Год литературы в Астрахани, крае Тредиаковского, Хемницера, Курмангазы, Хлебникова, Бляхина и Луконина, был отмечен двумя серьёзными скандалами, в центре которых стояли областная писательская организация и её бессменный предводитель, поэт-депутат Щербаков…


 «А чего их печатать, коли они уже померли…»

Первый скандал случился в дни всенародного празднования 70-летия Великой Победы, когда был обнародован список рукописей, отобранных комиссией для издания на бюджетные деньги. В это время я занимался презентацией книги, посвящённой вкладу астраханцев в нашу общую Победу на все времена. К выходу этого издания, кстати, признанного одним из лучших в стране в юбилейном году, я имел кое-какое отношение, будучи руководителем проекта, автором концепции и ряда текстов. Помнится, как бережно и скрупулёзно мы работали с прекрасным журналистом Ниной Куликовой над темой «Астраханские литераторы на войне и о войне». Мы были уверены, что документальные рассказы о писателях и поэтах-фронтовиках будут дополнены их художественными произведениями, которые, конечно же, войдут в большой сборник в рамках готовящихся к производству книг астраханских литераторов. Я, в своё время редактировавший некоторые произведения Юрия Селенского, Бориса Ярочкина, Сергея Калашникова и других, уже представлял, как это всё будет выглядеть, кто за кем пойдёт, как «разойдутся», к примеру, Шаховский с Лукониным, но мечтания мои оказались пустыми: среди победителей литературного конкурса на издание книг в юбилейном победном году имён литераторов-фронтовиков не оказалось. Ни од-но-го!

Невольно вспомнился герой Ричарда Олдингтона, который на вопрос, читал ли он такого-то автора, удивлённо ответил, а чего, мол, его читать, он же давно помер… Это была не пощёчина, это был пинок памяти. К подлым ударам исподтишка мы ещё вернёмся, а тогда я сел и написал возмущённую статью «Живые оказались проворнее мёртвых», которую немедленно опубликовала авторитетная в крае газета «Комсомолец Каспия». Список будущих лауреатов был составлен в областной писательской организации, руководители которой входили и в комиссию министерства культуры и туризма, утверждавшую его, и позднее вошли – кто бы сомневался! – в число «избранных». Со дня опубликования статьи до окончательного решения комиссии оставалась ещё неделя, и когда мои возмущения поддержал глава администрации губернатора, я уже не сомневался, что книге фронтовиков – быть!

Конечно, неприятно признаваться в этом, но насколько наивен я был, полагая, что кто-то кого-то здесь ещё слушает. Или слушается. То есть всё, что в этом случае делают наши минкультовские дамы – это говорят, глядя на вас всё понимающим, ласковым взглядом: «Мы вас услышали, непоседливый вы наш», добавляя про себя «…но тут же забыли!» Впрочем, я менее всего склонен винить в чём-то дам. За кадровую политику в губернии отвечают сурового вида мужчины, и это они поначалу посчитали возможным назначить министром культуры бывшую работницу «Газпрома», чтобы вскоре сменить её на заведующую юридической службой администрации. Я с неизменным уважением отношусь к нелёгкому труду добытчиков углеводоров и юристов, но «бросать» их на культуру в мирное время всё же не камильфо.

То, что сделал Щербаков сотоварищи при полной поддержке такого минкульта, имеет признаки осознанного и цинично демонстративного неуважения к памяти писателей-солдат. Теперь, конечно, там хором скажут, что когда-нибудь обязательно издадут их… может быть, сразу после дождичка в четверг, и даже на голубом глазу стишок для них напишут и, закатив глаза, c надрывом прочитают, но полынный привкус чудовищной несправедливости останется навсегда. А ведь всё могло бы решиться очень просто, стоило «отрезать» от четырёх рукописей по краюхе на сборник для фронтовиков. Именно такой вариант я предлагал руководству минкульта вкупе с обязательством бесплатно составить и отредактировать сборник и даже написать к нему предисловие, но культурные дамы вместе с самодеятельными поэтами оказались суровы и непреклонны. Как сказал в своё время другой поэт-фронтовик: «Гвозди б делать из этих людей – не было б крепче в мире гвоздей…»

Видимо, читатель обратил внимание на то, что я и словом не обмолвился о качестве и соответствии профессиональному уровню изданных за бюджетный миллион книг. Серьёзный разговор об этом впереди, после рецензирования. Вполне допускаю, зная отнюдь не «звёздный» состав «лауреатов», за исключением Александра Маркова, что дело может обернуться обращением в суд. Cкажем, по статье «Халатность» или «Нецелевое использование бюджетных средств»…

Если областные власти всерьёз озабочены произошедшим, то срочно необходимо создать независимую комиссию, способную объективно разобраться во всём. В неё могли бы войти ветераны, журналисты, представители агентства по связи и массовым коммуникациям, авторитетные филологи… Унижена и оскорблена память воинов, и наш долг – защитить её от надругательства.

 

Дежавю, месье?

Второй скандал вышел пошумнее, да, пожалуй, и поподлее. 8 сентября председатель правления Интернационального Союза писателей Александр Гриценко, в прошлом астраханец, приехал в родной город из столицы, чтобы вручить литературную премию за книгу переводов вышеупомянутому поэту Щербакову.

Дата вручения награды ну по оочень счастливой случайности совпала с завершением предвыборной кампании в местные органы власти, в которых лауреат участвовал в качестве кандидата в депутаты гордумы от КПРФ. После церемонии награжденец повёз к себе домой своего благодетеля (о том, что именно высокий гость во многом поспособствовал, чтобы премия отправилась по правильному адресу, знали все), и там, в кругу домочадцев и литпарттоварищей хорошо отметил лауреатство, в результате чего Александр Гриценко на «скорой помощи» c тяжёлыми побоями был доставлен в больницу.

Далее пейзаж накрывается туманом. Потерпевший, хотя и получил тяжёлые удары в голову, рассудка и памяти не лишился, и после осмотра в больнице в графе Anamnes morbi врач делает запись: «Со слов больного, за 1 час до осмотра был избит известными лицами». Гриценко называет их: друг и заместитель Щербакова поэт Свердлов (он нанёс первый удар) и зять всё того же Щербакова (тот уже в одиночку бил с переднего сидения). За избиением наблюдал водитель затьиной машины, робко пытаясь остановить мордобой, который вскоре завершился выбрасыванием тяжело травмированного Гриценко на асфальт. Причиной конфликта, по мнению потерпевшего, стала несовместимость политических взглядов: Гриценко известен как убеждённый сторонник Владимира Путина, а его оппоненты придерживаются коммунистических воззрений.

Они, разумеется, рисуют другую картину. Да, Гриценко был в нашей компании, много выпил и потом вдруг куда-то исчез. Всё, что он говорит о нас, – сплошной навет. К делу подключается писательская организация, отрядив для борьбы с очернителем «великолепную семёрку» ну совсем непьющих своих членов, которые дружно клеймят Гриценко, объясняя его возмутительное поведение завистью к поэтическим и политическим достижениям Щербакова. Позднее всё те же «непьющие» принялись распространять слухи о том, что Гриценко-де хорошо заплатили за весь этот скандал c побоями, целью которого было препятствовать попаданию Щербакова в гордуму. Ну что на это скажешь? Похоже, действительно, цирк уехал, а клоуны остались… Всё, что произошло с Гриценко, вызвало у меня стойкое ощущение дежавю – того, что уже было и переживалось когда-то.

И впрямь, четверть века назад после другого банкета примерно тем же составом, только вместо зятя Щербакова фигурировал сам Щербаков, были избиты поэт Ваганов и прозаик Пикулев. Дело вызвало в городе большой шум, разбиралось на собрании, которое вёл я как один из руководителей писательской организации.

Народ был настроен радикально, предлагалось гнать эту публику поганой метлой из организации, обратиться в прокуратуру и т.д. Один я, дурак, как мог защищал молодых литераторов, которые в итоге отделались лёгким испугом-отлучением от платных выступлений перед читателями на полгода. И вот спустя 26 лет захотелось мне перечитать протокол того собрания, благо по другим причинам я вскоре оказался в областном архиве. Мне принесли папку документации за 1989 год, я начал листать её, ища потребный протокол, да так и не нашёл. Его не было, он исчез!

 

Продвинутые мыши, или Подзатыльник с «того» света

Кто почистил архивные документы два десятка лет назад, сейчас уже не установишь. По мне, так есть несколько кандидатур, среди которых выделяются Щербаков и мыши. Я грешу на мышей. Время было голодное, свирепствовала чубайсо-гайдаровская эпидемия, и мыши, подёргав носами, опустились до бумаги. Хотя почему «опустились»? Вспомните Чехова: «Дело о съедении дела мышами»… Эти серые бестии всегда любили сладко покушать. А что было слаще щербаковских протоколов в 80-е годы? Я запросил другую документацию, и спустя полтора часа вышел из архива в душевно приподнятом состоянии. Чёрт возьми, всё-таки здорово, что, судя по отсутствию протоколов, это не Щербаков пытался выдать чужие стихи за свои и соответственно не его мы «воспитывали» на бюро писательской организации по письму слишком грамотной учительницы. И уж, конечно, не он с корешом брал деньги в двух местах на одну командировку, за что снова был подвергнут остракизму на безжалостном бюро.

В писательской организации мыши тоже не лыком шиты, поэтому абы чего хрумкать не будут. И всё же мерзавки схалтурили, не всё подчистили. В описи № 1 дела № 134 пропустили протокол от 26 февраля 1985 года писательского собрания, на котором обсуждались итоги работы бюро пропаганды художественной литературы за прошедший год. Вот цитата из речи на этом собрании писателя Сергея Калашникова:

«…Молодые охотно выступают на селе. Потому что там большие возможности для разного рода махинаций. Подтверждение тому – Ю.Щербаков и Б.Свердлов, которые заверили вдвое почти больше путёвок на Юге Каспия и в Аксарае, чем выступили. Мы этот криминал рассматривали на заседании бюро писательской организации и строго наказали их».

Признаться, я на том бюро не был. На других был, но протоколы тех, на которых я присутствовал, были съедены продвинутыми мышами, а этот вот остался целёхоньким. И больше всего меня здесь поразило то, что выступавший Сергей Борисович Калашников принадлежал как раз к той славной плеяде астраханских писателей-фронтовиков, с которыми спустя тридцать лет Щербаков столь не по-людски обошёлся, предав их забвению. Словом, всё это было похоже на мистический подзатыльник с «того» света…

 

«Астраханщина»: изменение вида и формы?

Мне бы и в голову не пришло что-либо писать о Щербакове. Он мне не интересен как поэт, потому что поэт он, на мой взгляд, серенький, каких пруд пруди. И как личность он мне тоже не интересен, потому что личности там как раз и нет, а есть совокупность природных и благоприобретённых качеств, которыми он, точно отбойным молотком, пробивает себе дорогу к счастью – так, как он это понимает: чтобы всегда на виду на слуху, чтобы при должности, да поближе к власти, чтобы при грамотах, званиях и регалиях, пытаясь при этом выглядеть выше и значительнее, чем есть на самом деле. При крайне ограниченных способностях он, надо признать, выполнил план на 217 процентов, собрав столько премий и прочих знаков отличия, сколько вся русская классическая литература не собирала до него. Что и говорить, он поставил дело на поток.

Как остроумно заметил недавно писатель Андрей Белянин, во всей Великобритании нет такого количества литературных премий, сколько придумано их в Астрахани. Премии – это его конёк. Это всё пробивающий наконечник его отбойного молотка. И вот тут начинается мой интерес к нему, Щербакову, как к социально-психологическому феномену.

Начну издалека. Последние годы я пытался исследовать такое историко-криминальное явление, как «астраханщина». Оформившееся окончательно на уголовном процессе над совслужами и нэпманами в Астрахани в конце двадцатых годов прошлого столетия, «астраханщина» стала прародительницей коррупции, взяточничества и прочих разных мошеннических делишек. Изначально схема было такой: нэпман приходил в присутственное место, и за взятку решал вопросы увеличения квоты добычи рыбы или уменьшения налоговой базы. Виды взятки были самые разнообразные, порой весьма экзотические, начиная с коробки папирос и заканчивая продуктовыми завертушками вкупе с легкодоступными дамами полусвета. Этим Астрахань как раз и отличалась от других городов и весей, где чиновники тоже не сидели сложа руки.

Cо временем схемы менялись, разноообразивались, утончались. В их орбиту вовлекались всё новые слои общества. Вот, к примеру, некий предводитель местных пиитов изобрёл схему поощрения нужных людей… премиями!

Сначала в областной, городской, районной администрации «пробивается» литературная премия чьего-нибудь имени с весьма солидным денежным обеспечением для тутошних шекспиров и толстых, а уж потом к ней присовокупляются столичные литчиновники высокого ранга, главные редакторы профильных газет и журналов, прочие «нужники». Всё чинно, благородно, под фанфары и ко всеобщему удовольствию…

Помнится, году эдак в 1999 сидел я на банкете рядом с настоящей литературной «звездой», так как мы оба были лауреатами. Cотоварищ мой по чествованию был классиком советской литературы, секретарём Союзов писателей СССР и РФ, лауреатом Государственной премии, по его романам ставились популярные в народе кино и телефильмы. Был он устал, рассеян, ел вяло, часто вздыхал, невпопад кивая головой на хвалебные оды, мигом расцветшие вокруг него с подачи неугомонного Щербакова. Показалось мне даже, что он страдал, принуждая себя к карнавалу. Потом ему на смену пришли другие, тоже при должностях и званиях. Из этических соображений я не называю их имён, ибо люди это все были достойные. Все они, ещё совсем недавно безраздельные властители дум, в одночасье превратились в мало кому нужных сочинителей в высоких, правда, креслах, людей с одним лишь прошлым, от которого все шарахались. И тут вдруг из какой-то Богом забытой Астрахани появляется улыбчивый человечек и говорит: «Да что вы, право… Мы вас помним и любим. Мы вам вот премию даже присудили нашу и булочку с маслом икоркой тонюсенько намазали. Извольте обеспечить собственное присутствие, дабы обоюдно насладиться приятственной беседой!» Рисуя себе эту эпическую картину, я мысленно аплодировал Щербакову. Вот он где, его талант! Всех пригрел, всем потрафил, да и сам, едрёна вошь, без прибытка не остался. Представляю себе, как где-нибудь в начале второго отделения циркового представления в благодатном шапито, когда зрители покушали в буфете бутерброды и попили лимонад, шпрехшталмейстер зычно объявляет: «А сейчас, дамы и господа, долгожданный и всеми любимый орденоносец и медалист, мультилауреат литературных премий «России верные сыны», «За верность слову и Отечеству», «Имперская культура», «Серебряный Дельвиг», Московской и Астраханской, а также имени Александра Невского, Василия Тредиаковского, Курмангазы Сагырбаева и Валерия Брюсова…» Вот уж воистину: «Ласковый телёнок две матки сосёт». Хотя тут-то не две, а поболе будет…

Имеет ли это всё отношение к заявленной ранее теме «астраханщины»? На мой взгляд, безусловно, имеет. Глубинно и объёмно в это понятие входят любые действа из разряда «ты мне, я-тебе». В данном случае, возможно, мы познакомились с так называемой «астраханщиной-лайт» или утончённой, интеллектуально-моральной «астраханщиной». Практически она не наказуема в уголовном порядке, но она сама наказывает свои жертвы, наводя на них невидимую до поры духовную проказу.

…Говорят, Гриценко добровольно вызвался пройти проверку на детекторе лжи. И даже направил на имя своего оппонента предложение обратиться с совместным заявлением в прокуратуру о надлежащем расследовании инцидента. Это не просто сильный ход. Это – насущная необходимость, когда тебя, побитого и искорёженного, обвиняют в лжесвидетельстве с наветом да ещё в том, что ты за деньги организовал собственное избиение. Интересно было бы посмотреть на этот прейскурант. Сколько там, к примеру, может стоить «перелом нижней стенки правой орбиты с пролапсом ретробульбарной клетчатки и костных отломков в правую верхнюю пазуху»? Или «искривление носовой перегородки»? Это всё – из медицинского заключения, полученного в результате компьютерного исследования орбиты правого глаза и пазух пострадавшего Александра Гриценко.

Потерпевший уверен в себе и своей правоте. Чем ответит ему Щербаков? Готов ли он вместе со своим зятем, другом и водителем машины сесть в неуютное кресло полиграфа? Буду весьма удивлён, если хотя бы один из них пойдёт на это. Даже изощрённым во враньё шпионам, и тем редко удаётся обмануть машину, а что уж говорить про обывателей… Конечно, если за ними правда, то тогда они не пойдут, а побегут к аппарату с нервно дёргающимся носиком самописца, но, сдаётся мне, что они теперь сами больше похожи на этот нервно дёргающийся носик.

Дело это, хотя и трудное из-за отсутствия свидетелей, но вполне раскрываемое. Это хорошо. Плохо, что при любом раскладе в явном проигрыше останется Астрахань, вновь ставшая ареной всероссийского скандала. А ведь сначала и впрямь было слово…

Юрий НИКИТИН, «Литературная Россия»