В полночь произошло что-то необычное в наших краях: случился июльский дождь, похожий на ливень. Как будто тучи заблудились и, перепутав полупустыню с тропиками, сбросили живительный груз не по месту назначения.
Новенькая Хонда турецкой сборки резво наматывала асфальт, почерневший от вчерашнего пекла и до блеска отмытый ночным ливнем. В салоне внедорожника пахло автосборочным цехом, гулял влажный прохладный ветерок. Впереди, вальяжно покачивая внушительным багажником с огромными хромированным кольцами, напоминающими олимпийские, неслась серебристая Ауди представительского класса. За рулем сидел Анатолий Гужвин. Он пригласил меня на открытие базы отдыха в Енотаевском районе.
Путь не близкий, хорошая дорога, блестящие кольца и броские номера стали заметно утомлять. Захотелось поджать хотя бы за сотню и обогнать иномарку, но всё откладывал. Внутренний голос разубеждал, впереди все-таки не рядовой человек, тем более показывает дорогу. Это будет как неуважение к старшему, решит, что нарисоваться захотел. Нет, ребячество тут неуместно. С другой стороны, что тут неудобного и какой он мне начальник. Местных телепатронов столичные чиновники уже перевели в федеральное подчинение. На всякий случай – наверное, чтобы не мешали предстоящей централизации. Власть, претендующая на народную любовь, поняла, что без телевизора ей не обойтись. Роль телевизионных начальников, переподчинённых центру, сразу возросла. Так что, можно сказать, мы на равных. Но чинопочитание у нас в крови. Это точно какое-то фантомное почтение к начальствующим согражданам.
Отношения власти и простого люда складывалась в России совершенно в других условиях, нежели в странах Европы. Представления о том, что можно человеку при власти, а что нельзя, базируется на уникальной системе традиционных взглядов на саму природу сакральности власти, унаследованной чуть ли не со времен средневековой Руси, а также на болезненном опыте коммунистического правления.
В послесоветский период российское общество пыталось обновиться. Процесс массовой приватизации государственного имущества должен был заложить прочные основы правовых, цивилизованных отношений между властью и народом, опирающихся на принципы права и неприкосновенности частной собственности. Но приватизация обернулась разделом государственных активов между бывшей номенклатурой и приближёнными к власти людьми. Высшие чиновники, распределявшие «народное достояние», не устояли от соблазна урвать себе большую часть общественного пирога. Начальники вдруг сильно разбогатели…
Это, кстати, хорошо понимал Анатолий Петрович. И искренне переживал. В начале нулевых главы регионов мало что могли радикально изменить до того, как лишились бы должности. Но было немало ситуаций, когда губернаторское слово, на мой взгляд, могло не допустить или не усугублять острые местные проблемы. Например, пресловутая бурная точечная застройка центральных районов Астрахани иногородними инвесторами. Старожилам это не понравилось. «Надо развивать территорию. С собой недвижимость не заберут…» – считал Анатолий Гужвин. Может, он был и прав, но сегодня мне так уже не кажется.
Познакомились мы с Анатолием Петровичем на самом излёте его секретарской карьеры в Камызякском районе. На отчётно-выборной партконференции в одном из рыболовецких колхозов. Я был командирован областной газетой написать об этом событии, конечно, не случайно. С докладом там выступал первый секретарь райкома партии Гужвин. Он заметно отличался от знакомых мне партийных боссов интеллигентностью и даже мягкостью. Его не распирало от надутой значимости.
Газетный отчёт получился пятьдесят на пятьдесят, что было даже в середине восьмидесятых довольно опрометчиво. Хвалебные опусы о партийных достижениях уже стали разбавляться абзацами об отдельных недостатках. Но строго по норме. Я перестарался, посвятив недочётам чуть ли не половину газетного материала. Вместо ожидаемой похвалы получил сдержанные ухмылки от старших коллег. Вряд ли они позавидовали юношеской прыти, скорее молчаливо предупредили или даже осудили выскочку из установленных правил.
На следующий день мне позвонил Гужвин. По простому городскому телефону, что было необычно для начальников такого ранга. Про отчёт ничего не сказал, но попросил исправить ошибку в фамилии знатного передовика района – орденоносца. Это была моя непросительная оплошность. С такими проколами тогда было очень строго. Гужвин меня не сдал. Камызякский район стал приоритетным для моих командировок, пока Анатолия Петровича не перевели в обком партии.
…Ауди стала притормаживать и потом резко повернула направо, спустившись с асфальта на рыхлую песчаную дорогу. Даже не дорогу – глубокую, как высохшая горная речушка, колею среди выжженных барханов. Машина тяжело заурчала и пошла как по ватному одеялу. По сторонам были утыканы свежевыкрашенные указатели. Сразу видно, тут ожидают непростого гостя.
Не люблю шумные застолья и помпезные встречи. Это, наверное, детская травма: мама заставляла меня петь на вечеринках, чтобы показать способности единственного ребенка. Зная её характер, неизвестно, как сложилась бы моя жизнь. Но астраханская мореходка избавила советскую эстраду от безголосого солиста.
По новостройкам у Волги мы пробежали большой гурьбой-свитой, особо не задерживаясь. Добротные, современные и удобные квартирки у самой реки, конечно, понравятся туристам. Московские хозяева базы решили обосноваться тут всерьёз и надолго. Но больше всего поразил праздничный стол. Чего на нём только не было. Икра и разные балыки в промышленных масштабах.
Под занавес подали домашнее пиво с огромными ярко-оранжевыми раками. Ну и пиво! Никогда больше не пробовал такого чудесного напитка, который москвичи сварили на базе. В начале нулевых это было в большую диковинку. А раки, раки…
Дорога обратно показалась длиннее и скучнее, хотя скорость заметно возросла. Под прямыми лучами жгучего солнца кондиционер уже не справлялся. Гужвин действительно торопился, потому что стрелка автомобильного спидометра сразу прилипла к цифре 120. Я не отставал.
Не успел подумать, как слева за барханом нарисовался пост ГАИ. Меня передёрнуло как затвор автомата. Руки задрожали вместе зубами. Пальцы машинально вцепились в руль. По этим признакам, кстати, опытные инспекторы определяют нервничающих нарушителей за километры. Но когда сразу трое гаишников вдруг направились к проезжей части, в кровь вместо адреналина будто впрыснули кислоту страха. Какой кошмар. Первый раз выехать без водителя и так позорно вляпаться. Не отмыться теперь никогда!
Я неожиданно стал смеяться и судорожно махать рукой, показывая инспекторам на машину позади меня. Может, это как-то их отвлечет. Но на меня никто даже не посмотрел. Гаишники, вытянувшись в приветствии, отдавали честь машине Гужвина. Слава богу, что Петя не обогнал меня, когда я притормозил, а двигался почти вплотную.
Проехав злосчастные Замьяны и кое-как придя в себя, я осторожно прижался к обочине. Пропустил вперёд Петю водителя, который спас дядю Колю от крупных неприятностей. И больше не отпускал хромированные кольца, похожие то ли на олимпийские, то ли на свадебные. Разъехались мы у нового моста через Волгу. До моего гаража оставалось два квартала, на которых не бывает гаишников. Да и лицо, побелевшее от нервного потрясения, приобрело обычный цвет. От предательских промилле за время в пути мало что осталось. Сохранился урок на всю оставшуюся жизнь.
AST-NEWS.ru
Новенькая Хонда турецкой сборки резво наматывала асфальт, почерневший от вчерашнего пекла и до блеска отмытый ночным ливнем. В салоне внедорожника пахло автосборочным цехом, гулял влажный прохладный ветерок. Впереди, вальяжно покачивая внушительным багажником с огромными хромированным кольцами, напоминающими олимпийские, неслась серебристая Ауди представительского класса. За рулем сидел Анатолий Гужвин. Он пригласил меня на открытие базы отдыха в Енотаевском районе.
Путь не близкий, хорошая дорога, блестящие кольца и броские номера стали заметно утомлять. Захотелось поджать хотя бы за сотню и обогнать иномарку, но всё откладывал. Внутренний голос разубеждал, впереди все-таки не рядовой человек, тем более показывает дорогу. Это будет как неуважение к старшему, решит, что нарисоваться захотел. Нет, ребячество тут неуместно. С другой стороны, что тут неудобного и какой он мне начальник. Местных телепатронов столичные чиновники уже перевели в федеральное подчинение. На всякий случай – наверное, чтобы не мешали предстоящей централизации. Власть, претендующая на народную любовь, поняла, что без телевизора ей не обойтись. Роль телевизионных начальников, переподчинённых центру, сразу возросла. Так что, можно сказать, мы на равных. Но чинопочитание у нас в крови. Это точно какое-то фантомное почтение к начальствующим согражданам.
Отношения власти и простого люда складывалась в России совершенно в других условиях, нежели в странах Европы. Представления о том, что можно человеку при власти, а что нельзя, базируется на уникальной системе традиционных взглядов на саму природу сакральности власти, унаследованной чуть ли не со времен средневековой Руси, а также на болезненном опыте коммунистического правления.
В послесоветский период российское общество пыталось обновиться. Процесс массовой приватизации государственного имущества должен был заложить прочные основы правовых, цивилизованных отношений между властью и народом, опирающихся на принципы права и неприкосновенности частной собственности. Но приватизация обернулась разделом государственных активов между бывшей номенклатурой и приближёнными к власти людьми. Высшие чиновники, распределявшие «народное достояние», не устояли от соблазна урвать себе большую часть общественного пирога. Начальники вдруг сильно разбогатели…
Это, кстати, хорошо понимал Анатолий Петрович. И искренне переживал. В начале нулевых главы регионов мало что могли радикально изменить до того, как лишились бы должности. Но было немало ситуаций, когда губернаторское слово, на мой взгляд, могло не допустить или не усугублять острые местные проблемы. Например, пресловутая бурная точечная застройка центральных районов Астрахани иногородними инвесторами. Старожилам это не понравилось. «Надо развивать территорию. С собой недвижимость не заберут…» – считал Анатолий Гужвин. Может, он был и прав, но сегодня мне так уже не кажется.
Познакомились мы с Анатолием Петровичем на самом излёте его секретарской карьеры в Камызякском районе. На отчётно-выборной партконференции в одном из рыболовецких колхозов. Я был командирован областной газетой написать об этом событии, конечно, не случайно. С докладом там выступал первый секретарь райкома партии Гужвин. Он заметно отличался от знакомых мне партийных боссов интеллигентностью и даже мягкостью. Его не распирало от надутой значимости.
Газетный отчёт получился пятьдесят на пятьдесят, что было даже в середине восьмидесятых довольно опрометчиво. Хвалебные опусы о партийных достижениях уже стали разбавляться абзацами об отдельных недостатках. Но строго по норме. Я перестарался, посвятив недочётам чуть ли не половину газетного материала. Вместо ожидаемой похвалы получил сдержанные ухмылки от старших коллег. Вряд ли они позавидовали юношеской прыти, скорее молчаливо предупредили или даже осудили выскочку из установленных правил.
На следующий день мне позвонил Гужвин. По простому городскому телефону, что было необычно для начальников такого ранга. Про отчёт ничего не сказал, но попросил исправить ошибку в фамилии знатного передовика района – орденоносца. Это была моя непросительная оплошность. С такими проколами тогда было очень строго. Гужвин меня не сдал. Камызякский район стал приоритетным для моих командировок, пока Анатолия Петровича не перевели в обком партии.
Приятельские отношения постепенно переросли, можно сказать, в дружбу. Гужвин был откровенен в разговорах на любые темы и часто поддерживал меня, когда кто-то из окружения пытался подпортить раздражающие доверительные наши отношения. Но бросаться на амбразуру за товарища Анатолий Петрович точно не стал бы. Это золотое правило профессиональных политиков. Выживают только самые прозорливые и выносливые.Так случилось в тревожно-постановочные августовские дни фейкового государственного переворота 1991 года. Когда в Москве власть окончательно перешла к Ельцину и его команде, резко активизировались местные «антикоммунисты» – вчерашние профессиональные соловьи марксизма-ленинизма, высокооплачиваемые функционеры парткомов и испугавшаяся возможных неприятностей партийно-хозяйственная номенклатура. Они быстро отыскали местных пособников московской хунты. Ими стали… руководители областных средств массовой информации. Ораторы поливали выдуманными упрёками от всей души, стараясь показать свою давнюю преданность новой власти. Гужвин сочувственно наблюдал с президиума, но не вмешивался. Так Егоркин вошёл в историю чуть ли не единственным героическим защитником советской власти в Астраханском крае. Во всяком случае, в решении сессии областного совета упомянута лишь одна фамилия местного гэкачеписта – Егоркина Н. В.
…Ауди стала притормаживать и потом резко повернула направо, спустившись с асфальта на рыхлую песчаную дорогу. Даже не дорогу – глубокую, как высохшая горная речушка, колею среди выжженных барханов. Машина тяжело заурчала и пошла как по ватному одеялу. По сторонам были утыканы свежевыкрашенные указатели. Сразу видно, тут ожидают непростого гостя.
Не люблю шумные застолья и помпезные встречи. Это, наверное, детская травма: мама заставляла меня петь на вечеринках, чтобы показать способности единственного ребенка. Зная её характер, неизвестно, как сложилась бы моя жизнь. Но астраханская мореходка избавила советскую эстраду от безголосого солиста.
По новостройкам у Волги мы пробежали большой гурьбой-свитой, особо не задерживаясь. Добротные, современные и удобные квартирки у самой реки, конечно, понравятся туристам. Московские хозяева базы решили обосноваться тут всерьёз и надолго. Но больше всего поразил праздничный стол. Чего на нём только не было. Икра и разные балыки в промышленных масштабах.
Под занавес подали домашнее пиво с огромными ярко-оранжевыми раками. Ну и пиво! Никогда больше не пробовал такого чудесного напитка, который москвичи сварили на базе. В начале нулевых это было в большую диковинку. А раки, раки…
Дорога обратно показалась длиннее и скучнее, хотя скорость заметно возросла. Под прямыми лучами жгучего солнца кондиционер уже не справлялся. Гужвин действительно торопился, потому что стрелка автомобильного спидометра сразу прилипла к цифре 120. Я не отставал.
Перед Замьянами дорога особенно напоминает гигантские волны в океане песка, весной тщательно замаскированного зеленью. Выбрав участок поровнее, решил всё-таки обогнать Гужвина. Какая муха меня укусила. А сколько поступков мы совершаем, которые не объяснить потом ни логикой, ни здравым смыслом?Поравнявшись, увидел, что машиной Гужвина управляет его сынишка Петя. Анатолий Петрович дремлет, прижавшись к ветровому стеклу. Обогнав, я взглянул на зеркало заднего обзора, чтобы убедиться в правильности маневра. И, о, ужас! На меня смотрел рак в зеркальных очках! Мои щеки, нос, лоб были красного цвета. Боже, я же выпивший за рулем! Пьяный не пьяный, а физиономия явно нетрезвого человека. А если ГАИ?
Не успел подумать, как слева за барханом нарисовался пост ГАИ. Меня передёрнуло как затвор автомата. Руки задрожали вместе зубами. Пальцы машинально вцепились в руль. По этим признакам, кстати, опытные инспекторы определяют нервничающих нарушителей за километры. Но когда сразу трое гаишников вдруг направились к проезжей части, в кровь вместо адреналина будто впрыснули кислоту страха. Какой кошмар. Первый раз выехать без водителя и так позорно вляпаться. Не отмыться теперь никогда!
Я неожиданно стал смеяться и судорожно махать рукой, показывая инспекторам на машину позади меня. Может, это как-то их отвлечет. Но на меня никто даже не посмотрел. Гаишники, вытянувшись в приветствии, отдавали честь машине Гужвина. Слава богу, что Петя не обогнал меня, когда я притормозил, а двигался почти вплотную.
Проехав злосчастные Замьяны и кое-как придя в себя, я осторожно прижался к обочине. Пропустил вперёд Петю водителя, который спас дядю Колю от крупных неприятностей. И больше не отпускал хромированные кольца, похожие то ли на олимпийские, то ли на свадебные. Разъехались мы у нового моста через Волгу. До моего гаража оставалось два квартала, на которых не бывает гаишников. Да и лицо, побелевшее от нервного потрясения, приобрело обычный цвет. От предательских промилле за время в пути мало что осталось. Сохранился урок на всю оставшуюся жизнь.
Н. В. Егоркин
Экс-председатель телерадиокомпании «Лотос» (1989-2004 г.)
Астраханский областной общественно-политический еженедельник «Факт и компромат», №14 (724), 2017 г.
