Главный местечковый записыватель Щюра был соткан из противоречий. Он считал себя глубоко русским человеком и рвал всё в себе и на себе за кристальную чистоту русского письменного и разговорного языка, но в то же время не желал отставать от стремительного течения времени, к месту и не к месту употребляя иностранные словечки.
– Я сделаю тебя моим хештегом, – говорил он Моне.
– Я – твой хештег, – признавался Щюра Мальвине, своему дружку из властных структур.
Мальвине это нравилось, а Моне – не очень.
Мина знала, что такое хоштег, но в двух словах не могла объяснить этого и только качала головой.
За постоянными пьянками в этом юбилейном для коммунаров году записыватели проглядели начало весны. Только случайно Моня заметил на улице бабулек, торгующих веточками верб, и догадался, что раз близится Вербное воскресение, то весна наступила в любом случае.
– Весна – пора поэтов, – высказался Щюра, услышав новость, потом прочитал «экспромт», написанный лет тридцать назад и даже не им:
Моня решил в ближайшие сутки снять жрицу любви.
Щюра лихорадочно начал перебирать в уме всех своих знакомых.
Главный записыватель умел думать только вслух, поэтому за его перебиранием знакомых с интересом следили его собутыльники.
– Виктория Ивановна уже в возрасте, но выпить вместе никогда не отказывается, Валентина Петровна замужем, но на внебрачные связи идёт охотно, – перечислял Щюра сотрудниц местного минкульта. Он уже начал рассуждать о благородном спаривании для продолжения рода человеческого и о легкомысленном спаривании для мимолетных наслаждений, но его совершенно неделикатно оборвала Мина.
– Я заметила, что на тебя с большим вниманием посматривает прозаик и лауреатка литпремии Раздевальщикова, – глубокомысленно проговорила поэтесса.
– Да она на всю голову больная, – смущённо забормотал Щюра, – да я её и не узнаю…
– А что такое любовь, как не безумие? – цинично ухмыльнулась Мина.
– А Раздевальщикова – ничего, высокая, стройная, правда – в годах, – поддержал Моня, – она только про любовь и пишет… Её лирическая героиня готова отдаться любому, кто поймёт и примет её богатый внутренний мир…
– На второй странице это становится понятным со всей очевидностью… Продолжение чтения становится интеллектуальной пыткой… Но как объект любви Раздевальщикова идеальна – она боготворит нашего главного записывателя за его ордена, медали и бесчисленные литературные премии, хоть и полученные по искательству…
– А как я с ней познакомлюсь? – смутился обычно никогда не смущающийся Щюра.
– Очень просто, – Мина вскочила со своего стула, не забыв прихватить со стола полную стопку, и начала прохаживаться по офису, изредка делая маленькие глоточки, – Раздевальщикова работает в музыкальной школе… Ты берёшь за руку своего внука Диогена и ведёшь его в эту школу, а там как бы случайно встречаешь Раздевальщикову… Остальное – дело техники… На всякий случай купи упаковку виагры…
– Контрацептивы тоже не забудь, – добавил предусмотрительный Моня.
– Ты что – с Мальвиной поссорился? – неожиданно поинтересовалась Мина.
– Нет, – Щюра удивился вопросу, – а при чём здесь Мальвина?
– У вас же с ним любовь, – Мина, когда её что-то интересовало, забывала о деликатности, – зачем тебе искать любовь на стороне?
– С Мальвиной у нас нечто большее, чем любовь, – Щюра никогда прежде не говорил со своими собутыльниками об отношениях с властным Мальвиной. Подразумевалось, что и так всё яснее ясного.
– Всё понятно, – сделал попытку прекратить дальнейшее обсуждение Моня.
– А я ничего не понимаю, – хорохорилась Мина, желая вывести Щюру из себя, – так пойдёшь в музыкальную школу?
– Да, – кивнул главный записыватель.
Мина оперативно сбросила на айфон Щюры фото Раздевальщиковой, и пьянка спокойно потекла к своему завершению.
Поздним утром следующего дня Щюра, незадолго до этого опохмелившись, тяжело поднимался вместе со своим внуком Диогеном к входной двери музыкальной школы. Диоген – пятилетний мальчик еле передвигал толстенькие ножки. Он был в ужасе от очередного каприза своего дедушки. До этого Диогена заставляли учить наизусть тупые вирши Щюры, имеющие псевдопатриотическую направленность. Что теперь предстояло совершить ему – мечтающему только о компьютерных играх и жирных гамбургерах?
Стрела Амура пронзила сердце Щюры. Да, это была его любовь.
Их глаза встретились. Оба почувствовали искру, несколько лениво проскочившую между ними.
– Пошли все отсюда! – топнула ногой на учеников педагог, – Ничего путного из вас всё равно не получится!
Ученики быстро покинули класс.
– Мне надоело здесь… Меня не ценят, на меня жалуются… Интернет полон пасквилей на меня…
– На меня тоже, – поддакивал Щюра, – меня обвиняют во всех грехах…
– И меня… Над моими великими произведениями смеются, обвиняют в неграмотности, занудности, эклектике, низкопробности и дилетантизме…
– Весна, – мечтательно заныл Щюра.
– Весна, – жадно сглотнула Раздевальщикова.
– Любовь, – как бы на ощупь подходил к цели своего визита Щюра.
Два бестолковых титана провинциального записывательства общались, а за этим удивительным процессом наблюдал несчастный ребёнок Диоген, отец и дед которого были потенциальными секретарями местечкового обкома Компартии, если обстоятельства сложатся в их пользу.
– Любовь – да, – кивнула Раздевальщикова, – но спариваться мы не будем… Я этот процесс часто описываю, но исполнять его в реальности не согласна…
Этим же вечером Щюра за рюмкой водки и кружкой пива рассказал о своей попытке полюбить.
– В результате мы решили совместно создать новое лирическо-патриотическое полотно, направленное на позитивное развитие репродуктивности всех слоёв населения в целях повышения демографических показателей в стране… Новый роман будет называться «Да будем впредь»… Собственно, это мой старый роман «Да будет медь», в ткань которого гармонично вплетутся захватывающие высоконравственные сцены спаривания главных героев во имя продолжения рода человеческого…
– Всё хорошо, – съехидничала Мина, – да ты-то имеешь к этому роду отношение только в виде недостающего звена…
Щюра не догнал, Моня же, въехав в тему, долго трясся всем своим лирическим центнером живого веса в экстазе икотного хохота.
AST-NEWS.ru
– Я сделаю тебя моим хештегом, – говорил он Моне.
– Я – твой хештег, – признавался Щюра Мальвине, своему дружку из властных структур.
Мальвине это нравилось, а Моне – не очень.
Мина знала, что такое хоштег, но в двух словах не могла объяснить этого и только качала головой.
За постоянными пьянками в этом юбилейном для коммунаров году записыватели проглядели начало весны. Только случайно Моня заметил на улице бабулек, торгующих веточками верб, и догадался, что раз близится Вербное воскресение, то весна наступила в любом случае.
– Весна – пора поэтов, – высказался Щюра, услышав новость, потом прочитал «экспромт», написанный лет тридцать назад и даже не им:
Весна – время года поэтов.
Поэзия – это весна.
Не можем молчать мы об этом
И пьём за весну мы без сна!
Моня и Щюра согласились, но с большим сомнением осмотрели Мину. Она являла собой объект для любви чисто платонической.Но идея попала на хорошую почву.
Моня решил в ближайшие сутки снять жрицу любви.
Щюра лихорадочно начал перебирать в уме всех своих знакомых.
Главный записыватель умел думать только вслух, поэтому за его перебиранием знакомых с интересом следили его собутыльники.
– Виктория Ивановна уже в возрасте, но выпить вместе никогда не отказывается, Валентина Петровна замужем, но на внебрачные связи идёт охотно, – перечислял Щюра сотрудниц местного минкульта. Он уже начал рассуждать о благородном спаривании для продолжения рода человеческого и о легкомысленном спаривании для мимолетных наслаждений, но его совершенно неделикатно оборвала Мина.
– Я заметила, что на тебя с большим вниманием посматривает прозаик и лауреатка литпремии Раздевальщикова, – глубокомысленно проговорила поэтесса.
– Да она на всю голову больная, – смущённо забормотал Щюра, – да я её и не узнаю…
– А что такое любовь, как не безумие? – цинично ухмыльнулась Мина.
– А Раздевальщикова – ничего, высокая, стройная, правда – в годах, – поддержал Моня, – она только про любовь и пишет… Её лирическая героиня готова отдаться любому, кто поймёт и примет её богатый внутренний мир…
– На второй странице это становится понятным со всей очевидностью… Продолжение чтения становится интеллектуальной пыткой… Но как объект любви Раздевальщикова идеальна – она боготворит нашего главного записывателя за его ордена, медали и бесчисленные литературные премии, хоть и полученные по искательству…
– А как я с ней познакомлюсь? – смутился обычно никогда не смущающийся Щюра.
– Очень просто, – Мина вскочила со своего стула, не забыв прихватить со стола полную стопку, и начала прохаживаться по офису, изредка делая маленькие глоточки, – Раздевальщикова работает в музыкальной школе… Ты берёшь за руку своего внука Диогена и ведёшь его в эту школу, а там как бы случайно встречаешь Раздевальщикову… Остальное – дело техники… На всякий случай купи упаковку виагры…
– Контрацептивы тоже не забудь, – добавил предусмотрительный Моня.
– Ты что – с Мальвиной поссорился? – неожиданно поинтересовалась Мина.
– Нет, – Щюра удивился вопросу, – а при чём здесь Мальвина?
– У вас же с ним любовь, – Мина, когда её что-то интересовало, забывала о деликатности, – зачем тебе искать любовь на стороне?
– С Мальвиной у нас нечто большее, чем любовь, – Щюра никогда прежде не говорил со своими собутыльниками об отношениях с властным Мальвиной. Подразумевалось, что и так всё яснее ясного.
– Всё понятно, – сделал попытку прекратить дальнейшее обсуждение Моня.
– А я ничего не понимаю, – хорохорилась Мина, желая вывести Щюру из себя, – так пойдёшь в музыкальную школу?
– Да, – кивнул главный записыватель.
Мина оперативно сбросила на айфон Щюры фото Раздевальщиковой, и пьянка спокойно потекла к своему завершению.
Поздним утром следующего дня Щюра, незадолго до этого опохмелившись, тяжело поднимался вместе со своим внуком Диогеном к входной двери музыкальной школы. Диоген – пятилетний мальчик еле передвигал толстенькие ножки. Он был в ужасе от очередного каприза своего дедушки. До этого Диогена заставляли учить наизусть тупые вирши Щюры, имеющие псевдопатриотическую направленность. Что теперь предстояло совершить ему – мечтающему только о компьютерных играх и жирных гамбургерах?
На счастье музыкальная школа была скромных размеров, так что вскоре Щюра нашёл класс, где преподавала прозаик-лауреат и кандидат на место его возлюбленной.– Какая это тональность, болваны!? – орала Раздевальщикова на своих учеников в тот момент, когда главный записыватель заглянул в класс.
Стрела Амура пронзила сердце Щюры. Да, это была его любовь.
Их глаза встретились. Оба почувствовали искру, несколько лениво проскочившую между ними.
– Пошли все отсюда! – топнула ногой на учеников педагог, – Ничего путного из вас всё равно не получится!
Ученики быстро покинули класс.
– Мне надоело здесь… Меня не ценят, на меня жалуются… Интернет полон пасквилей на меня…
– На меня тоже, – поддакивал Щюра, – меня обвиняют во всех грехах…
– И меня… Над моими великими произведениями смеются, обвиняют в неграмотности, занудности, эклектике, низкопробности и дилетантизме…
– Весна, – мечтательно заныл Щюра.
– Весна, – жадно сглотнула Раздевальщикова.
– Любовь, – как бы на ощупь подходил к цели своего визита Щюра.
Два бестолковых титана провинциального записывательства общались, а за этим удивительным процессом наблюдал несчастный ребёнок Диоген, отец и дед которого были потенциальными секретарями местечкового обкома Компартии, если обстоятельства сложатся в их пользу.
– Любовь – да, – кивнула Раздевальщикова, – но спариваться мы не будем… Я этот процесс часто описываю, но исполнять его в реальности не согласна…
Этим же вечером Щюра за рюмкой водки и кружкой пива рассказал о своей попытке полюбить.
– В результате мы решили совместно создать новое лирическо-патриотическое полотно, направленное на позитивное развитие репродуктивности всех слоёв населения в целях повышения демографических показателей в стране… Новый роман будет называться «Да будем впредь»… Собственно, это мой старый роман «Да будет медь», в ткань которого гармонично вплетутся захватывающие высоконравственные сцены спаривания главных героев во имя продолжения рода человеческого…
– Всё хорошо, – съехидничала Мина, – да ты-то имеешь к этому роду отношение только в виде недостающего звена…
Щюра не догнал, Моня же, въехав в тему, долго трясся всем своим лирическим центнером живого веса в экстазе икотного хохота.
Рос Эзопов, астраханский областной общественно-политический еженедельник «Факт и компромат», №14 (724), 2017 г.
