Главному местечковому записывателю Щюре не давала покоя слава Данте Алигьери.
- Ничего путного этот Дантес не создал, - говорил Щюра своему заместителю Моне, ковыряясь спичкой в зубах после похода в столовую областной администрации, куда у друзей-записывателей были пропуска. – Он даже переводов не делал… Он писал на итальянском языке… Кому это нужно? Круги ада какие-то… Муть, короче… Написал бы о труде промрыбаков Адриатики… Но зачем ему какое-то Адриатическое море, ему лучше об аде чушь рифмовать…
Щюра замолчал, задумавшись о своём потаённом.
Лучше всего Щюра писал доносы.
Ещё не будучи членом союза записывателей, Щюра строчил доносы на ребят, которые сочиняли лучше него. Им аплодировали на творческих встречах, их стихи зажигали слушателей.
Щюра писал в доносах, что стихи его конкурентов искажали советскую действительность, играли на руку американским империалистам.
Не всех «антисоветчиков» сажали, но всем перекрывали путь в легальную литературу, что и надо было Щюре. Он рос, а его противники погибали в безвестности или спивались.
Но он, бездарь, - тоже оставался нечитаемым. Ведь книги, напечатанные на подачки из бюджета в бурятской типографии, так и стояли невостребованными в библиотеке города, где Щюра главенствовал в союзе бездарных записывателей.
На глаза Щюры попалась принтерная распечатка стихов Мины из Интернета:
Она
Ты для меня как яхонт, но не яхонт.
Ты для меня Вино и Хлеб.
Тысячелетья вычеркнула махом.
Я – Нефертити. Ты – Аменхотеп.
Что годы нам, века, эпохи.
Всё пронесётся – не успеешь ахнуть.
Года считают только лохи.
Мы посылаем время на х….
Он
Жизнь потерял среди событий.
Как тяжело мне быть монархом.
Нас волшебства связали нити
С восторгом, смешанным со страхом.
В любви я был плохой учитель.
Всё в этом мире будет прахом.
Аменхотеп и Нефертити
Беспечно время посылают на х…
Как раз в этот момент в кабинет вплыла вечно юная Мина.
- Что ты за парашу сочиняешь?! - сходу набросился на нее главный записыватель.
Взгляд Мины скользнул по столу Щюры.
Внезапно она изменилась. Воробышек превратился в орла, не меняя своих размеров.
- Ты интересуешься загробным миром? – мрачно улыбнулась Мина. – Так загробная жизнь и есть эта жизнь. Плебей, я – Нефертити – царица Египта, никогда и не умирала. Я помню все жизни, которые прожила с тех пор. Я каждый раз рождаюсь поэтессой. Иногда посредственной, иногда великой. В этой последней жизни я встретила фараона Аменхотепа. Мы жили в разные времена и вот познакомились здесь…Не волнуйся, ты – не Аменхотеп. Эта жизнь – твой загробный мир. После смерти ты опять рождаешься Щюрой в стране Советов, стучишь и доносишь, подличаешь, клянчишь, хочешь, чтобы окружающие поверили, что ты великий… Это повторяется снова и снова… Это твой ад… Тебе не нравится? Ты сейчас забудешь всё, что я рассказала. – Мина щёлкнула пальцами и превратилась опять в милую вечно юную Мину. – Извини за глупые стишки... Дурачилась… Подурачиться нельзя?
- Ты должна работать над моим имиджем, - строго наставлял её Щюра. – Скоро мой юбилей…
В кабинет завалился Моня.
- Все за стол, - рявкнул он и, подхватив под ручку Мину, отправился с ней на кухню.
- Чтоб нам в загробном мире так жилось! – поднял тост Щюра.
Больше за этот день Щюра ничего не помнил.
Щюра проснулся как всегда не рано. После ВЧЕРАШНЕГО гудела голова. Хотелось водки, огурцов, рассола, но Щюра взял ручку и рабочий блокнот, чтобы выполнить свой принцип “ни дня без строчки”.
Жизнь продолжается.
Рос Эзопов,
Астраханский общественно-политический еженедельник "Факт и компромат" № 40 (550), 18.10.2013 г.
