Я узнал, что я москаль, ещё в детстве. Родился я и жил в Горловке, в Центрально-городском районе. Это посёлок Мирный, машиностроительного завода имени Кирова, производившего угольные комбайны и сопутствующее шахтное оборудование. Термин «кластер» был тогда не известен, или просто не в ходу, но это был именно он: роддом, больница, ясли, детсад, школа №17, машиностроительный техникум, сам завод и его посёлок. Так же в посёлке жили и семьи шахтёров, спасателей, металлургов, работников коксохима и нынешнего «Стирола».
Вся эта рабочая братия ежедневно и еженощно по басовитым гудкам своих производственных монстров муравьиными потоками разбредалась по проходным и КПП, согласно смен и графиков. Мы невольно были участниками этого процесса. Знали, что и как гудит, по гудкам определяли время, точно знали, через сколько минут после определённого гудка на пороге появятся родители, бежали домой и садились имитировать приготовление уроков.
После прихода мам и пап у всех нас было одинаковое время, отведённое на то, чтобы наврать, что все уроки сделаны и мы очень устали, чтобы вновь вырваться на улицу. Бегали везде, по всем предприятиям и промзонам, где было особенно интересно и много всякого добра валялось без присмотра.
Особенно любили походы на горловский рынок, болтались между рядами, рассматривали всякие вещи и инструменты, фрукты-овощи и сладости. Продавцы нас угощали чем-нибудь вкусным или дарили какие-либо безделушки из неходового или бракованного ассортимента.
Среди продавцов бросались в глаза какие-то недобрые личности, со злыми глазами и раздражённым поведением. Торговали они тканями, одеждой, мёдом, деревянной посудой и ещё чем-то, забыл. Мужики худые, кадыкастые, горбоносые, одеты в тёмные пиджаки и рубашки и обязательно на головах фуражки-восьмиклинки. Женщины такие же, только на головах цветастые платки, яркие и для нас необычные. У всех были вставные зубы белого или жёлтого металла, такое ощущение, что вставлены небрежно кое-как. Говорили они даже между собой быстро, раздражённо, глотая слова и, непонятно, на каком языке. Вроде украинский, вроде бы и нет, знакомые слова проскакивают, но увязаны в неразборчивые предложения. Покупателям отвечали с неохотой и не вежливо. Я что-то у них спросил. Мне не ответили. Потом что-то злобно прострекотали на своём сорочьем языке, добавив в конце: «Ууууу! Москалюка!». Чуть дальше по рядам меня ещё раз назвали москалём без особой на то нужды. Слово было совершенно незнакомое. Вернее, из произведений Т.Г.Шевченко я знал, что москаль – это солдат, но причём здесь я? Пришёл домой, рассказал о событиях Дедусю. Он мне поведал, что это западенцы, проще, бандеровцы, чем и гордятся, а мы – жители и граждане Восточной Украины для них ненавистные враги и МОСКАЛИ, только потому, что дружно живём с Россией, с которой граничим и имеем русские корни. Объяснил, что ничего плохого они сделать не смогут, но всё же походить мне к ним не стоит, могут испортить настроение. Засмеялся, подтолкнул к калитке: «Иди, бегай! Москалик!».
Это был далёкий 1969 год, 20 лет спустя после войны Великой Отечественной и за 45 лет до войны в Горловке… Враг тот же и он всё-таки добрался до наших хат и наших семей. Ответный и последний визит к нему сейчас в процессе. Долги надо возвращать.
