Центр Астрахани. Людно. Рядом Кремль, магазины, кафе
Внимание среди других обращает на себя женщина. Она усиленно крестится правой рукой, а левую вытянула за подаянием.
Не из жалости (слишком уж не вяжется её облик с общеизвестным понятием – «нищенка»), но из интереса, как среагирует, кладу ей в руку несколько монеток мелочи. Она на несколько секунд перестала креститься и плутовски посмотрела по сторонам. Воспользовавшись заминкой, спрашиваю: как дошла до жизни такой? Хорошее подаяние, видимо, сработало. И она, пригласив меня присесть на стоящую рядом скамейку, стала рассказывать свою историю. Чувствовалось, что женщина не из простых – грамотная.
…Ой, милок, и не спрашивай. Конечно, не просто так пришлось милостыню просить. В трудном оказалась положении, как и многие. Помнишь, один за другим закрывались предприятия. В лихих девяностых это было. Наш завод тоже под раздачу попал – обанкротился. А может, и специально обанкротили. Народа безработного на бирже – пруд пруди. Всех записывали на очередь. Да что толку. На всех уволенных работы не хватало. В безработных оказалась и я. Не получив никаких предложений о работе, стала искать её самостоятельно. Нашла в одном из жэков. Дворничала полгода. Не понравилось. Вставать нужно рано. Подметать много. А платили с гулькин нос. Когда сказала своему хахалю, что уволилась, он отнёсся к этому сносно. Посиди, мол. Я ведь работаю. Он тогда инженером на баркасе работал. Может, слышал? Кличка у него была Толик-пароход. Но вскоре его выгнали. Кто будет алкаша держать? Получилось, что и он, и я – оба оказались безработными.
Как-то пришёл он домой «под кайфом». И прямо с порога: нашёл я тебе работу, Глаша, говорит. Заработок, по слухам, неплохой. Пойдёшь ты у меня милостыню просить. Поартачилась я, поартачилась, да и согласилась. Место мне Толик подобрал хорошее. Много народу ходит. До этого здесь Зайка сидела. Умерла, какого-то зелья на похмелку напилась. На первых порах стыдно было. А сейчас привыкла. Как на работу хожу. И на хлеб, и на водку зарабатываю. Правда, иногда тоже иду в загул дня на три-четыре. Ругаю себя за это. Но ничего сделать не могу. Этой моей слабостью Машка, стерва, подружка моя пользуется. Занять «хлебное место» норовит. Выхожу из загула – выгоняю. Вообще-то она в другом месте побирается. Но там дохода меньше.
Вдруг, спохватившись, сказала.
- И что это я так разоткровенничалась? Не знаю, кто такой? Откуда? А так душу изливаю. Может, ты из полиции. Но я ничего плохого не делаю. Просто зарабатываю на еду. Пенсию-то мне небольшую дали, самую минимальную. Сказали, что стажа маловато.
«Сами мы не здешние»
Шумит базар, гудит базар. Сквозь разноголосицу слышу щемящие душу причитанья.- Люди добрые! Подайте, кто сколько может! Сами мы не здешние. Здесь оказались проездом. На вокзале обокрали нас до нитки. Ничего не оставили. Вот теперь собираем на билет, чтобы до дома родного добраться.
Я пробиваюсь сквозь толпу на голос. Женщина – сорока лет. Рядом трое мальчишек: мал мала меньше. Старший по виду – школьник начальных классов. Остальные – дошколята. Сердобольных много. Подают охотно. В коробке из-под обуви солидная горка монет. Присматриваюсь к горемыкам. Батюшки, знакомые лица! Эту дружную компанию вижу в нашей маршрутке часто по утрам. Садятся на одной из промежуточных остановок. Сколько раз пытался представить, куда они ежедневно ездят? И вот нате вам, встретил. Может, ошибся? Решил подойти поближе. Нет, не ошибся. Старые знакомые в полном составе. Женщина, увидев меня, несколько смутилась. Видимо, узнала. Ведь те, кто часто ездит на одной и той же маршрутке, запоминают друг друга в лицо. При встречах здороваются, как давние знакомые.
Рядом со мной остановилась старушка и укоризненно покачала головой. Обращаясь ко мне, сказала:
- Знаю я эту особу. Это Людка, – она назвала фамилию, – живёт в соседнем с нашим домом. И детей у неё нет. Наверное, из неблагополучных семей ребятишки. Посулит им что-нибудь, вот они к ней и тянутся. Недавно появилась. До этого где-то пропадала. Говорят, в тюрьме сидела. Вышла. Работать не хочет. Вот и попрошайничает. Одной-то плохо подают. Вот она и приспособила детей. Народ у нас сердобольный. Горемычным всегда поможет. А тут дети с протянутой рукой. Как не помочь?
На них тоже наезжают
Круглолицый, курносый, в потёртом лоснящемся пиджаке мужчина бесцеремонно оттеснил старушку с насиженного места.– Извини, мать, если можешь. Нужно заработать на похмелку: шланги горят, – сказал он слегка заплетающимся языком. Помятое лицо, красные глаза говорили, что мужчина с глубокого запоя. – Ты здесь с самого утра. Хватит. Милостыню уже насобирала. Отдохни. Теперь я посижу.
Из распахнутых настежь церковных ворот доносилось пение. Хор тянул молитвенную песню. Заметив, что я наблюдаю, косящий под нищего стал демонстративно креститься на икону над входом в храм.
- Ну что уставился? – вдруг спросил он меня, - Проходи, не в зверинец пришёл.
- А ты, как вижу, совсем не такой, каким хочешь казаться, - говорю ему и бросаю в фуражку два рубля.
- Больше не нашлось? Видать, не богатый, а с портфелем ходишь.
- Жирно будет, если все десятки подавать станут.
- Не тебе мои деньги считать. Сколько наберу, все мои. Да и вообще, кто ты такой, чтобы я перед тобой отчитывался?
Я соврал с налета.
- Из госстатистики я. – говорю, - Собираю данные о количестве попрошаек в областном центре.
- О, да тебе и месяца не хватит, чтобы всех нас подсчитать. Но могу дать наводку, где наш брат обитает.
- Знаю и без тебя. Расскажи лучше о себе, – попытался я вызвать собеседника на откровенный разговор. И тут заметил, что одна рука у него висит вдоль туловища.
- Афганец, что ли?
Он долго молчит. То ли не хотел бередить душу воспоминаниями, то ли надоело отвечать на мои вопросы.
- А что это мне перед тобой отчитываться? Ты кто мне, брат, сват? Или для отчёта в свой талмуд запишешь?
- Может, и запишу, - ответил примирительно.
- Ну, если интересно, тогда слушай, - согласился он. И поведал довольную грустную историю.
Учился в школе, служил в армии. Пока служил, девушка, которая обещала ждать, вышла замуж. Казалось бы, забыть, выбросить из сердца. Но он поступить так не смог. Как-то решил «разобраться» во всём. Встретил соперника на Волге. Тот только что с рыбалки на моторке к берегу причалил. С ним рядом Матрёна, та самая, которую не мог забыть. Был бы трезвым, не стал бы, наверное, бросаться с кулаками на соперника. Но водка кружила голову, туманила ум. Завязалась драка. Тут и получил он удар веслом по плечу. Такой сильный удар, от которого рука словно плеть повисла. Такой и остался, хоть и много лет прошло.
За разговором не заметили, как к нам подошли двое: крепко сложенные, сильные, наглые.
- Ну как дела, Витёк? - спросил один из них. – Вижу, неплохо. Давай гони положенное.
Витёк отсчитал, сколько положено.
- А это что за фраер около тебя крутится? Не мент ли часом? – спросил тот, который получил «откат» от Витка.
- Не бойся, Колян. Зла не сделает. Из госстатистики. Какие-то данные собирает.
Помельтешив несколько минут, незваные гости ушли. А Витёк с грустью сказал:
- Вот так всегда. Только наберёшь немного, они тут как тут. Где бы ни находился. Делиться заставляют.
Зазвенели колокола. Из церкви стал выходить народ. Потянулись к другим «хлебным местам» и побирушки. Одни – поближе к рынкам, другие – поближе к торговым центрам. Ближе к церковному входу потянулись остальные.
Борис Касаткин, астраханский областной общественно-политический еженедельник «Факт и компромат»
