-NEWS.ru
– Тяжёлый случай, – вбежал в офис раскрасневшийся с мороза записной аферист Чурбай Бачура, – про тебя написали, не называя имени и должности, – Чурбай бросил на стол перед Щюрой одну из городских газет.
Щюра, только что принявший соточку хорошего, по его мнению, армянского коньяка, нехотя полистал печатное издание.
– А где, а чего? – не понял главный записыватель, который в последнее время не только ничего не писал, но и не читал.
– Давай я тебе прочту, – Мина взяла газету со стола и начала искать, но, успев выпить не только коньяк, но и два фуфырика «Настойки боярышника», также не нашла нужной статьи.
– Да вот, – Чурбай вырвал газету и быстро нашёл нужный материал, – главное – в отчёркнутых мной абзацах…
– «…Захватив власть в отделении союза записывателей, – начинает читать Чурбай, видя, что Мина уже не выказывает желания озвучивать статью, – он превратил это общественное объединение в коррупционный центр по выкачиванию бюджетных средств под видом финансирования развития литературы, выявления и поддержки местных талантов, изданию книг перспективных авторов… На деле никакого развития литературы нет и в помине… В члены союза записывателей принимаются не по признаку таланта, а по степени преданности новоявленному главарю членов… Деньги на издание местных нечитабельных “шедевров” выдаются с солидным откатом без дальнейшей проверки целесообразности расходования этих средств… Книги членов местного отделения союза записывателей стабильно печатаются в одной и той же типографии соседнего региона. При этом в исходных данных этих книг указывается тираж с тремя нулями, а на деле происходит выпуск 100-200 экземпляров. “Сэкономленные” средства делятся между директором типографии и нашим “героем”… Периодически происходит избиение неугодных нашему герою людей. Их заманивают, приглашая на совместные пьянки, а после застолья избивают и бросают на улицах… Разработана схема одаривания нужных людей так называемыми литературными премиями за счёт бюджета. Творческий по своей сути союз превращён в шайку аферистов и бандитов…»
– Вот основные составляющие статьи, – Чурбай бросил газету на стол, – что будем предпринимать?
– Надо подавать в суд иск по защите чести и достоинства и наказать наглецов материально за причинение моральных и физических страданий, – выпалил раскрасневшийся от злости Щюра.
– Ну как ты подашь в суд, если в статье не приводится твоего имени? – в подпитии Мина любила вредничать.
– Ведь там не указано имени? – повернулась Мина к Чурбаю, которого считала выпускником ВГИКа, ГИТИСа или, по крайней мере, института культуры.
– Не указано, – грустно констатировал Чурбай, нигде никогда не работавший и ничего не заканчивавший.
– Не беда, – махнул рукой Щюра, – мы пригласим на суд Семячинского, и тот «вспомнит», что встречался с автором статьи, который признался ему, что писал статью именно про меня…
– Но это же лжесвидетельство, – возмутилась от всего пьяного сердца Мина.
– У Семячинского особый талант обманывать суд, – рассмеялся Чурбай, – мы однажды взяли его лжесвидетелем на суд, и он под присягой рассказал, что это не я бил старика ногами, а старик мне дал пощёчину, а я-де стал разнимать старика и успокаивать и даже уже начал давать ему прикурить, но потом вспомнил, что курение вредно для здоровья и не дал ему закурить. И вот за это на меня и возвели напраслину… Судья даже прослезилась и по внутреннему убеждению присудила старику платить мне за моральный и физический ущерб…
– Вот и мне надо получить за физический ущерб, – пробормотал главный записыватель.
– А какой такой у тебя физический ущерб? – продолжала выпытывать Мина, никогда ни на кого не подававшая в суд.
– Я каждый год провожу месяц в санатории за 30-40 тысяч рублей за счёт бюджета, а квитанции сохраняю, – объяснил Щюра, – предъявлю суду и приобщу к делу… Судья по внутреннему убеждению сочтёт эти расходы как физический ущерб.
– А что такое – внутреннее убеждение судьи? – не догоняла Мина.
– Всё просто, – объяснил Щюра, – мой дружок Белый Зуб звонит председателю областного суда и сердечно просит поддержать меня на предстоящем судебном процессе. Председатель суда в свою очередь звонит судье, которому передали моё дело, и приказывает поддержать меня на предстоящем процессе и обеспечить победу над моими обидчиками… Вот вам и внутреннее убеждение…
– Но в тексте статьи нет никаких параллелей с тобой, – не унималась почти пьяная Мина, – на что будет опираться внутреннее убеждение судьи?
– А оно будет опираться на психологическо-филологическую экспертизу моего хорошего друга Поцелуйникова, – пояснил Щюра, разливая фальсификат коньяка по стопкам записывателей, – однажды местная газетёнка поздравила Моню с днём его рождения без должного восторга от бессмертного творчества самого лиричного поэта не только региона, а и всей необъятной страны… И что вы думаете, учёный Поцелуйников в своей экспертизе доказал, что поздравление это являлось циничным глумлением над пожилым и заслуженным поэтом, что его достоинство было втоптано в грязь, а деловая репутация опущена ниже плинтуса… Короче, газетёнка платила нам по полной…
– А меня представителем на суд возьмёте? – от волнения голос Чурбая дрожал. В последнее время представительство в суде осталось его единственным источником дохода, хотя этот доход нельзя было назвать лёгким, ведь после проигрыша в суде клиенты, уже расплатившиеся с Чурбаем Бачурой, требовали назад гонорар, а получив отказав, нередко поколачивали юриста-самоучку.
– Нет, – когда надо, Щюра мог быть суровым со своими друзьями, – нас будет представлять на суде Анжелика Львовна… У неё это лучше получается.
– У неё тоже нет юридического образования, – возмутился Чурбай.
– Зато у этой молодящейся старухи есть сверхъестественная наглость в сочетании с самой подлой бабской хитростью, – терпеливо объяснил Щюра, – она в суде – как дома. Всех знает… Мы с ней нашли очень ловкий ход: когда процесс заходит в нежелательное для нас направление, Анжелика подсовывает судье якобы «горящую», но очень приличную путёвку в престижный санаторий… Мне эта путёвка ничего не стоит, а судье очень нравится такая забота, она берёт отпуск, откладывает заседание суда на месяц, а мы с Анжеликой за этот месяц разруливаем ситуацию в нашу пользу… Идея с путёвками принадлежит Анжелике…Зверь баба… Так что ты не при делах…
– А моё дело она проиграла, – хмуро ввязался в разговор Моня.
– Так у тебя уголовное дело-то, – пожал плечами Щюра, – она с уголовными делами связываться побаивается… Там она сама может сесть за свои выкрутасы…Да ты и сам виноват – тебе сказали, чтобы слегка помять, а ты его раздавил... Так не делается…
Мина хоть и была в подпитии, с ужасом и недоверием слушала откровения главного записывателя. Она не могла поверить, что правосудием могут играть такие низкопробные личности как Анжелика, которая при солидном возрасте и собственном весе щеголяла в мини-юбках. Мина с нетерпением ждала суда, чтобы убедиться, что Щюра и Анжелика поплатятся за свою наглость…
Через месяц Мина сидела в зале суда и видела наглую Анжелику и тревожные лица ответчиков.
Сам Щюра на суд не ходил, потому что, по словам Анжелики, «не все понимали его внутреннюю красоту», а с копиями множества удостоверений о наградах, премиях и прочих свидетельствах о близости Щюры к власти она может ознакомить суд и сама.
– Встать, суд идёт! – пропищала секретарь суда, и в зал заседаний вплыла судья, благосклонно кивнув Анжелике.
Мина поняла, что выигрыш Щюре обеспечен.
Судья еле слышно что-то бормотала, усевшись на своё место под государственным гербом, но Мина уже не слушала. Ей регрессивно захотелось выпить аптечного «Боярышника», чтобы смыть налипшее внутри ощущение гадливости.
Мина встала и вышла из зала суда, превратившегося в коррупционный балаган.
На улице Мину вырвало и, вдохнув свежего воздуха, подумалось: «Когда же ты сдохнешь, моя глупая совесть?»
Рос Эзопов,
«Факт и компромат» (№3 (713), 2017 г.)
