Скоро вопросу деления акватории Каспийского моря между пятью странами исполнится 20 лет. Почему каспийская пятерка никак не договорится? Как отразятся на военном присутствии на Каспии российские бомбардировки по Сирии? На эти и другие вопросы медиапортала 365info отвечает эксперт, доктор исторических наук, профессор Александр Князев.
Мы делили апельсин…
— Пять стран делят акваторию моря уже 19 лет. Есть ли хоть какой-то шанс у затяжных переговоров на разрешение проблемы?
— Интересы всех пяти государств на Каспии очень разные. Условно поделим пятерку на две группы. Для России и Ирана Каспийское море не является источником энергоресурсов — это не везде целесообразно экономически, да и основной энергетический потенциал России находится в Западной Сибири, для Ирана каспийские энергоресурсы также вторичны, основные находятся на юге, в том числе крупнейшее в мире газовое месторождение Южный Парс.
Для России и Ирана Каспий важен как зона, обеспечивающая безопасность, ведь для них — это «внутреннее море на заднем дворе». Неподалеку — неспокойный для России Северный Кавказ, плюс Северное Поволжье тоже претендует на зону нестабильности в любой момент. Поэтому для России, например, важно не допустить какой-либо дестабилизации, сохранять Каспий в мирном состоянии. Вообще, безопасность — ключевой аспект переговорного процесса о статусе Каспийского моря. Об этом свидетельствует даже простой контент-анализ содержательной части достигнутых в результате многолетних переговоров соглашений и деклараций. Можно с уверенностью утверждать, что большая часть согласованных совместных документов приходятся именно на сферу безопасности.
Но для Казахстана, Туркмении и Азербайджана Каспийское море — это еще и основной источник энергоресурсов, а значит, и доходов. То есть, налицо принципиально важное расхождение интересов.
Еще один важный момент, который мешает договориться, — вопрос коммуникаций. Для России и Ирана Каспий — это торговые коммуникации, не связанные с глобальными энергоресурсами, тогда как для Казахстана, Туркмении и Азербайджана — это вопрос транзита именно энергоресурсов. Причем в силу существующего геополитического расклада вопрос о транзите углеводородов через Каспий сразу превращается в вопрос о том, что этот транзит будет конкурентным для России и Ирана. Снова возникает препятствие в решении «каспийского» вопроса.
Подливает масла в огонь непрекращающийся спор между Азербайджаном и Туркменией по месторождению «Сердар». Известны случаи, когда конфликты этих стран доходили до стадии, близкой к военной.
Для Казахстана, Туркмении и Азербайджана очень важен вопрос определения береговой линии — что относить к внутренним водам. Потому что на шельфе есть месторождения разной удаленности от берега.
Поэтому сейчас лучше принимать временные решения. Между Россией, Казахстаном и Азербайджаном граница условно проведена. Конфликтов и каких бы-то ни было проблем нет. Конфликты есть между Азербайджаном и Туркменией, между Азербайджаном и Ираном, между Туркменией и Ираном. Задача этих стран — договориться хотя бы между собой.
— Кроме экономики и политики на Каспии также не решен вопрос военного присутствия. Отдельные страны открыто принимают различную военную помощь от некаспийских стран, начиная от образовательной и заканчивая технической. Разве нельзя принять какой-то единый документ, который бы четко формулировал эти вопросы?
— Во-первых, Россия доминирует на Каспии несравнимо ни с кем. Российская Каспийская флотилия в последние годы стала очень мощной военной силой. Иранцы немного свой флот наращивают. Казахстан занимает умеренную позицию: в основном на Каспии представлены береговые системы охраны – от браконьерства и контрабанды. Азербайджан время от времени ведет себя провоцирующе: то появятся инструкторы из Black Water, которые тренируют азербайджанскую морскую пехоту, то израильские инструкторы-летчики летают вдоль иранской границы.
Конечно, присутствие некаспийских военных напрягает пятерку. И этот вопрос, безусловно, должен быть решен. Политическое решение есть — Бакинская декларация каспийской пятерки о недопущении военного присутствия некаспийских стран, подписанная в ноябре 2010 года. Но этот документ носит общий характер. Бакинское соглашение с формулировкой о недопущении некаспийского военного присутствия изначально в реальности касалось трех стран: Азербайджана, Туркменистана и в меньшей степени Казахстана.
Трудно же представить базирование сил ВМФ западных, да и иных некаспийских стран в иранском порту Бандар-Энзели, в российских Каспийске или Астрахани…
По сути, соглашение было и является гарантией для России и Ирана со стороны Баку, Ашхабада и Астаны. Но без его наполнения реальными механизмами контроля и создания доверия эти гарантии могут оказаться эфемерными, а сама ситуация – конфликтной.
— В конце концов, разных инструкторов можно объяснить проводимыми учениями…
— В Казахстане в Атырау бригаду береговой охраны тренируют американцы. Это присутствие или неприсутствие? Вопрос спорный. Во-первых, должен быть определенный критерий, что есть «присутствие». Если инструкторы, то вооруженные или невооруженные? Сколько их, по какой программе работают? И так далее. Только при наличии четких параметров можно будет и продумать меры доверия.
Например, когда ШОС была еще Шанхайской пятеркой, одним из первых позитивных решений было принятие соглашения о демилитаризации 100-километровой приграничной зоны, в рамках который был утвержден график взаимных проверок, когда создаются комиссии из представителей всех стран-участниц, полномочные контролировать выполнение условий договора всеми участниками.
В конце концов, запретить Азербайджану пользоваться технической военной помощью других стран мы же не можем. Но и на Каспии тоже можно было бы определить какую-то приграничную зону, которая, кстати, обязательно должна учитывать площадь государства.
Если, предположим, военное присутствие некаспийских стран запретить на площади 500 километров приграничной зоны, то для Азербайджана — это вся страна, а для Казахстана или России — всего кусок береговой линии.
Решение о военном неприсутствии некаспийских стран должно быть конкретизировано, нужна выработка механизмов его реализации и контроля. Есть иранская пословица – «эттемод дашта бошид аммо тафтиш кунид» – она очень легко переводится на русский язык: «Доверяй, но проверяй»…
Мощь Каспийской флотилии России нервирует многих
— Недавно Каспийская флотилия России осуществила ракетные удары по Сирии. Оговорена ли какими-то документами каспийской пятерки возможность любого из 5 государств осуществлять активные военные действия с Каспия?
— Такой регламентации межкаспийскими договоренностями, насколько я знаю, не предусматривается, как и вообще каких-то ограничений по военным силам на Каспии. Так что никаких соглашений с каспийскими партнерами Россия в данном случае не нарушила. Тем более, что говорить о возможности какого-либо ответного удара не приходится, и интересы безопасности других каспийских стран не затронуты.
Можно предположить, что такого рода использование сил Каспийской флотилии могло предварительно обговариваться на высшем уровне с некоторыми из руководителей.
Ну, наверняка, в курсе были в Тегеране, поскольку российские ракеты пересекали значительный участок иранской территории. Возможно, в курсе мог быть президент Казахстана, ближайшего из союзников России.
А в целом, теперь у всех должно установиться новое понимание российских военных возможностей в регионе. Это относится даже, наверное, не столько к каспийским странам, сколько к другим игрокам, кто возжелал бы дестабилизации Прикаспия. И Каспийская флотилия в данном случае становится гарантом общей каспийской безопасности.
— Возможно ли усиление военного потенциала на Каспии со стороны других прикаспийских стран?
— Это усиление происходит уже много лет. Маловероятно, что кто-то сможет конкурировать в этом плане с Россией, да вряд ли кто-то к этому и стремится. В этом вопросе в акватории Каспия нет как таковой конкуренции. Для Астаны, Баку и Ашхабада военные силы в этом регионе важны с точки зрения противодействия угрозам непрямого военного характера – я уже упоминал браконьерство, а еще есть разнообразная контрабанда, есть наркотрафик, есть угрозы террористического характера, в том числе в отношении нефтегазовых объектов.
Между Россией и Ираном существует хорошее взаимодействие по военным вопросам на Каспии, Казахстан имеет самые тесные отношения военного сотрудничества с Россией, это союзнические отношения. Есть взаимодействие РФ с Азербайджаном.
Не всегда адекватна политика Туркменистана с его нейтралитетом, при том, что в отношении этой страны сейчас угрозы и риски стремительно растут с афганского направления. Но к Каспию это пока прямого отношения не имеет.
В течение нынешнего года пока на уровне отдельных заявлений проявлялось стремление США к военному присутствию в Туркмении. Случись такое, конечно, это может критически изменить ситуацию в этой части региона. Появление американского контингента в Прикаспии заставляет задуматься о создании оси, которая будет носить, безусловно, антироссийский и антииранский характер: Кабул-Ашхабад-Баку-Тбилиси. Но это пока все гипотетическое. Да и нынешняя ближневосточная ситуация у многих может поменять планы…
— В интернете появилась графика радиуса действия российских ракет, дислоцированных на Каспии. Это не вызывает в зоне их действия какую-то нервозность?
— Вызывает, конечно. Это, в том числе, показывает и челночная арабская дипломатия – визиты в Сочи наследного принца Абу-Даби Аль-Нахайяна и министра обороны Саудовской Аравии принца Мухаммада ибн Салмана. Но я считаю, сейчас нужно посмотреть, как вообще изменится мир по итогам войны в Сирии и происходящего вокруг нее.
В глобальном смысле, ведь российская военная операция в Сирии, включая применение крылатых ракет, имеет в первую очередь геополитические, а не военные смыслы.
И Каспийская флотилия становится фактором влияния в пространстве от Стамбула до Исламабада и, конечно же, будет приниматься во внимание в монархиях Персидского залива, где, кстати, в Саудовской Аравии, Бахрейне, Катаре и Кувейте находится около двух десятков американских военных баз.
Администрация США еще в начале «холодной войны» объявила зону Персидского залива «зоной жизненных интересов». Военно-воздушная база США «Принц Султан», расположенная вблизи Эр-Рияда, используется как центр управления полетами в воздушном пространстве от Ближнего Востока до Пакистана. В Бахрейне расположена крупная база ВМФ США со штабом 5-го оперативного флота ВМС США, в Катаре три базы и мобильный командно-коммуникационный центр, дублирующий штаб-квартиру Центрального командования США в Тампе в штате Флорида. Поэтому нервозность происходит не только в столицах арабских монархий, она куда более глобальна.
Александра Алёхова,
365info.kz
