В Петербурге на Марсовом поле очередной свободный художник наложил кучу перфоманса

В Петербурге на Марсовом поле очередной недоумок наложил кучу дерьма. На могилы. Вся либеральная общественность назвала его «художником» и стала искать смыслы. 

Мамаша рассказала, какой он милый, няшный и талантливый. «Арт-акция», «перформанс», «концепт»» «актуальность» - зазвучали давно знакомые и так же давно утратившие смысл слова. Других «художников» у них для нас нет. Павленский, Синие Носы, Бренер – всё «художники». А то, что они валят, ляпают, нагаживают – «искусство».  

Роль настоящего, не концептуального художника в мире оценивалась по разному. Но в любом случае художник говорил о том, что всех тревожит и волнует, указывал, бередил, напоминал, намекал, искал ответы на злобу дня. Языком искусства он говорил о любви, об отношении к миру, людям, Богу, вещам. Его искусство было средством познания мира, он не писал портрет – он изобретал средство понимания изображенного человека, портретом раскрывал мир видимого и чаемого, впечатлений, идей, трагедий. В современном мире хватает трагедий, мир исполнен болью до краев, как чаша, за один только прошлый век убито больше людей, чем за всю историю человечества... Люди гибнут от голода, болезней, мятутся, сражаются, нищают, ищут, страдают, мыслят, спорят, стреляются, переживают катарсис и падения…

Более актуальных вещей просто нет.

Но «концептуальных художников» это не волнует, в «актуальном искусстве» перечисленное не отражается. Мириады «художников» удивительно одинаковы в своих «перформансах» и «инсталляциях». Дерьмо. Причинные места. Мат. Кляксы. Грязь. Да, могут еще поджечь урну или почтовый ящик, нагадить в песочнице или лифте, снять штаны на улице.  

Всё. Весь концепт. Вся актуальность. Никакой школы. Никакой философии. Никакой преемственности традиций, миметизма, изобразительных средств, форм. Никаких идей. Ничего нет. Гулкая пустота, откуда в ответ на любой вопрос несется унылое «я так вижу» - главный отличительный признак шарлатана и бездарности, тавро как на скотине.

Они самовыражаются. И всё. Они считают, что это и есть свобода, не замечая, что в прекрасном, великом, тысячекомнатном дворце культуры и искусства они выбрали маленький испакощенный сортир, вонючую комнату для прислуги под лестницей, сидят в них, описывают только их, говорят о них и по ним судят обо всем дворце. Рабская, первобытная, убогая психология. 

Кстати, не случайно все «актуальные концептуалисты» всегда в оппозиции и перманентно в своей борьбе власти проигрывают. Рабы и дикари не могут выиграть. Не могут потому, что одной несвободе (как они считают) они противопоставляют другую, еще более убогую несвободу. Но при этом рабы и дикари парадоксальным образом считают, что они оригинальны, что благодаря им общество движется к прогрессу, хотя скотство и невежество одинаковы во все времена. 

Дикарь 15 тысяч лет назад изображал на скалах кривых человечков с явно выделенными половыми признаками – сегодня на стенах «галерей» под пристальным взором кураторов можно видеть то же самое – зачем тогда была античность, готика, Ренессанс, модерн? Неужели Микеланджело, Леонардо, Мантенья, Тулуз-Лотрек, Дени, Климт, все мыслители, мистики, мечтатели, визионеры, художники, скульпторы, вся радость и весь цвет мира, были хуже? Их языком можно объясниться в любви, описать несказуемое, передать непередаваемое словами. Как можно объясниться в любви художественным языком вот этого самовыразившегося через кучу дерьма дикаря? Они немы, им нечего, нечем, не о чем говорить. Но хочется. Поэтому они гадят. Пачкают. Ляпают.

По этой причине с ними не должны разбираться искусствоведы. С ними должна разбираться полиция. Жестко и бескомпромиссно. Как с любой шпаной, оскорбляющей общественный порядок.
Уже и разбирается.

Борис Якеменко