Писатель и историк Борис Якеменко выступил в защиту книг – не электронных, а традиционных, из бумаги, отпечатанных в типографиях.
«Сегодня адепты цифровой эпохи все громче заявляют о «конце книги», отменяют ее, как явление. «Зачем их любить? – спрашивает один из них, – время книги ныне кончается. Книга умирает, и какая может быть любовь к покойнику – только память, грусть, печаль. Мы возвращаемся к картинкам, теперь уже движущимся… Чтобы из буковок составить слова, из слов образы, необходима умственная работа. Картинка же воспринимается непосредственно, без какого-либо усилия… На смену культуре чтения пришла аудиовизуальная культура, культура звучащих и бегущих картинок». На саммите в Давосе 2008 года среди четырех важнейших событий ближайших 15 лет было названо исчезновение книг.
Здесь интересно то, что что человечество, осудившее книжные костры в Берлине, спокойно принимает глобальное уничтожение книг. Оказывается, книги не обязательно жечь, как халиф Омар и Геббельс, – можно просто объявить существование книги ненужным. И всё. Все радостно повторяют: «Скоро потребность в книгах отпадет». Сегодняшний халиф Омар говорит: «если то, что есть в книгах, — есть и в интернете, то книги не нужны; а если этого в интернете нет – тогда зачем эти книги?». Но посткнижный мир это по определению мир постхристианский, лишенный исторической памяти, а значит и связи времен. А значит и истории.
Постхристианский, посткнижный мир это мир, где книга полностью поглощена компьютером, где книга стала архаизмом, подобным каменному рубилу под музейным стеклом. Безусловно, книга в айпаде это удобно, легко и практично (правда, большие объемы текста читать в электронном варианте сложно), с одной только разницей. Это уже не книга. Это просто текст, механическая функциональная основа, остов. И было бы ошибкой думать, что трансформация книги в планшет это формальное внешнее, не распознаваемое в системе социокультурных координат, действие, отражающее естественный процесс наступления цифровой эпохи.
Можно вспомнить, что переход от античности, в которой написанный текст был второстепенен по сравнению с риторикой, к христианству отразился, в том числе и во внешних формах, выразившихся в переходе от свитка к кодексу. Замена же кодекса на компьютерный дисплей по мнению Р.Шартье «производит более радикальный переворот, поскольку изменяются сами способы организации и структура носителя письменного текста». Это заставляет обратить внимание на амбивалентный характер восприятия книжной и компьютерной реальности. В обществе нормально воспринимается, когда человек общается с книгой, ее героями, это свидетельство глубокого проникновения в текст, установления таинственной духовной связи между автором и читателем, начало внутреннего преображения человека.
Но когда человек начинает общаться с компьютером, в лучшем случае на него начинают поглядывать с подозрением. В лучшем. Это проистекает из ментального осознания книжной и компьютерной реальности, как живой (первая), и мертвой (вторая). Непреложен тот факт, что компьютерные тексты и в целом сетевая реальность, населенная миллионами движущихся и говорящих персонажей, воспринимается как мертвая ирреальность, иной, холодный, бездушный, инфернальный мир. Поэтому большинство и ведет себя в сети иначе, нежели в повседневном мире. Книгу нельзя испачкать, порвать, сжечь, выбросить, наступить на нее ногой, она требует особого отношения. Она живая.
Разбить, сломать, выкинуть компьютер, отнестись к нему с пренебрежением и различными оттенками презрения есть норма жизни. Он мертвый. Некто сидит днями за книгой – молодец, будет толк. Засел в Интернете, часами не отрывается от экрана – знак беды, сигнал тревоги. Книга есть средоточие истины, компьютерный мир – вместилище лжи. От книги можно набраться сил, компьютер высосет из тебя все соки. Таким образом, полная замена книги на электронный текст есть сознательный выбор между жизнью и смертью в пользу смерти. То есть самоубийство».
Если вы согласны с автором или имеете свой, особый взгляд на эту тему – поделитесь своим мнением в комментариях к этому материалу.
